– Моя в том вина, Эвиссаэш, – ответил он спокойно. – Мой укус не только вывел из крови твоей яд, но и на время погрузил тело твое и тела твоих маленьких паучков в магический сон, который выглядел для всех смертью черной. Казалось, что ваши сердца не бьются и никогда более не услышит мир их мерного стука. Мой яд остановил их почти насовсем, но все же не до конца. Это магия, которой мы, пауки, обладаем с мира сотворения. Слюна паучьего колдуна замедлить способна все реакции организма, а слюна хельсарха – и вовсе в магический стазис погружает.
– Это… не опасно? – тихо спросила я, стараясь, чтобы голос не сорвался.
Но он почему-то все равно дрожал.
– Не волнуйся, Эвиссаэш. Никто не повредит паучкам твоим. Ни свет, ни тьма. Ни боги, ни демоны…
Я громко сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле и от непрошеных слез.
Хельсарх не стал объяснять, что он имел в виду, но мне вдруг оказалось достаточно и этого.
Мы были живы. Все… трое.
Выбравшись из кокона, я огляделась по сторонам, мгновенно замечая, как утоптана оказалась мягкая трава, что росла здесь прежде. Следы тысяч ног вели прочь из пещеры в сторону тоннеля, который я прежде не замечала. И где-то вдали, в глубине этого перехода, я слышала топот и гомон.
Что случилось? Почему здесь больше совсем никого нет?..
– О нет! А что случилось с деревом? – ахнула я, обернувшись к огромному старому древу, которое считалось у шаррвальцев священным. – Как оно могло засохнуть так быстро?! Сколько я вообще проторчала в этом коконе?
– Недолго, – ответил охотно Хортанаирис. Не знаю, что я делала бы без его помощи и пояснений. Казалось, что после пробуждение я будто стала совершенно слепой. Только сердце билось в два раза быстрее да странное чувство жгло грудь. – Ровно столько, сколько хватило людям Стеклянного каньона на то, чтобы родину свою покинуть и двинуться вслед за Великим Айшем. К солнцу.
– Что?! – едва не закричала я.
Ладони покрылись холодной испариной, пальцы задрожали.
– Но зачем? Что здесь случилось?
– Все как обычно, – будто бы пожал отсутствующими плечами хельсарх. – Когда ты умерла, Нефритовый змей потерял смысл в жизни. И решил, что потехой знатной будет сделать, наконец, то, ради чего Красная мать хвоста его лишила, даровав паучьи лапы. То, ради чего члены племени шаррваль тебя свободы лишили, превратив в алу для Айша. И то, из-за чего царица Фелидархат отравить тебя решила. Он вздумал выйти на поверхность в поисках истинной родины для народа пауков.
– Но там же Шейсара и гвардиары царя! Их же убьют! – схватилась за голову я, вспоминая бесстрашных воинов царской армии. Их блестящие доспехи, отравленные пояса и длинные изогнутые сабли, молнией рассекающие воздух. Считалось, что наделенным магией воинам золотого города нет равных.
В этот момент в пальцах запутались пряди, и я невольно отметила, что они окончательно стали иссиня-белыми, а сейчас в почти полном мраке пещеры – светящимися, как колдовские грибы-тирааны.
– Скорее всего, действительно убьют, – ответил паук. – Особенно когда увидят Великого Айша во всем его величии и красоте. Увы, никогда не понять детям Иль-Хайят истинной красоты пауков. Увы, увы…
Он говорил так спокойно, словно обсуждал не грядущую катастрофу, а нечто обыденное, хотя и несколько грустное.
– Тебе что, не жаль их? – выдохнула я в ужасе, судорожно соображая, что можно сделать. Догнать каким-то образом Джерхана, сказать, что я жива? Остановит ли это его? И смогу ли я догнать их во тьме пещер каньона?..
– Я живу тысячи лет, Эвиссаэш, – спокойно ответил паук, направив на меня рубиновый блеск своих глаз, в которых будто сверкнула вечность. – Рядом со мной умирали и рождались народы. Будет жаль увидеть это вновь. Но что могу поделать я, коли на то воля Красной матери?
– Но мы должны что-то сделать! Обязаны!
Я начала нервно расхаживать из стороны в сторону, даже не замечая этого за собой. Паук не мешал моим метаниям, будто выжидая чего-то. А может, ему просто и впрямь было наплевать.
