Малая провоцировала. Не знаю, намеренно или случайно, но вела она себя вызывающе. Дерзила и нарывалась, при этом бросала неоднозначные взгляды. Я долго не мог понять, что происходит. Какого хрена у меня сразу обе головы дымятся?
Ревность, сука, тот еще провокатор.
Потом эта крохотная ванная, порез, ее слезы… Дрожащие плечики, рваное дыхание, венка на тонкой шейке. От нее пахло сексом, меня крыло.
Я держался как мог. Закручивал болты покрепче, пока резьбу не сорвало. Увидел ее сисечки идеальные и превратился в животное. Хотел ее до дрожи, до помутнения и временного отупения. Если бы она не оттолкнула — трахнул бы.
Малую.
Мелкую сеструху Макса.
Маху свою!
Пиздец.
Я — моральный урод…
Андрюха продолжает забивать Лине баки йоговской лабудой, теперь расхваливает тантру.
— Кис, ты слышишь? — дергает она меня. — Тантра — это не только про секс. Она сближает на духовном уровне, улучшает отношения. Нам с тобой надо, — шепчет в ухо, касаясь губами.
Отстраняюсь резко. Противно.
— Херня это все.
Она снова наклоняется и хихикает приглушенно:
— Я тоже так думаю. Лучше качественного кокса ничто не сближает.
Смотрю на нее и не понимаю, как же я так лоханулся? Первые длительные отношения завел — и с такой пустышкой. У нее на уме только нажраться или обдолбаться и под кайфом поебаться. Как я почти год с ней продержался? Подумать времени не было — бизнес развивал.
— Лин, ты наш вчерашний разговор помнишь? — кошусь на нее, когда взмахом руки просит у официанта очередной бокал. — Не увлекайся алкоголем.
— Ла-адно, как скажешь, — соглашается и берет сок.
Она с утра подозрительно послушная и тихая, в сторону Маши даже не смотрит. Но паинькой быть поздно. Я окончательно прозрел и для себя все решил. Догуливаем последние деньки и по возвращении расходимся. Финита ля комедия.
Беру стакан воды и выхожу на небольшую кормовую палубу, где тихо и спокойно. Настроения бухать и веселиться нет. Все мысли о том, что было прошлой ночью. Флешбечит ежеминутно, изматывает. С утра маюсь, бешусь от недосказанности, но чувства вины или сожаления, как ни странно, не испытываю. Хочу узнать, что обо всем этом думает Маша. На поцелуи она отвечала. Я видел в ее глазах страсть, девочка звенела от возбуждения.
Между нами есть особое притяжение. Оно чувствуется с первого дня и заметно со стороны. Мы его оба сдерживали, поэтому так мощно рвануло. Об этом надо поговорить и понять, как быть дальше. Делать вид, что ничего не было, не выйдет.
Солнце ушло за горизонт, океан стал серым и будто потяжелел. По периметру яхты зажглись гирлянды. Стало уютно и романтично. Жаль, Машенька ко мне не присоединится. Поболтали бы. Хочу понять ее позицию.
Поворачиваюсь и вижу, что она стоит в середине каюты и машет руками. Что-то яро доказывает. Похоже, Радункову. Интересно, что.
Допиваю воду и возвращаюсь.
Ужин и пьянка в разгаре. Звон бокалов, смех, разговоры одновременно на нескольких языках. На фоне всеобщего галдежа Машкин голос выделяется возмущенной интонацией.
— То, что творится руками человека в море — это беспредел! Океан загрязнен пластиком и химотходами, животные гибнут, многие становятся жертвами браконьеров… Некоторые виды на грани вымирания. По-твоему, это не проблема?
— Всех не спасти, Машенька. В этом мире выживает сильнейший. Таков закон природы, — разводит руками вальяжно развалившийся на диване Кирилл.
— Уничтожать планету — закон природы? Ты просто снимаешь с себя ответственность, чтобы спокойно заказывать в ресторане стейк из голубой акулы и черепаховый суп, — наезжает она.
Кир аж воздухом поперхнулся, но сказать нечего. Молчит. И все затихли. Спор привлек внимание.
Первым свои пять копеек решает вставить тот самый хер с алмазных приисков. Пытается Кирюшу защитить.
— Ох уж эти зоозащитники! Вас, блаженных, послушать — жрать ничего нельзя. Животных жалко, рыбу вылавливать плохо. Только вы забываете, что человек — это хищник, он травой питаться не может!
