Ты не обидишься?
– Почему я должна обижаться, Рун?
– Я на тебе денег заработал. Это… неправильно. Мерзко как-то. Но уж больно много предложили. Целых двадцать серебряных монет. Деньги… они лишними не будут. Я же должен и о тебе подумать, и о бабуле. Спокойнее, когда они есть. Прости.
– Двадцать серебряных монеток – это много? – поинтересовалась Лала беззаботно.
– Это огромная сумма, – кивнул Рун. – Для нас с бабулей. Мы таких деньжищ и не видели никогда.
– Рун, делай как считаешь правильным, – тихим приветливым голоском молвила Лала. – Я тебе доверяю. Ты этот мир лучше знаешь. Коли думаешь, так надо, так тому и быть. Только смотри чтобы тебя жадность не обуяла. Иначе чувства твои ко мне померкнут. Неизбежно. Будь осторожен.
– Лала, для меня все деньги мира ничто по сравнению с тобой, – признался он простосердечно.
– О-о-о, какой приятный комплимент! – порадовалась Лала. – И главное, от души сказан, это правда. Феям дано подобное различать. Спасибо, славный мой.
***
Вечер вступал в свои права, однако до заката ещё оставался час-другой, и никаких дел на остаток дня ни у Руна ни у Лалы впервые за последние время намечено не было. Они неспешно болтали в удовольствие о разных пустяках, сидя рядышком в горнице. Рун уже собирался предложить Лале прогуляться, может снова до реки, может по деревне, может сводить её в поля, показать, как у них растят пшеницу. Но тут пришла бабуля. Вид у неё был взбудораженный.
– Сынок, говорят, тебе пять десятков монет серебряных господин заплатил из чужеземья. Это правда? – взволнованно спросила она, едва успев войти.
– Вот уж и пять десятков, – подивился Рун. – Хорошо хоть не мешок, а то как бы я донёс. Серебро-то тяжёлое.
– Так врут люди?
– Двадцать заплатили. Не пятьдесят, бабуль. Двадцать серебра.
– Батюшки вы мои! – безмерно изумилась старушка. – Да как же это?!
– Теперь мы точно богаты, – заметил Рун. – И заплатил-то, считай, ни за что. Просто попросил меня пересказать о Лале всё, что все итак знают. Я положил в сундук к остальным монеткам, бабуль. Распоряжайся ими как хочешь.
Бабушка вздохнула растерянно.
– У нас, сынок, никогда столько денег не было. Даже в лучше дни, – поведала она с немного испуганным видом.
– Я тоже странно себя ощущаю, зная, что у нас такая сумма, – отозвался Рун. – До сих пор не верится.
– Значит то, что я тут, тебе не странно, милый, а что какие-то двадцать монеток, странно? – с сияющей улыбкой посмотрела на него Лала.
– Их тридцать там всего вообще-то, – ответил он ей добродушно. – Мы с тобой долго уже. Привык. А они впервые у нас там лежат. Так много. И дня ещё нет. Я счастлив, что ты со мной, а на них просто удивляюсь, и всё. Почувствуй разницу.
– Ну ладно, – смилостивилась Лала с довольным личиком.
– Сынок, говорят, вы ещё клад нашли. Другой, помимо мельника. И тот схоронили. Это правда? – продолжила допрос старушка. В глазах её читалось много чего. И готовность принять эту новую реальность со множеством денег. И чуть-чуть обиды – за то, что от неё утаивают столь важные вещи. И капельку страха. И детская вера в чудеса.
– Кто придумывает всякие небылицы, не пойму, – покачал головой Рун с недоумением. – То ли людям нечем заняться? Не находили мы клада иного помимо мельниковского, бабуль. Наврали тебе.
– Бабушка Ида, я бы не стала чужой клад искать без спросу, – мягко объяснила Лала. – Поймите, если клад спрятан, это не значит, что он ничейный. Кто его схоронил, тому он и принадлежит. Найди я его, вышло бы, что украла. Феи не крадут. Кабы знать, что ничейный клад, давно зарыт и не осталось его владельцев, тогда можно было бы искать. Но как это узнать? Магией я такого не могу. Не умею.
– Ну и слава богу, – с облегчением молвила старушка.
Она немого успокоилась.
– Ох и наговорилась я сегодня, – поведала она чуть устало. – Двум подружкам огороды поправила. Обе ошалели прямо. Плакали даже. Так расчувствовались. И они сами, и их родня. Всё благодарили, и меня, и тебя, доченька, за дар такой, за подмогу. От стольких работ нас избавила! Спасибо тебе, родненькая ты наша!
Старушка поклонилась ей в пояс.
– Да не за что, добрая бабушка Ида, – улыбнулась Лала радушно. – Мне приятно было вам помочь.
– И все-то расспрашивают про тебя, доченька. Все-то расспрашивают. У одной родня меня всё пытала. Пошла к другой, и там то же самое. Потом в деревне пока идёшь, всякий спросит что-нибудь. И все с уважением таким. Ни разу бабкой никто не назвал даже. Почёту много.
Лала разулыбалась, радуясь бабушкиному маленькому счастью от учтивого отношения окружающих. Старушка присела напротив них на табуреточку с изящными ножками и красивой обивкой.
– Ох, дети, мне тоже новостей разных порассказали. Удивительных. Говорят, одного господина очень знатного из города арестовали по приказу барона. За то, что он к фее прорывался. Причём нетрезвым. Выхватил он меч, прямо тут, у избы нашей, пред стражниками. Да они не заробели, прогнали его. А уж потом к нему пришли в дом, и в темницу. На месяц. Чтоб неповадно было.
– Ой! – испугано произнесла Лала.
– Ага, я это тоже уже слышал, – кивнул Рун. – Мне стражники сами же и рассказали, как прогнали его.
– Правда? – поразилась Лала, и посмотрела ему в глаза чуть обижено. – А ты мне ничего не сказал, Рун.
– Я же не думал, что тебе это интересно, солнышко моё, – повинился он ласковым тоном. – Так бы обязательно рассказал. Я просто понял, что стража тут совсем не зря. Хорошо, что барон у нас такой. Мудрый.
– А ещё говорят, сын мельника изменился с тех пор, как клад нашли, – продолжила старушка со значимостью, словно вела речь о чём-то необычайном. – Стал почтительным с родителями прямо с того дня. И на мельню трудиться прибежал ни свет ни заря, за всё вперёд работников хватается, и только спрашивает, что ещё, где чем помочь.
– Вот что деньги с людьми делают, – усмехнулся Рун, вспомнив про себя призрак дедушки Оруга.
– Лодочник Шим затеял дело своё: договорился с соседями нашими и принялся возить из деревни с того берега народ к ним, – озвучила следующий слух бабуля. – Люд, чтоб на Лалу подивиться, а стражу и барона не гневить, стал у них за оградой прятаться, у соседей наших, да наблюдать, сквозь щелки. Платили им по 10 медяков с человека за день, а они с Шимом делили напополам. Только соседи быстро смекнули, что Шим им не нужен, стали знать городскую к себе брать. И уже по
