— Я понимаю, почему он не приводит тебя сейчас.
— Ага, — смеется Хейден.
— Безусловно, «Соколы» будут постоянно просить уроки фигурного катания.
Я тупо смотрю на них двоих.
Затем с болезненным пониманием я понимаю… они пристают ко мне! Даниэль и Хейден! Сакачелли и Тремблей! Номер 77 и 9! Приставал ко мне, Элу! Их товарищу по команде! Номер 44!
Улыбка Даниэля ползет по его лицу, и он достает свой телефон.
— Скажи, если бы я хотел несколько частных уроков, как бы я их заказал?
Хейден смотрит на него, бросая на него взгляд, обычно предназначенный для «Ледяных Волков».
Я выдыхаю изо всех сил.
— Отвратительный! — Я кричу.
— Вы оба!
Я штурмую выход. Мое тело дрожит от гнева. Чего я ожидала, что Хейден подойдет и скажет: «Эй, Элис, хорошая игра! Что за пропуск!» как он поступает с Элом? Кого я смешу? Сегодня Хейден ничего не заметил в том, как я играла в хоккей. Все, что он и вся остальная команда заметили, была фигуристка в блестящем платье.
Я бросаюсь в машину и смотрю на края платья, выглядывающие из-под толстовки. Я даже не знаю, почему я боялась, что кто-нибудь узнает меня там. Никто не видел хоккеиста на том льду.
Лучше притвориться Ксандером. Хейден не видит во мне девушку, катающуюся на коньках. Я его товарищ по команде. Просто еще один человек, играющий в хоккей. И я лучше так и оставлю.
ГЛАВА 10
Хейден
Я подхватываю шайбу и проскальзываю по задней стороне сетки. Я не спускаю глаз с игрока другой команды, который идет прямо на меня, и, не сводя глаз с него, отдаю шайбу в сторону. Через две секунды слышу гул.
Цель!
Это щемящее сердце ощущение забитого гола пробегает по моему телу. Команда празднично затягивает Эла, но я хватаю его майку и вытаскиваю из толпы, пока его не затянуло в синее море. Он одаривает меня застенчивой улыбкой.
— Придется посмотреть этот гол в основных моментах, — говорю я.
— Ага, — говорит он, — потому что какой сумасшедший игрок даже не смотрит, куда пасует?
— Я знал, что ты будешь там.
Мы катаемся к скамейке, и я хлопаю его по плечу.
Ненавижу это признавать, но этот его глупый план действительно работает. Прошло три недели с тех пор, как мы тренировались, и за это время мы набрали много очков. И у этого есть еще один плюс — я не дрался ни в одной драке. Я вижу массу возможностей, где я мог бы бросить, но все, что я могу сейчас думать, это то, что две минуты, когда я мог бы играть с Элом. Как будто он открыл этот новый образ мыслей в моем мозгу.
И именно поэтому я не могу ничего сделать, чтобы поставить под угрозу наше новое партнерство… например, попросить у него номер его горячей сестры. Как бы Элис ни крутилась у меня в голове, пока я отвлекаюсь в школе или на одной из многочисленных лекций Кевина, я должен выбросить ее и ее маленькую белую пачку из головы. Она сестра Эла и больше никем быть для меня может.
***
После игры команда находится в приподнятом настроении. Еще одна победа, и впереди длинные выходные на День Благодарения… Жизнь у «Соколов» хороша.
Я перекидываю сумку через плечо и выхожу на холодный ноябрьский воздух. Эл шагает рядом со мной, как обычно. Я стал забирать его и отвозить после тренировки, чтобы мы могли поговорить об играх.
— Сегодня большой ужин в честь Дня Благодарения? — Эл смотрит вверх, улыбаясь.
Я выдыхаю и наблюдаю, как облако моего дыхания парит в воздухе.
— Мой День Благодарения был в октябре.
— Верно. — Эл смеется.
— Странный канадец.
— А ты?
Эл смеется, как будто я только что сказал самую смешную вещь на свете.
— Что? — Спрашиваю я.
— Моя семья не ходит на праздники. Моя мама всегда слишком занята организацией того или иного мероприятия.
Я останавливаюсь и смотрю на него.
— Без праздников? Даже не дни рождения? Или Рождество?!
Он отводит глаза.
— Я даже не думаю, что у меня есть чулок.
