стал. Одно меня удивляло. Почему, если империю создали люди, они сами торговали людьми же? Ведь если бы к власти пришли эльфы, мы все были бы свободными. Сначала я решил, что хаары порабощали только снегов, считая их людьми другого сорта, но позже убедился, что кандалы надевали на всех без разбору.
Ехали мы несколько суток. Раз в день нас кормили, и это было хорошо. Я спокойно сидел в углу клетки и ночью, глядя на россыпь звезд над головой, думал, что все складывалось даже неплохо. У меня была еда, и я ехал в самое сердце империи. А туда-то мне и надо было.
За ту неделю я окончательно убедился, что у судьбы был замысел насчет меня. Я смотрел на своих товарищей по несчастью и улыбался, а они, наверное, считали меня душевнобольным.
На одной из многочисленных остановок в местных городках и деревнях, где нас время от времени выгоняли из клетки, чтобы продать какому-нибудь крестьянину для работ, я встретил человека, ставшего мне лучшим другом на всю жизнь.
Вытолкав из клетки на центральном рынке, работорговцы выстроили нас в ряд, и почти целый день мы позволяли себя разглядывать. Эльфы малопригодны для хозяйственных работ, это известно всем, а потому крестьяне смотрели в мою сторону в последнюю очередь. Я был рад, что меня никак не удавалось продать, а потому после очередного отказа нагло улыбнулся одному из хозяев.
Это был здоровый мужлан, один кулак которого был размером с две трети моей головы. Он схватил меня за ворот рубахи, поднял в воздух и швырнул в грязь.
– Будешь тут лыбиться, тварь ушастая! – прорычал он и, прежде чем я успел подняться, с силой ударил ногой в живот.
Покупатели посмотрели на него с ужасом и попятились. Я закряхтел, потом получил еще несколько ударов, пока, наконец, мужика не оттащили его же подельники.
– Ты чего, сдурел? – кричали они.
Обо мне на время забыли. Я лежал в луже и пытался прийти в себя. Почему-то все равно хотелось улыбаться. Вопреки всему. Я стал медленно подниматься на ноги. Послышался скрип колес. Небольшая повозка, запряженная мулом, въехала колесом прямо в лужу и остановилась. С козел спрыгнул худой белокожий паренек и уставился на меня. Я улыбнулся ему.
Улыбнувшись в ответ, паренек наклонился и взял в руки тяжелую цепь, которая сковывала мою левую ногу.
– Я беру его, – сказал паренек работорговцам. Они вдруг разом замолчали и повернулись к нему.
– Пошел прочь, мальчишка! – прикрикнул все тот же мужлан.
– Тихо ты, – остановил его другой. – У тебя есть деньги? – обратился он к пареньку.
– Нет, – он смотрел на него снизу вверх, но держался так уверенно, что мне сразу понравился. – Но если не отдадите его, то скоро все умрете, – продолжал он. Работорговцы нахмурились. – Этот эльф болен рованской лихорадкой.
– Какой еще лихорадкой? – удивились мои хозяева. – Никогда о такой не слышали.
– Посмотрите на его предплечья, – продолжал паренек. – Там ожоги. Раньше на их месте были язвы. Говорю вам, этот эльф болен. Если не хотите умереть, оставьте его.
Работорговцы начали озадаченно перешептываться. Паренек выразительно посмотрел на меня, и я, наконец, понял, что он хотел и зачем врал о лихорадке. Я резко упал в лужу и набрал в рот воды.
– Эй, смотрите! – крикнул кто-то из собравшихся зевак.
Я принялся кататься по земле и пускать изо рта пену.
– Бедный мальчишка, – вздохнул кто-то сочувственно. Работорговцы же отпрянули в сторону и начали спешно собираться. День тогда у них выдался не из удачных.
Мой юный спаситель поднял цепь.
– Мой брат – лучший в мире лекарь, не волнуйтесь. Рован обнаружил эту лихорадку, он ее и вылечит! – громогласно заявил он и, прикрепив мою цепь к телеге, потянул своего мула за уздцы. И я вынужден был отправиться следом.
Итак, дорожка моей судьбы снова повернулась. До самого дома мы не разговаривали, и я послушно плелся за телегой, гадая, зачем же понадобился этому нескладному мальчишке с густой немытой шевелюрой и горящими зелеными глазами.
Позже я не мог насмотреться на них. И дело не в изумительном оттенке чистой зелени, так редко встречающемся у людей. Эти глаза светились почти в буквальном смысле. Я смотрел в них и видел чистую и светлую душу, ясный ум и доброе сердце. Конечно, по-настоящему вглядеться я смог не сразу. Да и в день нашей встречи мне и в голову не пришло, что когда-нибудь захочу.
Дом, где жил мой спаситель, совершенно не соответствовал его облику голодранца, да и архитектурой не вписывался в тот убогий городишко. Это был настоящий особняк, окруженный каменной стеной. Парень повел нас мимо главных ворот на задний двор, где отправил мула в конюшню и, как будто забыв обо мне, принялся разгружать телегу. Я видел, как дрожали его руки, когда он брался за огромные мешки.
– Хочешь, помогу? – подал я голос.
Паренек остановился и посмотрел на меня.
– Я Прис, – представился он.
– Оринг, сын Найтин… – я осекся, поняв, что больше не считаю себя его сыном.
– В имени слишком много прошлого, – заметил Прис.
– Мое прошлое мне уже больше не нужно, – отозвался я.
– Тогда я буду звать тебя Лансом, – Прис протянул мне руку.
Я не знал тогда об этом обычае у людей, а потому только непонимающе уставился на его круглую, как лепешка, ладонь.
– Погоди, – он побежал в конюшню и вернулся с молотом. Несколько звонких ударов, и я снова был свободен.
– Здесь растения для моего брата, – пояснил Прис, беря один из мешков. – Их надо хранить в сухом и темном месте.
– А зачем ему растения? – спросил я, хватаясь за другой мешок. В нос ударил запах свежескошенной травы.
– Рован пытается изобрести эликсир вечного здоровья или что-то вроде того, – пожал плечами Прис и добавил: – Он – гений.
Как будто этого объяснения было более чем достаточно.
– Почему Ланс? – поинтересовался я, когда с работой было покончено.
– Так звали мою собаку, – простодушно ответил Прис и задорно улыбнулся.
Так вместе с новым именем я получил новую жизнь. Оказалось, что Прис и Рован принадлежали к знатному роду снегов, с которым двести лет назад породнилась боковая ветвь императорской семьи. Родители их жили в Хаарглейде и служили при дворе,
