Марат сидел за столом, подперев подбородок рукой, когда я принесла ему заключение.
– Вот, – протянула я ему листы.
Он молча их забрал и принялся листать в конец, ища само заключение.
– Психотропных и наркотических веществ в крови и моче не обнаружено, – прочёл он вслух и поднял глаза на меня.
В них было столько презрения, что мне хотелось просто лечь и тихо умереть.
– Я не удивлён.
Он встал на ноги и навис надо мной, словно коршун над своей добычей.
— Развод, — жёстко сказал он. — И даже можешь не мечтать, что дети с тобой останутся. Такая, как ты, не имеет права воспитывать моих детей.
Слёзы душили так, что не могла дышать, не хотелось жить. Если он сейчас уйдет, я просто лягу и умру.
— Пожалуйста, Марат, выслушай меня! — просила я. – Да, ничего не найдено, но я думаю…
– Хватит.
Он встал и хотел выйти из кухни, но я преградила ему дорогу. Схватила его за рукав пиджака, но он отмахнулся от меня, словно от мерзости какой.
– Не трогай меня, – рыкнул он.
— Марат... — Превозмогая страх, осмелилась дотронуться до его лица и провести по щетине пальцами. Я знаю, он очень любит, когда я так делаю...
Мужчина напрягся всем телом. На шее появились мурашки. На миг он прикрыл глаза, словно позволив себе насладиться этим мигом лишь на несколько секунд, а потом распахнул глаза. Там плескалась такая ярость, что моего мужа невозможно было узнать. Он стал чужим за эти несколько дней, что мы почти не виделись. Он ухватил меня за запястье и отвёл в сторону мою руку.
— Не прикасайся, — голос его звучал глухо. Я чувствовала, как ему больно, но не могла нас спасти. Пока не могла… Его глаза способны были убить, раздавить и уничтожить. Он просто ел меня взглядом, но не делал и шага ближе. Он больше не притрагивается ко мне как к женщине… — Я так тебя любил… Сдохнуть за тебя готов был. А ты…
Он укоризненно покачал головой. Руки моей не отпустил. Словно берег миг этого соприкосновения его пальцев с моими. Даже такого грубого соприкосновения.
— Марат, я прошу тебя, дай мне сказать!
— Молчи, — он мягко тряхнул меня, и я умолкла. — Мне не нужны твои оправдания для дурака. Я сам всё видел. Сам, своими глазами. Ты мне ничего не докажешь. Мой адвокат привезёт документы о разводе на подписание.
— Отдай детей. Им плохо без меня.
— Нет. Ты всё это сделала сама, Лина. Я никогда не поступил бы так с тобой, если бы не ты.
Он небрежно бросил мою руку и обошёл меня, устремившись к двери.
— Я беременна.
Марат остановился как вкопанный. Медленно обернулся. Я встретилась с холодными серыми глазами, в которых читалось недоверие.
— Что ты сказала? — спросил он.
— От тебя.
Марат недоверчиво разглядывал меня не меньше половины минуты.
– И я должен поверить, что ребёнок мой? – скептически изогнул он бровь. – Как раз после того, как ты кувыркалась с моим братом у меня на глазах?
Опустила глаза от нахлынувшей боли. Ожидаемо и, возможно, даже логично, но от того не менее больно. Как удар в самое сердце.
– То есть ты ребёнка признавать не будешь? Считаешь, что я его нагуляла, да?
– Ну, как минимум надо сделать тест, – ответил Марат. – Я не готов теперь верить тебе на слово после того, что увидел.
Я почувствовала, как живот внутри болезненно скрутило жгутом в области солнечного сплетения. Это умирала надежда. Я словно перешагнула некую черту, после которой мне больше уже ничего и не надо.
– Понятно, – негромко ответила я. – После этих слов я ничего доказывать тебе не хочу. Неси свои документы на развод, Марат. Я всё подпишу. Я теперь и сама больше не хочу быть с тобой. Этого ребёнка я выращу сама – твоего ребёнка. Мы справимся. Без тебя. А что касается Арсения и Алисы – я не отдам тебе их. Ты не имеешь права один решать, с кем будут жить дети. Они маленькие, и им нужна мать.
– Дети будут жить со мной, – заявил он, сверля меня потемневшими от гнева глазами. Он довольно больно схватил меня за руку. – Разговорилась, я смотрю?
