Когда медсестра расстроено попрощалась и вышла, я в который раз порадовалась, что у меня была отдельная палата. Общаться с кем бы то ни было не хотелось.
Дни потянулись тоскливой чередой. Я спала, смотрела бездумно телевизор и изредка ела каши и пюре. В основном фруктовые. Встать мне разрешили на третий день. Пару раз в день я стояла у окна и смотрела на коричнево-серые заросли парка.
Мама приехала в субботу и привезла подарок к восьмому марта. Набор люксовой косметики, которую я с преувеличенным воодушевлением внимательно рассмотрела и даже попробовала — накрасила губы и сказала, что мне понравился запах.
На самом деле мне было всё равно. Апатия, поселившаяся в сердце, не проходила, а пустила длинные корни.
— В сам праздник я не приеду, если ты не против, — смущенно потупилась мама. — Меня пригласили на тренинг. Я впервые буду выступать. Два дня обучения, потом экскурсия в ближайший монастырь… Говорят, интересная программа. А мне как спикеру вообще всё бесплатно.
Смотреть на виновато красневшую маму мне было больно.
— Конечно, езжай! Такой шанс глупо упускать. Обо мне не беспокойся. Я ничуть не грущу. Мне здесь хорошо в одиночестве. Никто не зудит над ухом, не дергает. Хочу — отдыхаю, хочу — телевизор смотрю… Доктор сказал, что осталась неделя, и меня выпишут.
— Да, дорогая! — мама снова расплакалась. — Я потом тебе всё расскажу и фото покажу.
На том и договорились.
А по ночам мне снились сны. Странные и реалистичные. Будто надо мной склонялась голова женщины с ярко-рыжими кудрями. Она что-то шептала на незнакомом языке и вливала мне в рот лекарства. Каждую ночь разные.
А я лежала как неживая и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. И не могла открыть рот и спросить женщину, кто она и зачем приходит ко мне каждую ночь.
Несколько раз спрашивала персонал, проводят ли они лечение ночью и дают ли мне какие-нибудь лекарства. Но медсестры отвечали, что при поступлении, в первые три дня, так и было — мне кололи антибиотики и противомикробные средства. Но потом я быстро пошла на поправку, и ночное лечение отменили.
Списав явление незнакомки на ночные кошмары, я о ней благополучно забыла.
Выписка приближалась, а мои воспоминания всё еще были заперты за семью замками. Выписываться мне не слишком хотелось. Я понимала, что подруги не будут такими деликатными, как мама, придут меня навестить и пристанут с вопросами.
А я не знала, что отвечать! Например, если меня спросят, как учеба в заграничном университете довела до нервного срыва? Из-за трудностей с языком? Или требования слишком жесткие оказались? А может, я — глупышка, и мое обучение просто проплатили, ведь мама неплохо зарабатывает? Вот и вскрылось, что я — дуб дубом, и меня грозились отчислить…
Эту версию я услышала случайно, когда нянечка мыла полы и перешептывалась с медсестрой. Они думали, что я сплю, а я нагло их подслушивала.
И не могла понять, правдива эта версия или нет.
Распустившиеся деревья и первоцветы на клумбе под окном — единственные, кто хоть как-то радовал меня.
А потом накануне моей выписки случилось кое-что. Нянечка, пугливо оглядываясь, достала из кармана конверт и протянула мне:
— Очень просили передать. Еще утром, а я забыла. Но лучше поздно, чем никогда, правда?
Я, хоть ничего и не понимала, кивнула.
В конверте оказался маленький листок, на котором четким незнакомым почерком было написано:
«Завтра приеду. Не уезжай без меня. А. Э.»
Я озадаченно повертела в руках записку. Ни адреса, ни расшифровки имени загадочного подписанта.
Ничего не понятно.
И кто бы это мог быть?!
Ночью надо мною снова склонилось лицо загадочной женщины. В этот раз она не давала мне лекарство, а изучающе рассматривала меня. Потом провела над лицом рукой и сказала:
— Восстановилась. Но не стоит вырывать резко.
— Не стоит, — согласился кто-то, а потом я окончательно уплыла в сон.
Утром я проснулась бодрая и в радостном возбуждении. Мне снилось что-то приятное, легкое и невесомое. Я не помнила подробностей, но это было таким мягким и воздушным как внезапный поцелуй с человеком, о котором долго мечтала.