— Тут я могу поспорить, — замечает Оля, которая вегетарианка и, если честно, выглядит куда лучше пережаренного на тропическом солнышке северянина.
— Еще одна нашлась, — отмахивается он и продолжает нападать на Машу. — Вот ты, девочка, акул жалеешь, а они нас жрут без сожаления.
— Акулы нападают на человека крайне редко. За год во всем мире фиксируется около пятидесяти случаев, и погибают далеко не все. А знаете, сколько акул в год убивает промысел? Порядка ста миллионов! И я не преувеличиваю.
— Да и хер с ними! — раздражается северный олень Аркаша. — Нашла кого жалеть! Пусть уже скорее все передохнут, без них прекрасно проживем.
— А вот и нет. Когда исчезает целый вид, рушится экосистема, от которой человек зависит больше, чем вы себе представляете. Я прошу не игнорировать проблемы экологии, потому что знаю, насколько они серьезные, — уверено выступает эколог Мария Лесниченко, и я открыто ей любуюсь. — Если ничего не делать, наши с вами потомки только на картинках увидят милых тюленей и улыбчивых дельфинчиков. Они вымрут, как мамонты.
— В дельфинариях останутся, — вклинивается Радунков.
— Не останутся. Они не размножаются в неволе, — отбивается Машка.
— Да и хер с ними! — повторяется грубиян Аркадий. — Мне в принципе посрать, что увидят мои потомки. Не факт, что они у меня будут. Сейчас приоритеты другие. Да, цыпа?
Он хватает за задницу стоящую рядом эскортницу, та поддакивает и сует ему в рот крупную клубнику.
— Очень жаль, — тухнет Машка. — Мне вас очень жаль.
— Меня жалеть не надо, — предупреждающе рычит олень. — У меня все зашибись! Ты тут шампанское за мой счет пьешь, так что будь добра, девочка, не еби мозги. Не мешай людям красиво отдыхать!
— Боже, как мелко… Я верну вам деньги за это шампанское.
Маша ставит недопитый бокал на стол и пролетает мимо меня на палубу.
— Это было грубо, Аркадий, — бурчит Радунков.
— А чего она умничает? Загрузила всех своей экологией, — оправдывается тот. — Бабы сейчас всякой херней страдают вместо того, чтобы своими прямыми обязанностями заниматься.
— Это ты про «у плиты стоять и детей рожать»? — прищуривается Олька.
— Именно! И ноги вовремя раздвигать, — ржет он, звонко шлепнув губастую фифу по ляжке.
— Да не обращайте на нее внимания! — неожиданно громко подает голос Лина. — Эта Машка ужасно заносчивая, любит людям отдых обосрать. Не надо было ее брать на яхту.
Договаривает и смотрит на меня испугано.
— Тебя забыли спросить. Ты лучше помалкивай, — советую.
Я собирался вступить в разговор раньше, еще на старте заткнуть рты всем, кто рыпнулся на Маху, но предоставил ей возможность самой это сделать. Если честно, хотелось понаблюдать за ней такой деловой и отчаянной, и я в восторге от девчонки. В ней столько чести и достоинства, столько правильных мыслей в ее чудесной головке, столько доброты в сердце. Всегда знал, что она умница, теперь считаю идеальной.
— Вечер подпорчен, но не страшно. Ща все бахнем по «Северному сиянию»[1] и помиримся! — вещает заметно подпитый Аркаша.
Он еще с берега мешает «Моет» с «Абсолютом», уверяя, что никогда не пьянеет. Фееричный долбоеб.
— Перед девочкой надо извиниться, — говорю ему максимально спокойно.
— За что? Она у тебя неадекватная, Кость. Воспитывай лучше.
— Так она не его девушка. Просто знакомая! — возмущенно пищит Каролина.
Метнув в нее молнию, снова смотрю на оленя.
— Ты попытался обесценить дело, которым Маша занимается. Это некрасиво. Знаешь, почему ты взбесился? Потому что эта девочка показала тебе, кто ты есть на самом деле. Ткнула носом в твое же дерьмо.
— Сейчас не понял, — понижает он голос. — Чё за предъява?
Желание двинуть по его обгоревшей на солнце морде настолько сильное, что кулаки сжимаются. И первым это замечает познавший дзен Андрюха. Подскочив с дивана, он переключает внимание на себя.
— Так, ребят! Хочу сказать! Лично я считаю, что Маша во многом права. Жить по принципу «после нас хоть Армагеддон» — ненормально. В отличие от всех нас она пытается что-то делать, чтобы сохранить наш общий дом, и это как минимум заслуживает уважения.