– Нет, теперь слушай, — прошипела я и потянула руку на себя. Не отпустил, так и смотрел зверем в моё лицо. Но сейчас я не буду бояться его, если речь идёт о детях! Я не уступлю! – Дети будут жить у себя дома, – кивнула я. – И мы уедем туда, как только Арсюше станет легче. Но я останусь. Тебе придётся выгонять меня на глазах детей в таком случае. Я не останусь здесь, рядом с твоей, полной ненависти ко мне, матерью. И сама я не уйду. Мы с детьми будем жить как раньше, в нашем доме. Или у тебя хватит смелости обижать меня прямо при них? Ты считаешь, они тебе потом спасибо скажут за такую разлуку с матерью? Не думаю. Оставь нас в покое. А если тебя что-то не устраивает – уходи сам.
Глава 12.
Его взгляд стал тяжёлым. Какое-то время он сверлил меня своими серыми глазами, а потом вдруг приблизился вплотную. Меня бросило в жар. Что он хочет сделать? От него всего что угодно можно ожидать... Кожа покрылась мелкими мурашками, а Марат продолжал стоять, почти соприкасаясь со мной. Я ощущала через его рубашку жар мужского тела.
Он наклонил голову и втянул в себя воздух возле моих волос. Его по-прежнему ведёт от меня, так же, как и до рождения Алисы, но сейчас он вряд ли позволит себе лишнего. Ведь мы теперь враги, и он так лихо вычеркнул меня из своей жизни.
Но из жизней наших детей я себя вычеркнуть не позволю.
Он наклонился ещё ниже. Его губы коснулись моего уха, он словно боролся с желанием провести по ушной раковине языком и втянуть губами мою мочку, услышать стон, который я издала бы обязательно, если бы он так сделал...
– Будет, как я сказал. Ты против меня мало что можешь, – сказал он возле моего уха, а потом резко отстранился, развернулся спиной и твёрдой походкой вышел из кухни.
Через полминуты хлопнула входная дверь, заставив меня вздрогнуть, затем я услышала мерный гул двигателя машины, покидающей территорию дома.
Я нервно сжимала пальцы и смотрела ему вслед. Если Марат захочет меня обыграть, он обязательно что-то придумает. Я не знаю что и надеюсь, что это не будет на глазах детей. Не представляю, чего теперь мне ждать... Он прав – я против него мало что могу.
***
Ещё через два дня сыну стало намного легче. Свекровь со мной принципиально не разговаривала и ждала, когда же я уже уйду – ведь ребёнок почти поправился. Впрочем, я ждала того же и уже договорилась, что Нина, которая занималась нашими детьми, завтра снова придёт в дом, в котором мы жили все вместе. Мне завтра уже на работу выходить.
Вздохнула, вспомнив о работе. После передачи компании Маратом теперь непонятно, какой дурдом будет твориться в офисе. Кто теперь будет начальником компании и непосредственно моим, и не поувольняют ли нас к чертям собачьим всех. Впрочем, я бы, может, и уволилась, да контракт не позволит.
Чёрт возьми ещё... Второй раз в жизни мне портят жизнь условия контракта. Ладно, будем разбираться с проблемами по мере их поступления. И снова как Скарлетт – я подумаю об этом завтра. Потому что сегодня у меня всё равно только вопросы и ни одного ответа.
Я ехала к отцу. Только сегодня мне удалось найти для этого время. Арсений уже спокойно согласился остаться с бабушкой Олей. Он почти поправился и насладился общением с мамой, у него пока прошла паника, что я снова надолго исчезну. Как бы теперь ещё донести до его упрямого отца, что нас с ним ни в коем случае разлучать нельзя, ребёнок слишком мал, слишком привязан пока к матери.
Марату просто необходимо в данном случае все свои обиды засунуть кое-куда! Я ведь засунула свои. У меня теперь и своих обид на него целый вагон и одна маленькая тележка! И что теперь? У нас есть дети, за которых мы несем ответственность, в том числе и за их психическое состояние, а своими действиями Марат вполне может нанести маленькому ребёнку травму.
Прекрасно понимаю, что у него сейчас в душе творится ад. Потеря фирмы сильно ударила по нему. Мне ли не знать, как он ей дышал, как строил несколько лет по кирпичикам свою компанию, как потом начались трудности, и он, к большому моему сожалению, просто не справился, несмотря на опыт, сноровку, чутьё и прекрасные данные для руководителя. Иногда обстоятельства сильнее нас. Никто от этого не застрахован. И мне очень больно, что я не имею возможности его поддержать сейчас, успокоить, пожалеть и выслушать. Я знаю, что ему это нужно, но ни с кем делиться, кроме, может быть, Жеки, он не станет. И будет носить в себе всё, гореть внутри заживо, но совершенно тихо.
