— Не могу поверить, Вы такая понимающая.
— Если ты действительно любишь кого-то, то любишь его всего и отпускаешь, когда приходит время.
Я вижу, как её глаза начинают наполняться слезами.
— Я не хотела Вас расстраивать. Хотите остановиться?
Она качает головой, пока с ее щек падают несколько слезинок.
— Нет. Продолжай рисовать, Ава. Рисуй всё, что видишь.
Я рисую, и из этого появляется одна из моих лучших картин на сегодняшний день. Я с трудом могу в это поверить. Когда погружаю свои кисти и заполняю холст от края до края; меня распирает от вдохновения. В конце концов, это не зависит от Логана. Он помогал мне совершенствоваться, да, рисковать и раздвигать границы, но я являюсь той, кто растёт, меняется и становится лучшей художницей, позволяя ему помочь мне в этом. Такой подарок бесценен, даже если ценой всего — разбитое сердце. Потому что никто не может отнять этот дар.
Глава 20
Следующие две недели я заканчиваю картины для выставки. Думаю, Логан упорно работает над своим романом. Я не пытаюсь связаться с ним. У него есть своя работа, а у меня — своя. Мне всё еще больно. Я всё ещё смущена его отказом. И всё еще скучаю по нему. Но, по крайней мере, ко мне возвращается любовь к живописи. Я ношу браслет от Тиффани в кармане. Когда не рисую, то ношу его как знак надежды и истинной любви, он всегда будет со мной.
За неделю до выставки в конце года беру студию в полное своё распоряжение на целый день. И работаю над картиной, для которой Джонатан впервые позировал, но возникают проблемы с положением ног фигуры. Я продолжаю всё портить и понимаю, что, возможно, не смогу исправить недостатки без помощи модели. Откладывая щётку, я беру телефон, чтобы позвонить Дженни. Может быть, один из её друзей-актеров попозирует для меня за пиво. Я не могу позволить себе платить кому-либо сейчас. С тех пор, как сообщила отцу о своих планах относительно Нью-Йорка, он строго ограничил мне доступ к средствам. Он ошибочно полагает, что, заставляя меня страдать финансово, этим самым заставит меня передумать. Признаюсь честно, это неудобно, но это неплохая практика для моего будущего в Нью-Йорке, где придётся жить очень экономно, чтобы я могла позволить себе купить краску.
Прежде чем успеваю набрать номер Дженни, слышу стук в дверь. Дверь медленно открывается, и когда я вижу, кто там, моё сердце делает что-то вроде кувырка или сальто — подобное сочетание заставляет меня чувствовать легкую тошноту, а лицо — позеленеть.
— Что ты здесь делаешь? — говорю я.
Входит Логан. Не своей обычной вальяжной походкой, а робкими, осторожными шагами. Я не видела его уже несколько недель.
Выглядя смущенным, он говорит:
— Ты, наверное, ненавидишь меня сейчас…
Я чувствую многое, но ненависть — не одна из этих эмоций. Поэтому отвожу от него взгляд, чтобы собраться с мыслями. Смотрю на свою почти законченную картину. Он встаёт рядом со мной, держась на полшага позади моего левого плеча, и тоже смотрит на картину.
— Хорошая работа, Ава.
Я пожимаю плечами.
— Я не могу закончить её без живой модели. — Я начинаю вытирать кисти. Мне больше не хочется рисовать.
— Я могу помочь?
Я улыбаюсь, вспоминая, как он впервые вошёл в студию и встал за этот мольберт.
— Если я не могу закончить его, то сомневаюсь, что ты сможешь, — говорю я.
— А если я буду тебе позировать, это поможет?
Я поворачиваюсь к нему лицом. Его глубокие зелёные глаза искренние и мягкие. Он действительно предлагает свою помощь. Я снова смотрю на картину, потому что знаю, что увижу себя, а если ещё раз посмотрю в его глаза, то точно потеряюсь.
— Ава, — говорит он, подходя ко мне сзади. — Мне действительно очень жаль. — Я чувствую, что в любую минуту он может обнять меня, и боюсь, каково это будет.
— Мне только нужна помощь с ногами, — говорю я. — Если бы ты мог встать на трибуну…
Он смотрит на изображение, затем поднимается на подиум. Логан начинает расстёгивать пряжку своего ремня, что имеет смысл, поскольку Джонатан был голым, но я начинаю охладевать, потому что последнее, что хочу сделать, это растаять перед ним. Химия между нами всё ещё ощутима, но не могу поддаться ей, даже с его извинениями. За последние две недели многое изменилось для меня. Я стала сильнее. И хочу оставаться такой и дальше.
