мне это прямо на ухо, склонившись через плечо.
Я поморщилась, подавив желание огрызнуться.
– Эф, весь роскошный обман пойдет прахом, если ты не перестанешь.
– Что «не перестану»?
Ишка вздернул бровь:
– Вот это все. – Он одним движением обвел всю меня целиком.
Я вскинула руки, разогнав волну по бесконечным складкам тончайшей ткани:
– Это нелепо!
Кадуан, напустив на себя крайне задумчивый вид, огладил подбородок – прикрыл рот, пряча прорвавшийся смешок.
– Нелепо? – нахмурился Ишка. – Так носят все благородные женщины-вишраи.
Я одним взглядом намекнула: «Да, Ишка, и это нелепо».
У него дернулся уголок губ, и только тогда я поняла, как он доволен, негодяй.
Бурча себе под нос, я оглядела свое одеяние. Моему взгляду ответили просторы голой кожи и текучие моря бирюзового шифона. Обернутая вокруг меня ткань держалась на золотых булавках с самоцветами – на плече, под мышками, на поясе.
Одевание заняло добрый час. Явно слишком много для наряда, так скупо защищавшего от стихий. Большая часть меня оставалась на виду – там просвечивала сквозь одежду, здесь вовсе забыли прикрыть. Ужасно хотелось свернуться в комок и укутаться как следует.
Я ткнула пальцем в свой голый живот – в черные чернила на боку. К крестам на другой стороне я старалась не привлекать внимания. И без того хватит с меня унижений.
– Мы ничего не забыли? Или надеемся убедить нираянцев, что вишраи вдруг увлеклись искусством татуировки?
– Это я прикрою, – без заминки отозвался Кадуан. И пояснил в ответ на озадаченные взгляд: – Магией.
Так обыденно. Будто это всякому ясно.
– Стало быть, магия. – Ишка хладнокровно повел бровью.
– Когда привыкнешь, нигде не жмет, – отметила Сиобан.
Конечно, она-то умудрялась выглядеть… ну, может, и глуповато, но хотя бы элегантно. Она была заметно ниже меня ростом и потому легче укрывалась под складками ткани. Я ей позавидовала.
– Могло быть лучше, – приставив палец к подбородку, рассуждал Ишка. – Наша знать предпочитает ткани понаряднее. Но нираянцы не заметят разницы.
– Чтобы кто-то принял их за чистокровных вишраи! – фыркнул Ашраи, чем заслужил новый гневный взгляд Ишки.
– Еще как поверят! Никто не усомнится в супруге высокородного вишраи.
Повисло молчание. Все смотрели теперь на него. Я предпочла не замечать, как многозначительно молчит Кадуан.
В конце концов я выговорила:
– В супруге?..
– Разумеется…
– Супруга?
– Вполне резонно, – отозвался Ишка. – Представив тебя моей женой, мы им сразу покажем, что это просто дипломатический, совершенно мирный визит.
Разумеется. Это относилось ко всем Домам, но вишраи особенно часто доверяли политику супругам благородного происхождения. На четверых военных – тем более вишраи – смотрели бы с недоверием. А знатный вишраи с женой не внушит подозрений.
И все-таки… Я скрипнула зубами.
– А почему бы тебе не «взять в жены» Сиобан? – спросила я.
И уголком глаза поймала ее возмущенный взгляд. Ишка же невозмутимо приподнял бровь:
– Как пожелаешь. Просто я полагал, что, будучи равной мне по положению, ты предпочтешь и равенство в ранге.
Чтоб ему провалиться. Он был прав. Мое молчание подтвердило его правоту лучше слов.
– Прекрасно, – наконец выдавила я.
Я долго не мог отличить сон от яви. Не припомню за собой обмороков, по крайней мере таких, как у Тисааны, когда разом отказывает все тело. Мое восприятие мира просто утекало тонкой струйкой, оставляя одни сновидения. Странные сновидения. К кошмарам я привык. А эти… эти были другими. Да, привычные ужасы, но над ними нависала тень – следящая за мной тень.
Когда я выкарабкался в мир яви, стало не до видений.
Сражению конец, сообщила мне Нура. Идет уборка. Придя в сознание, я первым делом добрел до окна, оглядел суету на улицах и еще тянувшиеся к небу клубы редеющего дыма.
У меня свело живот.
– Я тебе говорил, чтобы не приводила войск, – просипел я.
– Благодаря вам с ней мы выиграли войну, – ответила Нура гладким, как лед, голоском.
– Я говорил, чтобы не приводила!
Оглянувшись, я стиснул зубы. Нура стояла, скрестив руки на груди.
– Не лицемерие ли с твоей стороны учить меня честности? После всего, что ты от нас утаил. – Она взглянула искоса. – Но вы оба были великолепны. Ты был великолепен, Макс. Наверняка сам понимаешь. Я, даже наслушавшись рассказов о Трелле, не думала, что ты окажешься таким…
Она сбилась и отвела глаза. Я перевел взгляд на дымящуюся столицу.
Бой я вел с кровавой пеленой ярости на глазах. Пробелы в смутных воспоминаниях легко заполнялись худшим, что я мог вообразить.
Я уперся в стекло сжатыми кулаками:
– Это было… было как?
– Как в Сарлазае?
Я готов был возненавидеть ее проницательность. Она смотрела на меня с жалостью:
– Нет. Ничего похожего. С учетом всех обстоятельств уровень потерь низкий. И разрушений немного. И твоих солдат мы потеряли относительно мало. – Ее голос смягчился. – В сравнении с тем, что было бы без вас…
«С учетом всех обстоятельств». «Относительно». «Что было бы».
Никакие слова не могли заглушить засевшего в животе чувства вины.
Я развернулся, хотел протиснуться мимо нее, но пальцы Нуры поймали меня за локоть. Взгляд скользнул по запястью, лоб нахмурился.
– Что ты?..
Она отвела мне рукав – и замолчала. Мы оба молча смотрели на мое предплечье с вьющимися под кожей темными прожилками.
Я выдернул руку и опустил рукав:
– Есть вещи поважнее.
– Я серьезно! – Ее крик настиг меня на полпути к двери. – Тебе не приходило в голову, чего ты мог бы добиться с такой силой? Если позволишь себе немножко помечтать?
Я не удостоил ее ответом. Пусть себе Нура мечтает, что бы сотворила при такой силе, как у меня, как у Тисааны. Я же мечтал о мире, в котором таких сил вовсе не существует.
Но, о чем ни мечтай, теперь всему миру известно, что я такое. И не одна Нура будет смотреть на меня по-новому. На меня глазели со всех сторон. Даже целители, думая, будто я не вижу, провожали меня долгими взглядами, в которых страх мешался с благоговением. Я, едва встав на ноги, зашел посмотреть, как проводят учения Эссани с Аритом, – и едва не сорвал им учебный бой, потому что все остолбенели, вылупив глаза.
Понемногу потрясение проходило, но я понимал, что под ним проступает неизгладимая перемена. Раньше меня уважали. Теперь все глаза горели восхищением.
Мне это совершенно не нравилось. Хотелось встряхнуть каждого, сказать: «Никого не возводи на пьедестал! Кумир не слезет с него, чтобы тебя спасти, а ты, пока глазеешь на него снизу вверх, не заметишь, что у тебя под ногами».
Эти взгляды все сильнее сжимали
