На эти вопросы я получала самые разные ответы:
— Так издревле пошло, что сильные правят миром, — объяснял папа. — И им негоже показывать свои слабости, чтобы другие не захотели занять их место. Когда ты вырастешь, поймёшь.
Выросла, да. Жду теперь, когда пойму. Правда, после недавних событий всё больше начинаю проникаться некоторыми нюансами.
— У каждого есть своё место, своя роль в этой жизни, — говорила мама. — Женщины — хранительницы очага, продолжательницы рода. Кто-то продолжает род пекаря, кто-то кузнеца, а кто-то конунга. И чем выше место в обществе, тем больше условностей и ответственности. Мы не принадлежим себе, как обычные люди. Мы ведём народ, делаем так, чтобы все выжили, а не сгинули от голода, холода, а также огня войны с соседями. Для этого требуется многое, поэтому учись, доченька, а ещё готовься к тому, что замуж ты выйдешь за того, на кого укажет отец.
Отец погиб раньше, чем я вошла в возраст невесты, но братья неплохо справились. Нашли выгодную партию, да. Кто ж знал, чем всё это обернётся!
И если выйдет, как хочет Филипп, и я уеду обратно, то все его пожелания о счастливом браке окажутся одной большой насмешкой, которую я буду помнить всю свою недолгую жизнь. Потому что Аркелл, я наконец-то вспомнила, как зовут принца Новарии, ужасный человек. Что он, что его кузен — супруг Йозефины — были женаты раз по пять, если не больше, и все их жёны скончались. По различным причинам, но оба отличались жестоким нравом. Правда, сестрица тоже далеко не подарок, возможно, они нашли друг друга, сложно судить, я в этом не разбираюсь. Но одно я знаю точно: Аркелл — это последний человек, за кого я бы согласилась выйти замуж.
Хотя нет, не так, останься в мире из мужчин он один, я и то бы убежала от него куда подальше.
Впрочем, послы время зря не теряли: один принялся искать информацию об Агнессе по своим связям, а второй следить за ней же и Генрихом здесь, в Галатии. Меня же несколько раз навещал Николя: повторил со мной местные танцы, привёз очень красивое платье, сшитое по местной моде, ну и следил заодно, чтобы я не натворила глупостей.
Потому что вряд ли он стал бы добровольно тратить своё время на ту, которая скоро уедет из страны и больше никогда сюда не вернётся.
— Не обижайтесь на нашего короля, — успокаивал меня маг за бокалом вина. — Он — честный человек. Да, иногда от этой честности зубы сводит, но согласитесь, он мог избавиться от вас куда менее гуманным способом.
— Спасибо за поддержку, — я не сдержала смешка, хотя понимала, что он прав. — Я как-нибудь переживу это. Или нет.
Последнее я оставила при себе, пусть его. Ему ещё докладывать Филиппу о результатах визита — пусть порадует. А я, пока никого поблизости нет, схожу в сад, полюбуюсь цветами, поблагодарю кивком головы садовника, что всегда прячется в тени, боясь нарушить моё одиночество.
С одной стороны, жаль, что со мной нет никакой компаньонки, с другой, так вышло, что задушевных подруг у меня нет, а обсуждать свои проблемы абы с кем — так себе удовольствие. Уж лучше Френни, вот только она занята — уход за моими личными вещами она не доверяет никакой посторонней прислуге. Остаётся одно: найти в библиотеке свод местных законов и как следует изучить. Жаль, что нашу свадьбу организовали столь спонтанно, я успела прочесть лишь книгу об истории государства и этикету.
К концу недели, буквально накануне бала, Хенрик пришёл ко мне, довольный, словно попал в яблочко на соревновании по метанию боевых топоров.
— Я узнал! — он радостно потирал руки, положил на стол артефакт, благодаря которому нас никто не мог подслушать, и продолжил: — Агнесса незаконнорожденная! Её родила одна из любовниц Генриха.
— Но он ведь её принял, — я не совсем поняла, чему он радуется. — И даёт за ней приданое плюс сотрудничество. Так какая разница?
Я не на пустом месте так рассуждала, ведь подобный случай далеко не единичный в истории, в том числе истории Галатии.
