— Это возможно, — шепчу сквозь невероятную сухость в горле. — Понять, что ты чувствуешь ко мне, это возможно.
— Ты сделала это с собой, чтобы доказать, что любишь меня?
— Нет, ты и так знаешь, что я люблю тебя. Я сделала это, чтобы показать тебе, каково это.
Он сильно хмурит брови.
— Не понимаю. Я знаю, каково это — быть выпоротым.
— Я не про это. Я имею в виду агонию видеть, как любимый человек причиняет себе боль. — Я поднимаю руку и глажу его по щетине, видя, как он начинает понимать мою мысль. — Ничто и никогда не причинит мне такой боли, как вид того, как ты делаешь это с собой. Меня убьет лишь это. Если ты снова себя накажешь, то я тоже накажу себя. — Мой голос слегка дрожит при мысли о том, что когда-нибудь придется столкнуться с еще одним днем, подобным вчерашнему. Я только что пригрозила ему, и если он любит меня так, как утверждает, то ему будет очень легко выполнить мою просьбу.
Его глаза бегают по сторонам, и он закусывает губу, начиная слабо качать головой. Его взгляд снова падает на меня.
— Ты меня любишь.
— Ты мне нужен. Нужен сильным и здоровым. Мне нужно, чтобы ты понял, как сильно я тебя люблю. Нужно, чтобы ты знал, что я тоже не могу без тебя. Потеряй я тебя, тоже бы умерла.
Он качает головой.
— Я не заслуживаю тебя, Ава. Не после той жизни, что прожил. У меня никогда не было ничего, что бы я ценил или хотел защитить. Теперь есть, и это странная смесь абсолютного счастья и беспредельного гребаного страха. — Его глаза сканируют каждый дюйм моего лица. — Я наполнил пустое существование выпивкой и женщинами. Мне никогда не было до них дела. Я причинил боль самому дорогому в моей жизни, и не могу с этим справиться.
— Я сделала тебя таким.
Его хмурая морщинка набегает на лоб, но он не спорит с моим утверждением. Я сделала его таким.
— С тобой, Ава, я жажду контроля. Ничего не могу с этим поделать. Правда, не могу.
— Я знаю, — вздыхаю я. — Знаю, что не можешь.
Прижимаюсь к его груди и впитываю тепло. На этот раз чувствую, что полностью его понимаю. Его существование было неудержимым — жизнь в безразличии, бесчувственности и полном беспорядке. Он не знает, что делать со всеми этими новыми эмоциями.
— Из-за меня тебе больно, — говорит он мне в волосы.
— А тебе из-за меня, — заявляю резко. — Мы имеем дело с прошлым. Пока у меня есть ты, сильный, мы справимся с этим. Меня ранит не твое прошлое. А ты. То, что ты делаешь сейчас.
Я осознаю, как разум указывает на то, что я изо всех сил пыталась принять прошлое Джесси, но это просто бушующая ревность, а не разрывающая сердце боль. Я должна научиться справляться с этим.
Меня отдергивают от его груди. Его глаза на мокром месте, подбородок дрожит.
— Ты обезумела, — тихо говорит он, прижимаясь к моим губам. — Обезумела, обезумела.
Я приветствую мягкость его губ. Это, пожалуй, единственная часть тела, которой я могу двигать без режущей боли.
— Я обезумела от любви к тебе. Пожалуйста, больше не поступай так с собой. У меня болит спина.
Он отстраняется, слегка хмурясь.
— Я все рано зол на тебя.
— Я тоже не очень тобой довольна, — возражаю спокойно.
— Я не могу к тебе прикоснуться, — ворчит он, снова целуя меня, теперь уже лицо.
— Знаю. Как твоя спина?
Он усмехается и продолжает покрывать мое лицо поцелуями.
— Я в порядке. Только злюсь на тебя. Нужно, чтобы ты двигалась.
— Мне это не принесет счастья, — возражаю я. Я была бы счастлива просто лежать здесь и чувствовать, как он покрывает меня поцелуями с головы до ног.
— Ни за что, леди. Тебе нужна ванна с лавандой и крем для спины. Не могу поверить, что из всех членов моего клуба ты выбрала самого неуравновешенного.
— Да? — Откуда мне было знать. Я просто вручила хлыст первому мужчине, который его взял.
— Да. — Он отрывает губы от моего лица и недовольно на меня смотрит. — Мы с Джоном должны были сегодня встретиться, чтобы обсудить вопрос об отмене его членства. Мы наблюдали за ним. В последнее время его поведение стало немного странным, и хотя некоторые женщины приветствуют грубую сторону его сексуальных свершений, другие — не особо в восторге. Из-за него им дискомфортно, и это проблема. — На его лице появляется выражение сожаления, и я знаю, что он думает о том, что ему следовало выгнать Стива раньше. — До вчерашнего вечера он не сделал ничего, что могло бы послужить основанием для того, чтобы мы от него избавились.
— Я сама его попросила, — пытаюсь облегчить вину Джесси. Не хочу повторения всего этого.
— Ава, есть правила. — Он целует меня, слегка прикусывая нижнюю губу. — Он обговорил с тобой способ прекратить все?
— Нет. — Теперь я понимаю, насколько сглупила.
— Список его проступков можно продолжать и продолжать. Он нарушил множество правил. Он должен уйти.
— Я его не помню. На юбилейной вечеринке я его не видела. — Я бы запомнила такое дерзкое лицо.
— Нет, он был на дежурстве.
— На дежурстве?
Джесси улыбается. Приятное зрелище.
— Он полицейский.
Поперхнувшись, кашляю, а затем морщусь.
— Что?
— Он полицейский. — Его брови поднимаются в жесте «да-ты-расслышала-правильно».
Стив — полицейский?
— Ты угрожал убить полицейского?
— Я был безумно зол. — Он убирает мои волосы с лица и задумчиво смотрит на меня. — Я тут размышлял.
Мне не нравится, как это звучит. И как он выглядит.
— О чем?
— Вообще-то, о многом. Но прежде всего мне нужно поговорить с Патриком о Ван дер Хаусе.
Я знала, что мне не понравится то, что он скажет, но я не вижу никакого способа этого избежать. Микаэль, вероятно, равноценен пенсионному фонду Патрика, и я знаю, что он, скорее всего, упадет в обморок от шока, когда я ему скажу, что больше не могу работать с Микаэлем. Я, правда, не могу, и это я еще не сказала Джесси о сообщении. Но он только что подтвердил, что тоже думает, что на той записи был Микаэль.
О Боже.
— Сегодня понедельник! — выпаливаю я, слегка ерзая в попытке встать.
Его руки быстро сжимают мои плечи, толкая обратно.
— Ты, действительно, думаешь, что я позволю тебе куда-то пойти? — Он качает головой. — Слушай, это не единственное, о чем я думал.
Он начинает покусывать губу.
О нет. О чем он думал?
— Что? — спрашиваю тихо. Он даже не вдавался в подробности своих мыслей о Микаэле, хотя я точно знаю, к чему он клонит.
Он придвигается ближе ко мне.
— Я не смогу без тебя жить.
— Я знаю.
— Но не только потому, что я беспокоюсь о возвращении к своим старым привычкам. Я люблю тебя, потому что ты даешь мне цель. Своей красотой и духом ты заполнила огромную дыру, и хотя я, возможно, немного усложняю твою жизнь своими вызывающими действиями... — Он саркастически приподнимает бровь. — Мне хочется попрекнуть тебя тем же.
Я громко смеюсь и сразу же морщусь, но Джесси не присоединяется к моему веселью. Его губы сжимаются, и хватка на моем бедре усиливается.
— Я не бросаю вызов, Джесси Уорд. — Его брови подскакивают выше. Он явно не согласен, но я закрываю ему рот ладонью, чтобы остановить контратаку. — Ты только что сказал, что я заполнила огромную дыру своим духом...
— И красотой, — бормочет он мне в ладонь.
Я закатываю глаза.
— Часть этого духа — моя постоянная потребность бросать вызов твоим вызовам. Ты никогда не отделаешься от той крошечной части меня, которая восстает против тебя, да, тебе бы этого и не захотелось. Вот что отличает меня от всех женщин «Поместья», которые слишком долго вылизывали твои ботинки.
Теперь уже я саркастически приподнимаю бровь, и в ответ его глаза слегка сужаются. Я обращаюсь с этими словами к мужчине, который настолько невероятно толстокож и неразумен, что я бы не удивилась, если бы он рассмеялся мне в лицо, но я все равно продолжаю:
— Я полностью отдалась тебе. Каждая частичка меня принадлежит тебе. Никто никогда не заберет меня у тебя. Никогда. И я знаю, что часть твоей проблемы в том, чтобы держать меня как можно дальше от того, что представляют собой другие женщины в твоей жизни.
