Это должна быть она.
— Что ты делаешь?
Его голос вызвал мурашки, которые поднимались по ее позвоночнику, как плющ. Эндорфины устремились под верхний слой кожи и ее тело умоляло об облегчении, которое ее муж выдавал как наказание. Но когда Рози повернулась к нему лицом, она напомнила себе, какой потерянной и одинокой она чувствовала себя в Haskell этой ночью. Как она стала чужой в своей собственной жизни? Ей надоело ждать, когда старый Доминик вернется и оживит ее. Где мужчина, который раньше разделял ее мечты, делал их своими? Он ушел.
— Сегодня мной заинтересовался мужчина.
Рози понятия не имела, откуда взялись эти слова Они были незапланированными. Однако, как только они слетели с ее губ, ее решимость уйти увеличилась в десять раз. “ Правильно, муж. Я крутая. Та, которую ты слишком долго принимал как должное”.
Доминик замер от ее заявления. В дверном проеме между кухней и гостиной он, казалось, расширился, его мускулистая грудь поднималась и опускалась, как будто он запыхался.
— Извини что, Рози?
— Ты слышал, что я сказал. Мужчина. Был заинтересован. Во мне. — Она приподняла бедро, чувствуя себя более похожей на себя прежнюю, чем за последние годы. — Сегодня вечером.
Напряженная тишина повисла между ними.
— Если кто-то прикоснулся к тебе, — медленно произнес он, делая шаг на кухню и наполняя ее, как сотню воздушных шариков, — то он пожалеет об этом.
— Не было никаких прикосновений. Только интерес, — сказала Рози. — И знаешь что? Это было так приятно. То, что кто-то посмотрел на меня и… увидел меня. Что сделал усилие.
На его челюсти дрогнул мускул.
— Я сидел здесь, ожидая, когда ты вернешься домой.
— То, что мы делаем, не требует усилий. Больше нет. — Он поднял бровь, глядя на нее, как бы говоря, “Ты уверена в этом?”. И ее гнев усилился.
— Это хорошо. Мы оба знаем, что это хорошо. Но…
Ее голос угрожал сорваться, поэтому она остановилась, чтобы прочистить горло.
— Это просто пустой секс. В этом больше ничего нет.
Его верхняя губа скривилась.
— И ты думаешь, что это не будет пусто с каким-то гребаным парнем, которого ты только что встретила? С каким-то парнем, который проявил интерес?
— Я говорю, что все будет по-прежнему, — прошептала она, прежде чем она смогла остановить правду. Она больше не будет держать это в себе. С каждым признанием, которое она делала, становилось легче. Стало невозможно молчать обо всем, что причиняло ей боль. Годами.
— Секс не будет таким хорошим. Может быть, ни с кем другим никогда не будет так хорошо, и, может быть, именно поэтому я… я думала, что есть надежда! Я не знаю, Доминик. Но быть с незнакомцем будет то же самое, что и с тобой. В том смысле, что потом я тоже буду чувствовать, что ничего не значу.
Казалось, он перестал дышать, его кожа побледнела.
— Рози.
— Что?
Прежде чем она даже закончила вопрос, она развернулась и начала запихивать свою записную книжку и документы в сумочку. У нее покалывало затылок, и она знала, что Доминик приближается. “Не позволяй ему прикасаться к тебе, или ты потеряешь контроль”. Ее чувство самосохранения сработало, и она повернулась, избегая его на пути через гостиную, по коридору в заднюю спальню. Полная ошибка — подойти к кровати, когда ее тело непроизвольно настроено на контакт. Во вторник вечером они сдались. Как по часам. Рози собралась с силами, чтобы противостоять слабости своей плоти, вытащила из шкафа чемодан и бросила его открытым на кровать.
“Черт возьми. Я делаю это!”
— Какого черта ты делаешь? — Ее муж он стоял в дверном проеме спальни, его вздымающаяся обнаженная грудь была подчеркнута лунным светом, проникающим через окно. — Ты не… ты уходишь?
Сдавленный смех вырвался из уст Рози.
— Ты действительно так удивлен?
— Да! — крикнул он. — Положи чертов чемодан!
— Нет!
