Полицейские посмотрели друг на друга так, словно их одновременно ударило током.
— Чью фамилию вы назвали, мистер Бьяска?
— Вольпоне. Дженцо Вольпоне! — уверенно повторил Пьетро, прекрасно понимая, что это магическое имя мгновенно вырыло между ним и этими посетителями бездонную пропасть.
— Вы уверены в этом, мистер Бьяска?
— Я шью обувь для своего друга Вольпоне уже десять лет, — сказал Бьяска. — Эти туфли он приобрел у меня менее трех лет назад.
— Скажите, мистер Бьяска…
— Я запатентовал способ, который позволяет моему клиенту получить каблук в девять сантиметров высотой, но внешне он не превышает четырех… Кстати, если вы желаете, можете взглянуть на его ступни…
— Его ступни?!
— Муляж… В моей коллекции есть тысяча триста пятьдесят шесть пар ступней.
— А муляжей промежностей у вас нет? — иронично спросил второй.
— Вы абсолютно уверены, что… — заговорил «благородный».
— Пусть мне отрубят голову! — не дал ему договорить Пьетро. — А для чего вам это?
— Большое спасибо, мистер Бьяска. Мы заглянем к вам… через час. — И они заторопились к выходу.
Что бы это могло значить? И как туфля великого Дженцо Вольпоне оказалась в руках полиции? Вдруг Пьетро вздрогнул и быстро направился к своему кабинету. Плотно закрыв за собой дверь, бросился к телефону.
* * *
Как только минутная стрелка накрыла цифру семь, Хомер Клоппе нажал указательным пальцем на кнопку электронного прибора, находившегося у него в кармане. Дверь служебного входа автоматически открылась. Именно через эту дверь каждое утро ровно в восемь тридцать входили служащие «Трейд Цюрих бэнк». За всю историю Швейцарии в Конфедерации не был ограблен ни один банк. Дело в том, что ворам негде спрятаться. И как им удалось бы выехать за пределы страны, опустоши они сейфы какого-нибудь банка? Практически сделать это невозможно! И тем не менее отсутствие такого прецедента не мешало финансовым учреждениям охранять свое золото, секреты и наличность с помощью самых изощренных технических средств.
В Берне, Лозанне, Женеве, Цюрихе фирмы, специализирующиеся на обеспечении безопасности банков, процветали. Специалисты фирм в действии демонстрировали самые невероятные запорные устройства, предварительно прошедшие испытания в лабораторных условиях. Несмотря на то что усовершенствования зачастую были незначительными, старое безжалостно выбрасывалось на свалку и приобреталось новое, сколько бы оно ни стоило.
Инес задержалась на какое-то мгновение в дверном проеме. Одетая в норковое манто, доходившее ей до щиколоток, из-под которого виднелись лишь носки темно-коричневых сапог, она была великолепна.
Ослепленный этим черным солнцем, Хомер Клоппе поднял голову, но, наткнувшись на холодный взгляд Инес, поспешно отступил в сторону, позволяя ей войти. Он снова нажал на кнопку дистанционного электронного «ключа», и дверь бесшумно закрылась. Одновременно были заблокированы все выходы. Он засеменил за ней по коридору, не зная, чему отдать предпочтение: ее фантастически гибкой фигуре, посадке головы или этой длинной шее, растущей из плеч, как стебель цветка…
Они прошли через центральный холл и по лестнице спустились в подвал. Следуя за Инес, Клоппе едва сдерживал себя, чтобы не дотронуться до нее. Если бы он был более решительным, он попросил бы ее поднять полы манто, задрать юбку, чтобы видеть перед собой ее подрагивающий обнаженный зад.
Наконец они остановились перед последней дверью. Электронное устройство прыгало в дрожавших руках Хомера, когда он набирал кодовое слово из пяти букв, которое позволяло войти в помещение, где стояли сейфы, и одновременно отключало всю сигнализацию.
Они вошли в комнату-сейф — прямоугольной формы хранилище размером восемь на десять метров. Потолок, стены были из толстой стали, способной выдержать даже атомный взрыв. Аромат духов Инес, казалось, наполнил эту комнату, хранившую холодный, мертвый металл, человеческим теплом.
— Постели постель! — приказала она.
Хомер Клоппе извлек из кармана два металлических ключа и вставил их в замочные скважины его личного сейфа под номером 829. Застыв, как статуя, Инес наблюдала за его действиями, чувствуя, как в ней поднимается теплая волна возбуждения.
— Доллары?.. — пробормотал банкир.
— Доллары, марки, швейцарские франки и несколько золотых слитков…
— Вы не снимете манто?
— Сниму…
Хомер запустил обе руки в сейф и вытащил охапку пачек денег. Он бросил их на пол, и Инес разровняла их носком сапога.
— Еще!
Он неловко вытащил несколько слитков золота, один из которых выскользнул из его рук и упал на пол. Хомер тут же мысленно извинился перед ним виноватым внутренним голосом. Она наблюдала за ним, как ящерица за муравьем. На полу уже возвышался полуметровый куб из денег и желтого металла. Хомер стал на колени и осторожно разровнял денежную массу. Инес небрежно помогала ему носком сапога.
Когда подобие «матраца» толщиной в двадцать сантиметров было готово, Хомер улегся на него. Инес усмехнулась.
— И чем это пахнет?
— Устраивайтесь рядом, и вы сами почувствуете… — пробормотал он.
— Позже… Раздевайтесь!
— Уже?
Она отступила на три шага назад.
— Смотри, я тебе кое-что покажу!..
Она легла на спину, задрала юбку и подняла вверх ноги.
Ошеломленный, Клоппе едва смог прошептать хриплым голосом:
— Инес!..
На этот раз ее голос прозвучал тверже.
— Раздевайся!
Хомер сел на матрац из денег и стал расстегивать брюки. На нем был строгий серый костюм, черный галстук, белая рубашка. Единственное отступление от стиля — тайна, о которой не знали ни жена, ни близкие, ни, тем более, сослуживцы, — заключалось в трусах ярко-красного цвета в белый горошек, классической длины до колен.
— Снимай их, — сказала Инес.
Он вдруг понял смысл этой сцены: деньги выступали в качестве Бога, а его собственные действия символизировали жертвоприношение. С тех пор как он начал встречаться с Инес — этим дьяволом во плоти! — этот эротический ритуал всегда повторялся.
— Раздвинь ноги, белое ничтожество! — приказала она, становясь на колени у него в ногах.
Вытянув вперед губы, она поползла вверх по его ноге, касаясь ими поросшей рыжими волосами кожи…
* * *
Холл отеля напоминал деревенскую площадь в день ярмарки, настолько разнообразно и пестро была одета толпа. Обливаясь потом, Мортимер О’Бройн прокладывал себе дорогу через орущих, смеющихся, беззаботно поглядывающих по сторонам людей. С трудом добравшись до регистрационной стойки, он обратился к портье:
