— Слушаю вас, — не поднимая головы от машинки, сказал дежурный полицейский.
— Нас ждет капитан Кирпатрик, — недовольным тоном сказал Джонни Кифф.
Полицейский продолжал печатать.
— Вас? Кто вы?
Кифф сунул ему под нос свою визитную карточку. Негр взял плотный прямоугольник картона, повертел его в руках и неохотно встал со стула.
— Сейчас узнаю, — сказал он и исчез за дверью в глубине комнаты.
Через минуту он вернулся, безразлично посмотрел на адвоката и пробурчал.
— Капитан не может вас принять, на это время у него назначена встреча… Просит зайти позже или позвонить.
— Что? — возмутился Кифф. — Он срывает с отдыха моего клиента и отказывается нас принять!
— Вашего клиента? Кто ваш клиент?
— Мистер Вольпоне, — встрял Хенли. — Итало Вольпоне!
— Кто из вас Вольпоне? — спросил полицейский.
— Все, хватит! — вскипел Кифф. — Идите и доложите своему шефу!
Пока они ждали возвращения полицейского, Кифф несколько раз повторил: «Возмутительно!» Коллеги согласились с ним, молча кивнув.
— Комиссар ждет вас, — сказал негр, оставив дверь открытой.
Они шли по коридору к кабинету Кирпатрика, как быки, рвущиеся на арену. Когда они вошли, Кирпатрик встал им навстречу.
— Сожалею, метр! Я не знал, что вы будете сопровождать мистера Вольпоне. Дежурный плохо вас понял…
— Господин Хенли, господин Мердл, господин Вольпоне, — сухим тоном представил всех Джонни Кифф.
— Присаживайтесь, господа!
— Спасибо, предпочитаем выслушать вас стоя, — сказал Хьюберт Мердл.
— Как вам будет угодно, — ответил Кирпатрик, машинально проведя ладонью по своей огненной шевелюре. — Господин Вольпоне, боюсь, что с вашим братом случилось несчастье… Бьяска формально подтвердил, что туфля, которую наши швейцарские коллеги нашли на оторванной ноге, принадлежала вашему брату Дженцо. Я не могу категорически утверждать, что найденная нога — это нога вашего брата. Хочу спросить у вас… — Кирпатрик сделал секундную паузу, — находился ли ваш брат в Цюрихе последние три-четыре дня?
— Мы можем посмотреть туфлю? — прервал его Кифф.
— Одну секунду, метр. Вы можете ответить на этот вопрос, мистер Вольпоне?
— Да, — вступил в разговор Хенли, — да, действительно, в эти дни Дженцо Вольпоне находился в Швейцарии.
Капитан смотрел прямо в глаза Вольпоне, которые метались из стороны в сторону, не зная, на чем остановиться.
— Мистер Вольпоне? — не обращая внимания на выпады адвокатов, настаивал Кирпатрик.
— Мой брат отправился в Цюрих на деловую встречу, — ответил Итало.
— Вы не обязаны вдаваться в детали, — упрекнул его Мердл.
— Туфлю! — потребовал Вольпоне.
Из ящика стола Кирпатрик достал пакет, развернул его и протянул туфлю Вольпоне.
Тот долго разглядывал ее.
— Вполне возможно, что эта обувь принадлежала моему брату.
— Вы не уверены в этом?
— Как он может быть уверен? — возмущенно пожал плечами Кифф. — Можете ли вы с полной уверенностью опознать какую-нибудь вещь, принадлежащую вашим близким?
— Комиссар, я, вероятно, чего-то недопонимаю, — язвительно сказал Хенли. — Наш клиент выехал отдохнуть два дня на Багамах, а вы выдергиваете его оттуда…
— Я всего лишь попросил его приехать, — перебил его Кирпатрик, не спуская внимательных глаз с Вольпоне. — Мистер Вольпоне мог просто проигнорировать мое приглашение. Хочу признаться, мистер Вольпоне, что не ожидал увидеть вас в окружении столь знаменитых адвокатов при выполнении такой малозначительной формальности.
— Когда была найдена нога? — спросил Итало.
— Тридцать шесть часов назад. Она была прикреплена к обходной решетке электровоза, прибывшего на вокзал в Цюрих.
— Хватит, пошли отсюда, — нервно передернул плечами Итало.
— Что касается вашего брата, я вынужден был обратиться в Интерпол. И еще, в любую минуту может потребоваться ваше свидетельствование, мистер Вольпоне.
— Вы знаете, где можно найти мистера Вольпоне, — сказал Кифф.
— Мистер Вольпоне, вы не собираетесь покидать Нью-Йорк в ближайшие дни? — спросил Кирпатрик.
— Что? — задохнулся от возмущения Мердл. — Что это значит?
— Ничего особенного, метр. Просто я хочу знать, где, в случае необходимости, я смогу найти мистера Вольпоне.
— Я вылетаю в Швейцарию первым самолетом, — буркнул Итало и огорченно опустил голову. — Если с моим братом что-то случилось, я хочу узнать — что?
— Будем надеяться, что речь идет не о нем, мистер Вольпоне. Есть еще один момент, который привел в изумление моих швейцарских коллег. В кармане штанины нашли билет Цюрих — Женева, закомпостированный в Цюрихе за двадцать минут до прибытия поезда.
— И что? — спросил Мердл.
— Метр! — укоризненно произнес Кирпатрик. — Кто-то, на данный момент нам неизвестный, садится в поезд Цюрих — Женева, а отрубленная нога этого неизвестного возвращается в Цюрих спустя двадцать минут после его отъезда.
— Дальше, капитан.
— По логике вещей, ногу должны были отрубить в Женеве, разве не так?
— И что это меняет? Так как еще не определили, кому она принадлежит…
— Уходим отсюда! — повторил Вольпоне.
— Мистер Вольпоне, если вы хоть что-нибудь узнаете о своем брате, сообщите мне, — попросил Кирпатрик. — Если что-то узнаю я, непременно дам вам знать…
Все головы почти одновременно склонились в знак прощания, и Вольпоне, сопровождаемый адвокатами, вышел из кабинета. Едва за ними закрылась дверь, появился Финнеган.
— Финнеган! — радостно завопил Кирпатрик. — Они уже нервничают! Пусть твои люди проверят, на самом ли деле этот ублюдок собирается улететь сегодня в Швейцарию. Я хочу, чтобы двое наших сидели в том же самолете. Полетят Кавано и Махоуни.
* * *
Он извивался под ней, отворачивая лицо, когда она, смеясь, хотела поцеловать его, и наконец резко сбросил ее с себя.
— Нас могут услышать!
— Ну и что? Это даже забавно!
— Я старомоден…
— Если бы ты знал, как возбуждаешь меня, делая вид, что боишься, что я тебя изнасилую. Или ты действительно боишься?
Тыльной стороной ладони Курт вытер рот, чем сильно удивил Ренату.
— Моя губная помада не пачкается! Давай попробуем еще раз!
Курт попятился от нее. Родившись в семье среднего достатка, он вырос пассивным бунтарем-революционером. Его презрение к комфорту, роскоши, деньгам и ко всей капиталистической системе в целом было не чем иным, как показным противостоянием благосостоянию…
Рената Клоппе вобрала в себя все, что он провозглашал тошнотворным: беззаботность, богатство, вызывающую красоту и полное отсутствие интереса к великим проблемам — голоду в мире, ухудшению экологии, марксизму, идеалам рабочего класса…