мужчины. Учишься принимать потери как часть своего существа и притворяться, будто не оплакиваешь каждую разорванную связь.
Я забыла, что любовь может проникать так глубоко, быть такой надежной. На ветвях этого дерева можно было построить жизнь. И его крона приютила бы будущее поколение.
Но слишком много на мне осталось шрамов. Трудно мечтать среди пепла потерь. Трудно не думать, стоит ли предлагать те крохи, что в тебе остались, тому, кто заслуживает много большего.
Я зажмурилась. В глазах щипало.
– Я тебя люблю, – выдохнула я.
Люблю. У меня не осталось ничего, кроме этого слова. А его казалось так мало…
Мы с Максом пробыли там, пока можно было, пока в мою комнату не стали заглядывать целители. Макс нехотя согласился на осмотр, так что я на время осталась одна. И когда в дверь снова постучали, решила, что это опять целитель. Но в щелку заглянуло знакомое лицо.
Серел.
Первое, что пришло мне в голову: «Не хочу, чтобы он видел меня такой!»
Я приподнялась и выжала слабую улыбку. Он ответил – словно провернул у меня в животе кинжал вины.
До сих пор я не понимала, как многое скрываю от Серела, и только теперь заметила, что возвела вокруг своих слабостей высокую стену. Когда она выросла? Когда меня отнесло от него так далеко?
– Жутко выглядишь, – сказал он.
Я похлопала ресницами:
– Умеешь же ты польстить!
Он невесело улыбнулся и присел ко мне на краешек кровати. Смотрел так серьезно, что мне вспомнились взгляды беженцев, когда я побывала у них после сражения.
Эта мысль отрезвляла.
Я так увязла в кровожадности Решайе. Так от многого отказалась, чтобы удержаться на ногах, не говоря уже о способности вести бой.
Я еще владела собой, но едва-едва.
Боги, мне нельзя было к ним ходить – тем более без Саммерина. Непозволительная беспечность, и кончиться она могла очень плохо.
– Там все… в порядке? – спросила я. – Как с жильем? Не повредили?
– Нас бой не коснулся. – Серел накрыл мою руку ладонью, будто успокоить хотел. И я остро ощутила его взгляд, когда он сказал: – Я знаю, что там было. Знаю, как тебя захватили.
Мне вдруг стало трудно говорить, взвешенные слова затерялись в наплыве обиды, гнева и вины – слишком много разом накатило.
– Фийру замучила совесть, вот она и рассказала Филиасу. Он взбесился. И я взбесился. – Глаза его потемнели. – Никто из нас такого не потерпит. Даже Филиас. Знаю, он бывает с тобой жесток, но он бы никогда… ни в коем случае…
– Почему? Почему она так поступила?
– Мы еще многого не знаем. Кто-то ее попросил. Кто, пока неизвестно. Но когда узнаем…
– Я не о том. Я хочу понять почему. – Я бросила на него короткий взгляд. – Ведь не ради денег же? Она хотела сдать меня Зороковым. Обменять на свою внучку.
– Да. – Серел жестко поджал губы. – Это она и задумала.
Конечно же. Из ужасного положения находят ужасный выход. Боль порождает боль.
– Разве моя жизнь стоит дороже жизни той девочки? – выдавила я. – Я выиграла для них немного времени. Но окажись я на их месте… мне было бы мало взятых взаймы дней. Им нужно больше. Больше, чем я могла дать.
В глазах Серела плавала жалость.
– Тисаана, нельзя все взваливать на себя. Тут бы ни один человек не справился в одиночку.
Да. Ни один человек.
Человек не справится. Вот почему мне пришлось стать чем-то большим или хотя бы сыграть такую роль. Но теперь я чувствовала, как меня окутывает паутина ожиданий, обматывает все новыми нитями.
– Никто не требует от тебя большего, – пробормотал Серел.
Я едва не рассмеялась. Боги, как хорошо он меня знает.
– Они заслуживают того же, что испытала я, Серел, когда снова увидела твое лицо.
Он крепче сжал мне руку, и я помолчала, чтобы не сорвался голос.
– Ради этого можно все отдать.
Он ответил грустной улыбкой:
– Тисаана, послушай. Какой бы ты ни выглядела… божественной, сколько бы подвигов ни совершала своей магией, сколько бы ни желала отдать, ты всего лишь человек. Человек, которого я ни за что не променяю на фигуру в игре. Ни за что. Друг мне нужнее спасительницы.
Глазам стало горячо. Какая же я счастливица, что у меня есть он, есть Макс, есть Саммерин – что всем им дорога моя человечность, а не роль, ради которой я от нее отказываюсь.
Но совместить их я не умела. Не знала, как сохранить то, что они во мне любили, и при этом быть той, в ком нуждалось много больше людей.
– Ты – мой спаситель, – пробормотала я. – И мой друг. Я тебе так благодарна.
Он похлопал меня по руке и поцеловал в лоб:
– Ты просто береги себя.
– Мы обязаны тебя поблагодарить. Война закончилась, когда мы ожидали новых и больших кровопролитий. Нам очень повезло. – Взгляд Нуры метался между мной и Максом. – Но выглядите вы оба дерьмово.
Мне надоело это слышать, сколько бы в этом ни было правды. Нура выглядела так прилично, так застегнулась на все пуговицы, что при мысли, что несколько дней назад она купалась с нами в одной кровавой бане, делалось почти смешно. Она стояла в дверях: руки сложены на груди, подбородок вздернут, на губах довольная улыбочка.
А я не могла отделаться от чувства, что под всем этим что-то скрывается.
…Она всегда что-то скрывает… – слабо шепнул Решайе.
Он был очень далеко, все не мог оправиться от огромной потери сил, брошенных нами в бой.
– Мне бы хотелось поговорить с Зеритом, – сказала я.
О нем до сих пор не было слышно. И мне это не нравилось.
По-видимому, Нуре тоже.
– Нам бы всем хотелось, – сухо ответила она.
– Как это понимать? – Макс прищурился на нее.
– А так, что после сражения нашего дражайшего правителя никто не видел. Он… занят.
– Чем это он занят? – осведомилась я.
Любой свежеиспеченный король на его месте поспешил бы появиться на публике, закрепляя свою власть. А Зерит, видите ли… спрятался.
У Нуры чуть заметно дрогнули губы.
– Он не сражался за столицу, – сказала она, – однако внес немалый вклад. Как вы думаете, почему сиризены были в такой силе? Его основательно выжала помощь одной Эслин, а тут он выдал много больше – знал, как многое стоит на кону.
Я стала тереть себе виски. Память расплывалась, как мутная похлебка. Но если припомнить, сиризены и правда как озверели, их магия была острее обычного и била насмерть.
Я так и не поняла, почему Зерит решился наделить Эслин такой
