— Надо развесить все сегодня же, — рассуждала Дестини, — иначе вещи просолятся, сомнутся и заскорузнут так, что смогут стоять вертикально. А я в них буду выглядеть и пахнуть, как бледная поганка.
Морган оглядел ее с ног до головы.
— Ты знаешь, что я думаю по этому поводу.
Она фыркнула:
— Что мне надо валить домой?
— Нет. Что тебе никакой одежды не нужно.
Дестини с вызовом задрала нос:
— Хочешь еще немного поплавать?
Все тело Моргана демонстративно передернуло, и он покатил тачку к маяку.
— Оставлю тачку в башне, оденусь в сухую одежду и помогу тебе все развесить. — Он остановился в кухне, где Дестини достала из угла швабру. — Ты умеешь заваривать чай?
— На плите из журнала «Пароходы и паровозы»? Да ты шутишь.
— Я годами ею пользовался. Даже подготовил ее, чтобы сварить утром кофе. Зажги спичку и поднеси сюда, — он открыл дверцу и показал пальцем внутрь. — Это — топка.
Прямо над плитой висела полка, с которой Морган снял синий эмалированный кофейник, соседствовавший рядом с допотопным алюминиевым. Дестини догадалась, что эта полка предназначалась для того, чтобы сохранять блюда и напитки теплыми.
— Налей сюда воды. Вскипяти. Перелей в чашку. Отыщи чайный пакетик. Как считаешь, справишься?
Ей страшно захотелось стукнуть его этим кофейником, который беспардонно использовался в качестве чайника. Но, с другой стороны, из-за совершенно абсурдного влечения к Моргану Дестини хотелось помочь ему согреться. И на уме был не только чай.
Она выдернула кофейник из его ледяной руки.
— Твою ж налево… Отныне зови меня Энни Оукли[9].
Дестини убеждала себя, что чугунные плиты, непристойные мысли и замороженные, хоть и обалденно рельефные мужики никак не создают романтическую обстановку.
— У тебя появляется приятный оттенок синего, — сказала она, глядя на увеличивающуюся лужу под Морганом. — Через минуту станешь одного цвета с яйцами. Пойди оденься. А я приготовлю тебе чашечку чая с болиголовом[10].
Он уже отвернулся, чтобы уйти, но остановился, посмотрел на нее, подняв палец, потом тряхнул головой и вышел из кухни. Прихватив ведро, Дестини вытерла шваброй лужу и мокрые следы, ведущие из кухни к башне (удивительное, кстати, место!) через гостиную, где огибали небольшой и старый, но очень красивый персидский ковер — значит, антиквариат для Моргана не пустое слово. Вытерла следы и на лестнице, но наверху остановилась. Ни за что на свете она не войдет туда, пока он там голый. Поэтому Дестини просто оставила ведро со шваброй наверху, чтобы он сам вымакал воду, когда оденется.
Через двадцать минут он спустился. Вид у него был, мягко говоря, глупый. Зубы стучали, толстовок на нем было столько, что он стал в два раза больше, все капюшоны на голове и туго подвязаны шнурками. И все разного цвета.
— Выглядишь, как здоровенный эльф-дальтоник.
Внезапно зубы застучали сильнее — отсроченная реакция, как предположила Дестини. Руки в перчатках тряслись так сильно, что Морган с трудом удерживал чашку.
— Подхватишь пневмонию — никогда тебя не прощу.
Она постелила одеяло у плиты, чтобы он мог сесть поближе к теплу, укутала еще одним своим одеялом и сняла с Моргана перчатки, чтобы его руки согрелись о чашку. Прибежала Карамелька и свернулась клубком у него на коленях, урча, будто выражала свое сочувствие.
Дестини погладила кошку.
— Видимо, ночные купания в октябре не в твоем репертуаре.
Моргана трясло так сильно, что вместе с ним тряслась и Карамелька, которую в итоге сбросило на пол. И глазом не моргнув, кошка взобралась обратно ему на колени.
— Наверное, она пытается меня согреть.
Дестини почесала Карамельку за ушами, и ее пальцы полностью скрылись в густом меху цвета карамели и зефира.
— После того, как ты исцарапала Моргана, — проговорила она, — не очень-то ты этого заслуживаешь.
В ответ Карамелька лизнула ее в нос и заурчала громче.
— Хорошая девочка. — Налив себе чаю, Дестини открыла пакет шоколадного печенья, дала одно Моргану и уселась на пол рядом с ним.
Потягивая из чашки, она вдруг осознала, что просто молчать с Морганом ужасно хорошо. Она вздрогнула, и он тут же поделился с ней одеялом. Момент был разрушен, и разговор стал просто необходим.
— Итак, почему ты ездил сюда? Родители не брали тебя с собой в отпуск?
Морган пожал плечами:
— Знай ты их, поняла бы, что такой вариант был предпочтительнее всего. Достаточно сказать, что я довольно рано был предоставлен самому себе. И, раз пошла такая пьянка, почему ты не уехала в Шотландию или не осталась в Салеме?
— Мне было видение этого маяка, ясно? Видимо, я должна быть здесь, чтобы найти свой путь. Знаю-знаю, — она подтолкнула его локтем, — у тебя проблемы с доверием по этой части. Но это не важно. Мы оба хотели сюда, и вот мы оба здесь.
Расстегнув верхнюю толстовку, Морган покачал головой:
— Мы оба хотели побыть одни, а это не так. Как минимум до среды, пока не вернется морское такси.
Дестини протянула ему еще одно печенье.
— Я тут на две недели. А ты, значит, уедешь на такси? И почему именно в среду?
— Наверняка ты подумаешь, что это отстой, и в некотором смысле так оно и есть. Но каждую среду днем я звоню родителям. А поскольку на острове Пэкстона до сих пор нет телефонных линий и сотовый тут не берет, придется ехать в Салем, чтобы позвонить. Мы с ними не особенно ладим, но они уже пожилые и остаются моими родителями. Поэтому я звоню проверить, как у них дела.
— Вы не ладите, но ты все равно звонишь?
— Родителей не выбирают, — снова пожал плечами Морган.
— Не знаю, как это. У меня родителей, по сути, никогда не было.
Он открыто, без всякой задней мысли, посмотрел ей в глаза:
— Извини.
В пространственно-временном континууме что-то ощутимо сдвинулось.
— С чего вдруг? Твоей вины тут нет.
— Нет, я извиняюсь за то, что пытался тебя выставить. Ты права, у меня проблемы с доверием. Но рядом с тобой я не доверяю только самому себе. — И, будто сболтнул лишнее, Морган тут же отставил чашку, встал и вытащил из кармана моток веревки. — Пошли. Развесим твою одежду и завершим наконец самый долгий день в истории Пэкстонского маяка.
Они прошли через ту же небольшую комнату, соединяющую дом и башню, в которой Дестини орудовала шваброй. Морган назвал ее комнатой смотрителя маяка. Благодаря широкому основанию башни веревку можно было натянуть на манер паутины — от перил к первому крючку для фонаря и обратно к перилам, потом ко второму крючку, к третьему и так до самого верха.