— Ты, должно быть, шутишь. — Я представляю наш старый дом во время Рождества. Папа часами развешивал фонари на крыльце, а мама вешала гирлянды на все перила. Теперь, когда мои тетя и дядя владеют домом, интересно, украшают ли они его одинаково.
— Все в порядке, — говорит Эл.
— Нельзя пропустить то, чего не знаешь.
— Что ж, если ты сегодня свободен, Элеонора приготовит ребрышки. Я знаю, что это не индейка и фарш, но она потрясающий повар.
Он останавливается.
— Подожди. Ужин у тебя дома?
— Ага. Ужин. Это то, что нормальные люди делают, когда голодны.
Он останавливается.
— Но ужин с… Кевином Тремблеем?
Я откидываю голову назад и стону.
— Тебя больше не приглашают.
Он бежит, чтобы догнать меня, болтая о Кевине. До сих пор мне удавалось избегать его фанатизма по поводу моего старшего брата, но, думаю, я должен был этого ожидать.
— Все в порядке, Хорошо? Будь спокоен.
***
Это путь к нашему дому, и я знаю, что мой брат выбрал его, потому что он находится в пригороде. Элеонора не любит большие города; она привыкла к маленькому пригороду прямо за Виннипегом, в котором мы все выросли.
— Я думаю, Элеонора — единственный человек на планете, который видел каждый хоккейный матч Кевина. Она ходит на арену, даже когда умирает от простуды, и сидит там на арене, закутанная с ног до головы в одеяла. Ее отец был нашим хоккейным тренером в Манитобе, поэтому она всегда ездила с нами на матчи.
Мы спускаемся по переулку с высокими дубами, отбрасывающими на дорогу тени в свете уличных фонарей. Все дома выглядят одинаково, но я подъезжаю к красному дому с курицей на почтовом ящике.
— Это красивое место, — говорит Эл.
Это? Для меня это выглядит фальшиво. Все дома выглядят одинаково.
— Это то, чего они всегда хотели, — говорю я.
— Все, о чем Кевин и Элеонора говорили, это взросление и покупка дома. Всякий раз, когда мы проезжали через такие районы, они показывали в окно и говорили, какие дома им нравятся.
— А ты? — Эл искоса смотрит на меня.
— Я? — Я смеюсь.
— Я просто хотел попасть в игру.
— Конечно, — говорит он.
— Поездка на игры всегда кажется самой длинной поездкой. Я просто хочу выйти и поиграть.
Я выпрыгиваю из машины, но Эл медлит.
— Хотел бы я надеть что-нибудь покрасивее, — бормочет он.
— Это не имеет значения.
— Но он капитан…
— Прямо сейчас, — говорю я, — он мой брат. Есть разница.
Элеонора открывает дверь еще до того, как мы проезжаем половину подъездной дорожки. Ее большие голубые глаза видны даже в сумерках, и она завила свои светлые волосы. Я написал ей, что привел друга, так что, думаю, мне следовало ожидать этого: она прирожденный артист.
— Привет! — На ее лице сияет огромная улыбка. На ней фартук с вышитым логотипом хоккейной команды Кевина.
Мы входим в дом, и она проводит Элу экскурсию. Я не провожу здесь много времени, если не считать еды; она всегда такая безупречная, как будто вырвана из журнала для дома и сада. У всего есть место.
Все, что я могу думать, это то, что это все, чего не было в доме нашего детства. В нашем доме все время был беспорядок. Мама никогда не помещала фотографии в рамки — они всегда просто вешались на холодильник. Конечно, в доме царил хаос, но когда у тебя есть два мальчика, которые думают только о хоккее, так оно и есть.
Мы садимся есть, и я не чувствую того напряжения, которое обычно испытываю, когда вынужден терпеть трапезу с мистером и миссис. По какой-то причине я чувствую себя намного комфортнее с Элом здесь. Это почти как на льду: когда на мне коньки, я точно знаю, кто я.
За ужином Эл задает Кевину миллион вопросов об НХЛ, но я вижу, что он пытается сдерживать себя. Конечно, мистер Капитан наедается — он никогда не устает говорить о себе.
— Хейден, — говорит Элеонора и делает то, что останавливает мой взгляд, чтобы убедиться, что я слушаю, прежде чем она начнет говорить.