В этот момент он понял, что она говорит серьезно. Это была не драка. Это был последний бой. Даже драки были редкими, не так ли? Для одного не хватило страсти. Нет, если только он не был внутри нее.
Рози направилась к комоду, готовая одним движением руки опустошить ящик с нижним бельем, но что-то привлекло ее внимание. Газета, выглядывающая из-под матраса.
В течение последнего месяца она обводила объявления в местной газете о ресторанных пространствах. Она знала через Джорджи, что Доминик нашел ее тайник. Он рассказал об этом своим приятелям на стройке, но не потрудился поговорить об этом с ней.
— Доминик, ты знаешь, как трудно было обвести эти объявления? Она зажала край газеты между пальцами и вытащила ее из под матраса, покачивая ею в воздухе, чтобы он мог видеть.
— Ты знаешь, как трудно было позволить себе поверить, даже на секунду, что я могу осуществить свою мечту, которая была у меня с тех пор, как мы были детьми? Действительно тяжело. Потому что я даже в себя больше не верю. Я забыла, каково это. Мечтать. Хотеть чего-то для себя. И ты видел это. Ты знал, что они были там, что я снова начала надеяться… — Ее голос упал до шепота. — И ты до сих пор ничего не сказал?
У Доминика хватило такта выглядеть пристыженным и покраснеть.
Раздраженная до предела его отсутствием реакции, она позволила газете упасть на пол.
— Я тебя больше не люблю.
Воздух вырвался из него с ужасным, раненым звуком.
Сочувствие терзало ее изнутри, но она упорно игнорировала его. Было так много всего, что она хотела сказать. Она хотела перебрать последние несколько лет и выплеснуть на него каждую частичку своей боли.
Рассказать ему, как ей было больно, когда он закрылся от нее, перестал с ней общаться. Как она чувствовала себя неудачницей, когда не могла достучаться до него, хотя они делили постель, дом, жизнь. Но, должно быть, какая-то часть Рози любила то, чем они были раньше, потому что она физически не могла заставить его страдать еще больше. “ Просто покончи с этим.”
— Я иду к Бетани.
Он обогнул кровать в ее направлении.
— Нет.
Рози отодвинулась, почти сразу же упершись спиной в стену их маленькой спальни.
— Не пытайся остановить меня.
Его тело сильно прижало ее к стене, и их стоны слились воедино, женственные, наложенные поверх грубых. Боже, его запах. Он изменился со временем. Созрел. Перешел от легкого и пряного к мужскому и земному. Она ненавидела то, как ее бедра подгибались, ее трусики становились влажными, ее женственность готовилась, сжималась, жаждала наполнения.
— Доминик, — прошептала она, ее слова прозвучали приглушенно, когда он наклонился и прижал их рты друг к другу.
Но он не поцеловал ее. Он никогда этого не делал больше. Нет, если только он не был внутри нее.
— Шшш, милая. У меня есть ты. Я знаю, что тебе нужно.
Его пальцы прошлись по внешней стороне ее бедер, исчезая под рабочей юбкой и цепляясь за пояс ее трусиков. Он наблюдал за ней из-под тяжелых век, когда начал опускать их.
— Моя жена хочет трахнуться экстра жестко сегодня вечером? — Он поймал нижнюю часть ее подбородка своими острыми зубами. — Это то, что ты получишь в любом случае. Тебе не нужно было устраивать шоу.
Тело Рози было предателем, которое ни на секунду не переставало жаждать Доминика. Он знал каждую кнопку, на которую нужно нажать, хотела ли она быстро или медленно, когда менять позы. Как грязные разговоры заводили ее. Когда ей нужен был сильный шлепок по заднице или медленная, затянувшаяся серия ударов и трений, которая оставляла его потным и покрытым следами когтей. Он мог бы нашептывать ей грязные словечки, говорить на его языке, заставить ее течь, как ручей. Заставить ее кричать, заставить ее дрожать, заставить ее умолять. Его средний палец скользнул в расщелину ее лона, его губы раздвинулись в рычании, когда он обнаружил, что она промокла.
— Я весь день напряженно ждал этого.
“Жду этого. Не жду тебя.”
И все же, когда она должна была остановить его, ее голос прозвучал как мольба.