— Подожди, — говорю я. — Иди сюда и сядь.
Я указываю на стул неподалеку от мольберта. Затем тянусь за маленьким чистым холстом, лежащим рядом с моими принадлежностями. Это последняя картина, которую я должна сделать. Я ставлю его на мольберт, а Логан, выглядя немного смущённым, садится на стул.
— Положи руки вот так, — говорю я, показывая ему позу, которую хочу запечатлеть на холсте. — Я буду рисовать твои руки.
***
Картина рисуется легко и, в конце концов, так же, как и наш разговор. Он говорит, что закончил свою рукопись. И только сегодня утром отослал ее Лоуэллу. Он выглядит счастливым, даже гордым.
— Я бы не справился без тебя, — говорит он.
— Ты закончил его без меня.
— То, что мы не разговаривали и не спали в одной постели, ещё не значит, что ты не была со мной, Ава.
Я киваю. Поскольку знаю, что он имеет в виду. Как только острая боль прошла, и Мадлен вернула меня в студию, я почувствовала, что часть Логана тоже была со мной.
— Ты хоть представляешь, как тяжело находиться с тобой в одной комнате и не срывать с тебя одежду? — Он одаривает меня своей самой сексуальной и дьявольской улыбкой.
— Ты пытаешься отвлечь меня?
— Да.
— Не шевели пальцами!
— Я ничего не могу поделать, — говорит он, защищаясь. — Я представляю, что они могут с тобой сделать.
— Остановись. — Но я не могу удержаться от улыбки. Мы подшучиваем, словно у нас не было этого болезненного перерыва, словно мы вернулись к тому, что было раньше, но я знаю, что сейчас все по-другому. Я другая.
Эта картина почти закончена. Он практически сам себя нарисовал. И это прекрасно. Я редко восхищаюсь своими работами, но свет и тон кожи в самый раз. Я буду дорожить ей.
— Можно посмотреть?
— Нет, но думаю, что готова попросить тебя помочь мне кое с чем другим.
Я снова меняю полотна местами.
— На подиум. Снимай штаны, — говорю властно.
— О, мне нравится твой тон.
Он кокетничает и играет, помогая мне с моим искусством. Но я не прощаю его уход. Во мне до сих пор присутствует боль.
Он поднимается на подиум и поправляет кучу одеял и тканей, лежащих там.
— Это на случай, если я замёрзну?
— Возможно. — Я делаю глубокий вдох и готовлюсь к тому, что он снимет штаны. Я напоминаю себе, что в студии я художница. Не подруга, не любовница, даже не бывшая любовница.
Он отворачивается от меня, и я вспоминаю, что должна опустить взгляд. Как я могла забыть о своем главном правиле? Он отворачивается от меня, потому что именно так Джонатан позировал для этой картины. Логан делает выпад передней ногой вперёд. Мышцы его ног и ягодиц напрягаются. Я чувствую знакомое тепло, распространяющееся по всему телу.
— Тебе ведь не нужны мои руки, верно?
«Не для картины» — думаю я, улавливая двойной смысл в его словах. Моё сердце немного смягчается. Мне действительно нужны его руки... я отгоняю эти мысли, беру кисть и начинаю искать нужные мне линии.
Не могу не сканировать некоторые детали, которые не нужны для картины... например, то, что висит у него между ног. Но поскольку для этой позы его руки не понадобится, он обхватывает ладонями свои гениталии, хотя и отворачивается от меня, так что я не могу даже украдкой заглянуть между его бёдер.
— Чувствую себя очень уязвимым, — говорит он. — Что ты делаешь?
— Рисую.
— Но какую часть моего тела?
— Изгиб задней икры.
Кажется, я вижу, как дрожит его задняя нога.
— Тебе холодно?
— Поговори со мной, пока рисуешь. Словно ты касаешься меня своей кистью.
— Ладно. Ну, сейчас я работаю над тенью под левой ногой. Еще пара капель зеленого и... хорошо, всё готово. Теперь подкрашиваю изюминку на правой ягодице…, и нужно получить правильное соотношение длины от бедра до голени... — Я сосредотачиваюсь на том, что делаю в течение нескольких минут, прежде чем продолжить.