— Это ещё не всё — у неё есть незаконнорожденный ребёнок, которого тщательно скрывают. Он или она живёт в деревне, воспитывается нянькой, младенца даже не записали в общий свод. А лакея, с которым она решила попробовать взрослую жизнь, казнили за измену короне.
— О-о, — я где стояла, там и села. Хорошо, что рядом оказалось кресло!
— И я о чём, осталось вывести её на чистую воду!
— Но как? — я с трудом представляла, каким образом он сумеет заставить высокомерную Агнессу признаться в подобном.
Не говоря уже о том, каким образом она собиралась обманывать Филиппа в первую брачную ночь.
— Сыворотка правды! — Хенрик извлёк небольшой флакон с прозрачной жидкостью из кармана и спрятал его обратно. — Надо Хардвигу сказать, где он там сейчас?
— Ушёл в сад проветриться, — я видела, как он, пошатываясь от усталости, вышел на свежий воздух. Засиделся за отчётами помощников.
— Отлично! Надо его обрадовать, ну и узнать, что он там нарыл.
С этими словами он устремился в сад, а я осталась ждать, всё равно они сюда придут — только здесь лежит
«глушилка» от подслушивания.
Хардвиг тоже узнал много чего интересного. Например, что Агнесса теперь на всех трапезах занимает моё место, а ещё пыталась пробраться в постель к Филиппу до брака. Не вышло, потому что он упал в обморок. Оказывается, из-за обряда, который провёл над нами жрец, мы с ним не только не можем в течение месяца расторгнуть брак, но даже изменять друг другу.
Я так обрадовалась! Сердце встрепенулось, глаза увлажнились, ведь это значит, что действительно не всё потеряно. Вообще, к тому, что у Агнессы имеется ребёнок, я относилась нормально, в конце концов, он — невинное дитя, но тот факт, что это скрывали, выдавая принцессу за невинную, меня коробил. Да если бы я, не дай Боги, поцеловалась с кем-то, а об этом кто-то узнал, то последствия могли быть просто ужасными! Нас всех воспитывали в строгости. Потому что дева должна иметь выдержку, хранить честь для своего супруга.
Хотя, если взять того же Аркелла, то для него точно ничего хранить не хотелось.
Прочь, прочь мысли о нём, а ещё о том сне, где я убегала от него! Он меня почти настиг, но сон оборвался. Это предупреждение. Да, надо сделать всё возможное, чтобы он не сбылся!
Поэтому к балу я готовилась особенно тщательно: подобрала драгоценности (кстати, свои свадебные подарки Филипп оставил мне), умастилась самым вкусным ароматным маслом, стоически терпела издевательства Френни над своей головой.
Вышло просто великолепно: светло-голубая ткань платья могла посоперничать с летним небом, а белоснежные кружева с облаками. Я даже волосы припудрила и нанесла лёгкий макияж, правда, увлекаться не стала. Идеально! Вот только атласные туфельки предпочла взять с собой, чтобы надеть непосредственно перед балом, а сейчас лучше подойдут крепкие кожаные туфли. Мало ли — путь не близок, по-хорошему, платье тоже лучше бы надеть там, но рассчитывать на отдельные покои не приходилось. Так что сидеть пришлось максимально аккуратно, дабы не помять ткань.
Небеса нам сегодня, определённо, благоволили, ибо добрались мы быстро и без неприятностей. Во дворце, всё столь же прекрасном и величественном, меня встретили спокойно: никто не строил брезгливых гримас, кто-то и вовсе смотрел весьма благодушно, более того, сочувственно, разве что та дама, которая когда-то трясла моей простынёй перед королём, недовольно поджала губы.
Вокруг царила немыслимая красота: зал был украшен восхитительными цветами, люстры, пол и даже стены сверкали то ли от магии, то ли от того, что их очень хорошо отполировали. Столы, стоявшие вдоль стен, ломились от изящных закусок. Казалось, что перед тобой не еда, а произведения искусства: экзотические растения, птицы, звери и прочее, и прочее, а не банальное мясо, овощи и фрукты. Кажется, на свадьбе тоже было что-то в этом роде, но я тогда ничего не замечала, кроме серых глаз своего мужа.
Филипп, кстати, приветствовал нас спокойно, впрочем, он всё делал спокойно: расторгал наш брачный контракт, расставался с неугодной невестой. Просто глыба льда. Возможно, мне вообще тот огонь показался? Я была слишком неопытна и взволнована.