И я впервые захотела вернуться домой. Напевая себе под нос, собрала вещи в сумки, которые остались от маминых передачек, и ждала смски. Мы договорились, что мама напишет, когда выйдет из дома.
— Вы позавтракали? — нянечка, собиравшая обычно посуду, с таинственным видом улыбнулась. — Тогда я заберу тарелки?
— Конечно!
Сегодняшняя рисовая каша с маслом показалась такой вкусной, что я съела ее в один момент. Как и бутерброд с сыром, и приторно-сладкий чай.
— К вам посетитель, Алиса. Примете? — нянечка быстро забрала посуду и, выглянув за дверь, кому-то сказала: — Заходите.
И ко мне в палату вошло солнце. Нет, не солнце. Вселенная!
— Спокойно! — самое родное в мире лицо взволнованно нахмурилось. — Не волнуйся. Дыши ровно… Дыши! Всё в порядке, идите. Это она так радуется.
Нянечка вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
А на меня нахлынули такие сильные воспоминания, что я затряслась осиновым листом: магия, академия, учеба, волшебный куст, разговоры, новости, Петр, подработка, нападение, любовь…
Любовь!
Боже, как он прекрасен! Как необыкновенно отважен и благороден!
— Артур! — прошептала я, и на глазах навернулись слезы.
Он тут. Рядом. Он пришел за мной. Пришел!
Я не верила, что вижу его на Земле. Что он, такой далекий и родной, стоит здесь, в палате, и внимательно смотрит на меня.
Артур был одет в обычные темно-синие джинсы и коричневый пуловер. В кроссовках.
Я всхлипнула. А что, если вся эта академия и магия привиделись мне? Вдруг ничего этого не было? Ни Дня всех влюбленных, ни благословения зимы?
Неужели он и вправду неравнодушен ко мне?
Неужели всё, что было между нами тогда, на балу — серьезно?
Мое страдающее сердце боялось поверить и потерять его снова. Любовный приворот, дурацкий сговор — как я могла в этом участвовать? Это же подло!
Он подошел ко мне близко и взял за руки. Обхватил за локти и плавно подтянул к себе.
— Как твое самочувствие? Изольда присматривала за тобой и сказала, что ты пошла на поправку.
— Изольда… — я улыбнулась сквозь слезы. — И почему я сразу не догадалась? Я же не узнала её!
— А меня ты узнаешь? — напряженно спросил Артур и криво улыбнулся: — Меня предупредили, что ты не помнишь.
— Кто предупредил? Кто такое сказал? — испугалась я.
Может, опять против меня плетутся козни и распускаются сплетни? Я взволнованно вглядывалась в лицо Артура, ожидая его ответа.
— Местные лекари. Врачи. Но я был готов. Изольда предупредила, что у тебя сильное истощение и память может отказать. Организм закрывает травмирующие события, чтобы выдержала психика. Такое случается, а ты пережила огромный стресс…
Я задрожала, вспоминая последнюю сцену перед обмороком. Ощущения были ужасными, и снова закружилась голова.
— Хелеса умерла… Я почувствовала ее боль.
— Поэтому дриады не воюют. Они легкая добыча для отступников, — Артур привлек меня к себе, и я с радостью прижалась ухом к его груди. — Клянусь, я не позволю никому причинить тебе боль. Изольда говорит, что ты могла умереть от болевого шока. А обморок стал для тебя спасением…
— Изольда — чудо! — я вспомнила свою преподавательницу и всё-таки заплакала. — Как это мило с ее стороны, полечить меня.
— Да, она настоящий друг. И всё же… Ты не должна была проходить через такое. Ощутить в своей душе агонию смерти… Прости меня! — Артур скомканно поцеловал меня в висок.
— За что? Ты не виноват. Убил Хелесу Лёкс.
Мне было так непривычно стоять с ним в обнимку и в то же время так желанно, что я просто плавилась от счастья. Как сырок. И именно это состояние радости и любви помогло относительно спокойно вести разговор. Я как будто подпитывалась энергией Артура.
— Я должен был остановить его, — сказал боевик, — я старше и опытнее. Но вместо этого потерял разум и не мог видеть перед собой никого, кроме Петра. После всего, что он хотел сделать с тобой, я не мог переключиться ни на кого другого…