Но мне-то не было!
– Я должна догнать их, – решила я буквально через пару мгновений. – Другого выхода нет. Когда Джерхан увидит, что я жива, он остановит вторжение.
– Я в этом сомневаюсь, Айяала, – неожиданно ответил Хортанаирис, чем чрезвычайно меня удивил.
– Почему?
– Известно, почему. Все, что происходит сейчас, на скрижалях было начертано еще много веков назад, – прозвучал его тихий голос, пронизывающий меня изнутри. – Сказано было: «Когда Великий Айш найдет свою Айяалу и в колыбели ее забьются сердца их наследников, народ шаррваль увидит солнца свет». Так и происходит. Ты носишь детей, а шаррваль идет к солнцу. Как было сказано, так и свершится сегодня.
– Но это же бред! Все должно быть не так! – всплеснула руками я, понимая, что в словах паука есть определенный смысл. – Ведь Стеклянный каньон должен был найти себе новый дом, а найдет смерть! Не так должно было исполниться их дурацкое пророчество!
– Ветвиста паутина Красной матери, – повторил свою дурацкую фразу хельсарх, за что я уже готова была скинуть его на землю. Пусть бы полетал, раз такой умный!
– В любом случае сидеть сложа руки нельзя, – мрачно бросила я, повернувшись к коридору, из которого все еще доносились отдаленные звуки. А потом бросила короткий взгляд на священный рододендрон.
Сердце сжалось.
С вершины огромной, когда-то пушистой кроны сейчас осыпались последние коричневые листья.
Вряд ли это могло быть случайностью. Священное дерево намекало на что-то. Буквально кричало. Возможно, оно хотело сказать именно это: всему народу шаррваль вот-вот придет конец. И дерево умирало вместе с ними.
Но неужели мне не удастся остановить Джерхана?
Я вспомнила его огромные, горящие колдовской зеленью радужки, и по спине пробежали мурашки. Иногда пламя вырывалось за черту его глаз, и тогда становилось ясно, что он и впрямь уже не совсем человек или мирай. В нем бурлила сила Красной матери, паучья магия, которая делала его немного другим, как бы мне ни хотелось думать иначе.
Так вот что же будет, если эта сила возьмет над ним верх и он и впрямь последует ее приказу – напасть на Шейсару? Что, если она уже взяла верх, когда я якобы умерла?..
Тогда он и впрямь не послушает меня.
Я стиснула зубы, все еще глядя на священное древо и чувствуя крадущееся отчаяние. А затем подошла к нему ближе и коснулась рукой шершавой коры.
– Жаль тебя, – выдохнула я тихо. – Всех жаль… А я не знаю, как помочь…
– Только Красная мать ведает, – снова вставил свои пять контиев паук, а я взорвалась:
– Да что ты заладил со своей Красной?.. – и вдруг осеклась, дотронувшись кончиками пальцев до ожерелья Лориавель. Быстро отстегнула его и взглянула на одну маленькую бутылочку с чуть сверкающей розовой жидкостью.
А потом перевела взгляд на Хортанаириса. Тот смотрел на меня молчаливо и хитро, а десятки его глаз все так же загадочно сверкали во мраке.
– Что будет, если я выпью эту настойку? – спросила я еле слышно, крутя в пальцах один из бесценных подарков дочери Ильхамеса.
Настойку Турмалинового рододендрона, священного древа, которое прямо сейчас доживало свои последние минуты рядом.
Меня бросило в жар.
По словам Лори, тот, кто выпьет ее, получит благословение и узрит силу Красной матери. А я подозревала, что без пресловутой паучьей богини нам тут не разобраться.
Вдруг я сейчас выпью ее и прямо сюда явится громадная паучиха? А что? Попрошу ее вернуть Джерхана назад и вылечить несчастное дерево. Пусть сама со всем разбирается! Богиня она или нет?..
В общем, меня изрядно потряхивало от страха, и в голову лезли самые дурацкие мысли.
– Может и ничего не произойти… а может – многое, – ответил тогда хельсарх. – Ты боишься потерять себя? Боишься, что Мать поработит тебя, как Нефритового змея?
Я резко выдохнула, широко распахнув глаза.
– А что, может?!
– В настойке сила та же самая, что сотворила из Джерхана Айша Великого, – подтвердил паук невозмутимо.
