— И со мной случилось что-то ужасное?
— Нет. Если не считать того, что ты выдавала себя за гадалку и мошенничала.
— Что?
Её глаза округлились, а дыхание остановилось.
— Мошенничала, обманывала нетелепатов, зарабатывала на этом кучу денег, — повторил он, едва удерживаясь от смеха.
— Я не такая!
— У-у, ещё какая — такая, — на этот раз Эльтесеин послал ей настоящий телепатический смех, искренне забавляясь её реакцией. — Ты была наглая и бесстыжая. Влезала в чужие мысли и предсказывала будущее — разумеется, не по-настоящему, а просто говорила людям то, что они хотели услышать, за деньги. За большие, надо сказать, деньги.
— Этого не может быть, — прошептала она, заливаясь краской по уши. — Пожалуйста, перестань! Я не хочу таких воспоминаний.
— Конечно, не хочешь, — заметил Эльтесеин, сопроводив свои слова новым взрывом телепатического смеха. — Ты их поэтому и заблокировала.
— Как это?
Ариадна невольно приложила руку к животу, словно пытаясь не допустить, чтобы ребёнок услышал о том безобразии, которые творила в прошлом его беспутная мать. Она чувствовала себя ужасно растерянной и несчастной. Неужели её муж говорил правду?
— Ты всё время спрашивала, почему я не могу открыть тебе воспоминания. Так вот я не могу, потому что не мне открывать то, что не я закрыл, — пояснил Эльтесеин, с нежностью поправив её волосы. Он протянул руку, заключая ошеломлённую жену в объятия, успокаивающе поглаживая по спине.
— Этого не может быть, — жалобно повторила она, пряча пунцовое лицо на его груди. — Я ненавижу обманывать! И я хочу по-настоящему помогать людям.
— Теперь да. Когда тебя забрали наши и залечили несколько травм, ты испытала естественный стыд за свою, так скажем, работу — и заблокировала себе все воспоминания, вместе с доброй частью способностей. Поэтому многому тебе приходится учиться сейчас заново. Но мы с тобой завтра всё это разблокируем, и твой уровень резко повысится. Полагаю, ты уже готова.
Ариадна долго молчала, и Эльтесеин дал ей время, чтобы всё обдумать. Наконец, она подняла всё ещё румяное от смущения лицо:
— Эльте, как ты меня мог такую полюбить? — полушутя-полусерьёзно спросила Ариадна.
— Ты забавная, — хмыкнул он, нежно целуя в лоб. — Честно говоря, при первой встрече я был поражён размахом твоего бесстыдства. Но я не мог тебя упрекать, ведь ты ничего не помнила.
— И ты поэтому отказался от помолвки?
— Я отказался?
— Ты меня осудил!
— Не поэтому, — обезоруживающе мягко ответил он. — И это всё уже неважно.
— Я хочу знать.
— Ты была красавицей. Я не думал, что ты меня полюбишь, — признался он, глядя ей в глаза.
— Ты бываешь настолько неуверенным в себе?
— Я не совершенен.
— И я тебя таким обожаю, — прошептала она.
— И я тебя, — улыбаясь, ответил он.
Амдина. Полгода спустя.
Осторожно лавируя между деревьями, Тхорн в последний момент всё же зацепил крылом особенно сильно распушившуюся ветку и выругался, жестко приземляясь, чудом избегая падения в самый последний момент. Но дождя розовых цветов, осыпавших его с головы до ног с той самой ветки, избежать не удалось, и пришлось отряхиваться.
Осмотревшись, он нахмурился, чувствуя себя немножко по-дурацки. Рыженьких грив поблизости не было видно, а сады весной так зарастали буйной зеленью кустовых растений и цветами, что поиск мог затянуться. Вот и преподнёс сюрприз.
Но едва он успел подумать о том, что лучше, наверное, направиться к дому, как услышал звук приближающихся шагов — где-то совсем близко. Шагов, переходящих на бег.
— Любимый, — послышалось сзади, и он едва успел обернуться, чтобы подхватить Асхелеку, буквально ворвавшуюся в его объятия. — Я так скучала!
— Я тоже.
Они расставались всего на неделю — его родители пригласили Хеле с мамой погостить в Амдине, чтобы подышать свежим воздухом, нагуляться в садах и наесться фруктов. И Тхорну вся эта неделя казалась вечностью — такой длинной, что он даже прилетел на день раньше.
— Как ты нашла меня? — спросил он, уже после поцелуя и горячих объятий.
— Ну, я услышала, как что-то с грохотом обрушилось посреди сада, и потом заметила великана, покрытого розовыми цветами, и решила… ай!
Тхорн с улыбкой посмотрел на жену, беззастенчиво дразнившую его и получившую за это заслуженный шлепок. А потом опомнился и мгновенно опустил её на землю, бросая настороженный взгляд за спину Асхелеке — туда, где на почтительном расстоянии замерла шаггитеррианка с такими же волосами, как у его жены. Её глаза, полные тревоги, смутили его. Сам виноват — не стоило шлёпать жену в присутствии её матери.
— Как она? — негромко спросил он у Хеле.
— Ей здесь нравится. Она лазает по деревьям и собирает тонны фруктов. Думает, что надо запасать их на зиму.
— Тебе нечего стесняться, — мимоходом заметил Тхорн, заметив нотки смущения в эмоциях Асхелеки. Она обожала мать и очень заботилась о ней, но иногда испытывала мучительный стыд, когда та вела себя чересчур простодушно, нарушая приличия.
Им через многое уже довелось пройти. И Тхорну до сих пор приходилось что-то перебарывать в себе перед тем, как подходить к шаггитеррианке. Но с каждым разом это становилось все легче — как и ей. Он негромко поздоровался и позволил ей подержать его ладонь двумя руками, строго глядя прямо в лицо.
Слабоумие не всегда позволяло ей четко выражать мысли, но иногда, как сейчас, они были предельно ясны: весь её вид говорил сейчас, что она крайне недовольна тем, что он при ней шлёпнул её дочь. Шуток шаггитеррианка не понимала. Поэтому Тхорн пошёл по простому пути, приложив руку к груди и чётко артикулируя извинение.
— Она уже не убегает от тебя, — сказала Асхелека, когда её мать оставила их вдвоём, вернувшись к сбору фруктов.
— Да, она начала немного мне доверять, — кивнул Тхорн, вспомнив, как шаггитеррианка боялась его первое время.
Одному космосу было ведомо, какие именно воспоминания вызывали ужас, но даже просканировать слабоумную женщину он не мог, не то, что вылечить — поэтому оставалось лишь запастись терпением. Какое-то время она постоянно цеплялась за Асхелеку, каждую минуту стараясь защитить дочь от него, затем потихоньку стала понимать суть их отношений, и только глаза её всё ещё переполнялись беспомощностью и тревогой, когда они оставляли её одну, уединяясь.
Постепенно шаггитеррианка стала искать себе занятия — она не могла заниматься умственным трудом, чтение было ей недоступно. Из развлечений подходил только просмотр фильмов на коммуникаторе, но порой она без видимых причин прерывала его и принималась за уборку. Объяснять ей про горианский уклад в этом смысле Асхелека не взялась — тем более что в роли домоправительницы её мать обрела свое место и успокоилась. Просто они отказались от услуг службы уборки.
