— Двенадцать патронов, господин лейтенант.
Проехав Лимматплац, «БМВ» свернул налево.
— Шиндлер, микрофон! Преследуемая машина движется в направлении Корнхаузштрассе. Гранаты у них есть?
— Да, господин лейтенант. И огнемет.
— Твари!.. Твари!.. Микрофон!.. Выехал на Шафхаузерштрассе.
— Все понял, господин лейтенант… За вами следуют четыре автобуса. Двадцать четыре человека…
— Вооружение?
— Боевые винтовки, автоматы…
— Сворачиваю на Хиршвизен…
— Понял, господин лейтенант!.. Оповещаю…
— Рассказывайте, Шиндлер!
— Когда мы подъехали, в банке уже полыхал огонь… Потом оттуда повыскакивали эти типы и применили против нас огнемет…
— А вы в это время играли в карты?
— Одного мы ранили, господин лейтенант.
— Подъезжаю к Винтертюрерштрассе… Общее направление — северо-восток.
Через пять минут «БМВ» выехал на шоссе Бассердорф. Неожиданно он свернул влево, и Блеч потерял его из виду. «Опель» повторил маневр и выехал на другую дорогу, ведущую к строениям, окруженным высокой глухой стеной. «БМВ», казалось, прошел сквозь стену и исчез. Блеч притормозил и съехал на обочину под развесистый куст розмарина.
— Мы засекли их, Шиндлер! Что это?
— «Сюисс милк энд буттер», господин лейтенант. Еще они делают сыр… Здесь работала моя двоюродная сестра.
— Микрофон! Приказываю всем полицейским машинам окружить «Сюисс милк энд буттер», шоссе Бассердорф, направо при выезде из Цюриха!
— Все понял, господин лейтенант! Автобусы уже подъезжают к вам.
— Поторопитесь, черт побери! Не могу же я держать осаду в одиночку!
Он отложил микрофон и вышел из машины.
— Шиндлер, за мной!
Шиндлер достал пистолет и побежал по мокрой траве за лейтенантом. Из-за стены доносился рокот моторов тяжелых грузовиков. Блеч подбежал к воротам. Они были закрыты.
— Помогите мне!
Шиндлер подставил спину. Блеч осторожно заглянул во двор поверх стены. То, что он увидел, потрясло его…
* * *
Вся ответственность за неудачно проведенную операцию ложилась на плечи Витторио Пиццу и Томаса Мерты. И они это понимали. Когда наступит час разбора, придется точно определить, кто из них допустил промашку. Но сейчас было не до того. Чтобы запутать следы, машины прибыли на молочный завод разными маршрутами. По словам боевиков, никто их не преследовал.
Мерта и Пиццу ворвались в кабинет на втором этаже, чтобы доложить Вольпоне и Габелотти о постигшей их неудаче.
Набирая номер телефона, Пиццу кричал:
— Они хотели скандал, мы его устроили!
— Это так тебе кажется! — взорвался Мерта. — Банк едва поцарапали. А надо было разгромить его до основания! Что сделали? Небольшой беспорядок в центральном холле! Если бы ты послушал меня, банк сгорел бы дотла.
— Если бы я послушал тебя, мы уже сидели бы за решеткой!
Моше Юдельман мудро посоветовал обоим донам больше не появляться ни в отеле, ни на вилле до тех пор, пока не станут известны результаты операции.
— Все может обернуться плохо, Итало. Всего предусмотреть нельзя. Не грех с уважением отнестись и к швейцарской полиции.
Между тем Моше позвонил в Милан Оттавио и попросил его подготовить их отход в Америку, если в Цюрихе начнутся осложнения. В любой момент швейцарская земля может превратиться для них в раскаленную сковородку. Оттавио сказал, что подумал об этом раньше, чем позвонил ему Моше.
По совету Юдельмана оба дона, ближайшее их окружение и телохранители укрылись на квартире некоей Инес, о которой Витторио ничего не знал.
Трубку сняли.
— Говорит Пиццу.
— Передаю трубку дону Вольпоне, — вежливым голосом сказал Барба.
— Витторио?
— Дело плохо, падроне! Фараоны ждали нас!.. Нарвались на засаду!
— Ты где?
— На базе.
— Задача выполнена?
— Гмм… Частично!.. Город уже прочесывают, падроне. Уходите, падроне! Здесь становится опасно!
— Мать твою так! — удивленно воскликнул Томас Мерта. — Внизу полицейские!
Послышались звуки выстрелов.
— Притащили все-таки ищеек на хвосте!
— Витторио! — прорычал Вольпоне.
Пиццу бросил трубку и побежал к окну. Двигатели молоковозок ревели, как турбины взлетающего самолета. Из тайников выпрыгивали боевики, разбегаясь в разные стороны. Прорваться через двенадцать стоявших за спиной полицейских автобусов было невозможно.
— Здесь — полиция! — раздался голос, усиленный мегафоном. — Всем выйти с поднятыми руками… Вы окружены.
Пиццу открыл окно, выдернул чеку гранаты и бросил изо всех сил по ту сторону стены. Взрыв заглушил выстрелы автоматического оружия. Находившиеся во дворе боевики Джакомасси, к которым присоединились «лейтенанты» Вольпоне и Габелотти, обстреливали стену, над которой время от времени возникала голова полицейского в каске. Пиццу увидел, как одна из бронированных полицейских машин разворачивается в сторону ворот. Выехав на прямую перед воротами, она отъехала назад метров на сто. Полицейские готовились таранить ворота.
Наступая Томасу Мерте на пятки, Витторио скатился за ним по лестнице. Сдаваться было немыслимо. Всем им грозило по меньшей мере пожизненное заключение.
— Сюда! — крикнул Алдо Амальфи.
Он стоял, размахивая руками, в облаке слезоточивого газа, заполняющего двор. Под мощными ударами бронированного автомобиля ворота треснули и слетели с петель. Машина врезалась в молоковозку и вспыхнула, как факел, пробив цистерну.
Люди Габелотти и Вольпоне бросились в цех переработки молока. Задыхаясь от бега, Пиццу, Брутторе, Дотто, Мерта, Ферро, Бадалетто и Сабатини окружили Алдо Амальфи, который что-то кричал какому-то рабочему завода.
— Быстрее! Он знает, как выйти отсюда! Все за ним!
Мужчины вбежали в ангар, где в пол были вделаны огромные чаны, содержавшие в себе тысячи гектолитров молока. Через каждые десять — пятнадцать метров кто-то открывал огонь, останавливая преследовавших их полицейских. Алдо Амальфи и Симеон Ферро, отставшие от группы, неожиданно оказались отрезанными от всех засевшим под кровлей крыши стрелком.
— Прикрой! Прикрой! — кричал Амальфи в адрес Пиццу, который не решался проскочить через небольшую металлическую дверь, за которой скрылись следовавшие за проводником его товарищи. Пиццу выдернул чеку последней гранаты и бросил ее за чан с киснувшим молоком, из-за которого осаждавшие вели огонь по Симеону и Алдо. Граната ударилась о стену ангара, и тут же последовал мощный взрыв. Три человека в униформе, изрешеченные осколками, упали в чан.
