— Вот чёрт! — комментирует Никитос.
— Он подал на развод и раздел имущества, — продолжаю я. — Я не ожидала такой подлянки. Это же моя квартира! Он, может, и вложил немного денег, ремонт там подправил после застройщика, тостер привёз, но по сути она куплена на деньги от продажи маминой квартиры. — Я шмыгаю носом и сморкаюсь в бумажную салфетку. — Но я не смогла доказать это в суде. Коля притащил целую папку разных квитанций, и судья постановил продать квартиру и поделить деньги пополам. Но проблема в том, что на эту сумму я смогу купить только комнату в коммуналке. Это ведь нечестно! До брака у меня была двухкомнатная квартира, а после развода — комнатушка? Я наняла адвоката, заплатила ему сорок тысяч, но он не смог ничего добиться. Я проиграла, а Коля победил.
— Блин, как я тебе сочувствую! — Настя касается моего колена холёными пальчиками.
Я не выдерживаю и начинаю плакать.
— Мы договорились, что не будем продавать квартиру, я постепенно выкуплю его долю. Пришлось уволиться из больницы и устроиться к Никите, спасибо ему огромное! Предложил мне зарплату в два раза больше. Я перечисляю Кропоткину определённую сумму раз в месяц, но теперь он требует срочно выплатить остаток долга. Любовнице скоро рожать, они хотят поскорее купить квартиру. Я его понимаю, он в своём праве, но где я возьму полтора миллиона? Я и так продала машину, зеркалку и мамины серёжки с бриллиантами. У меня больше ничего не осталось…
— Кроме разбитого сердца, — подливает масла в огонь мой добрый начальник.
Слёзы текут сквозь пальцы и капают на джинсы. Когда я переживу эту историю? Когда перестану рыдать от обиды, злости и несправедливости? От понимания, что любимый человек предал меня и отшвырнул, как использованную тряпку. Живёт теперь с молодой бабой — красивой, беременной, беспроблемной. Ей всего двадцать два года. А мне — тридцать четыре, за плечами потеря мамы, измена мужа и тяжёлый развод, а впереди — одиночество, скучная работа у бывшего одноклассника и, возможно, старость в коммуналке.
— Бедная ты, бедная, — говорит Настя. — У меня всё очень похоже.
И голос у неё такой искренний, сочувственный, что я прощаю ей губы, ногти и искусственные волосы. Она протягивает мне свой смартфон:
— Вот он, смотри. Мой муж. Влад Дроздов.
Я вытираю слёзы и разглядываю фотографию парня. Возможно, даже подростка. Смазливый белокожий блондин с непонятного цвета глазами — то ли серые, то ли коричневые. Циничная ухмылка на чувственных губах. Отталкивающе красив и притягателен одновременно. Но слишком молод.
— Сколько ему здесь, шестнадцать? — спрашиваю я.
— На десять лет больше, просто хорошо сохранился. На солнце без санскрина не выходит, спит как сурок в любое время.
— И что он натворил?
— Приехал из Тулы, втёрся в доверие к моему отцу, женился на мне по расчёту, прописался в моей квартире, а теперь изменяет с Васей.
Никитос давится орешком, закашливается и сплёвывает в ладонь.
— Чего-о? — удивляюсь я. — Он что, из этих?
— Предупреждать надо! — сипит босс. — Мы нетрадиционными отношениями не занимаемся, там всегда много криминала.
— Да нет, это баба с его работы! Василиса. Пожилая уже, лет сорок, наверное. Не понимаю, как в сороковник можно гоняться за молодым женатым парнем. Не стыдно? Он младше её на пятнадцать лет! Такой кринж! Меня всю корёжит, когда я представляю их вместе. Бр-р, — её передёргивает от отвращения.
Я украдкой включаю крошечный диктофон, спрятанный в кармане. Это для дела. Никитос просит не афишировать перед клиентами тот факт, что мы всё фиксируем: люди закрываются, перестают откровенничать. Проблемы-то у всех деликатные. А нам кровь из носу нужна максимальная откровенность, чтобы помочь им.
— А ты уверена, что они спят? Как ты догадалась?
— А ты? — Настя возвращает мне вопрос.
Ну да, это было не сложно. Нужно быть слепой, глухой и бесчувственной, чтобы не заметить, что в семье что-то сломалось. И первым делом исчезает…
— Секс? — спрашиваю я.
Она кивает:
— Месяца три как из-под палки, а мы ведь всего год женаты.
— Как это — «из-под палки»? — уточняю я.
У нас с Колей секс просто пропал, без всяких палок. Как отрезало.
— Это значит без огонька, без желания, как будто одолжение делает. Противно, сил нет. Я же молодая, красивая — в двадцать пять выгляжу на восемнадцать. Мне хочется восхищения, чтобы меня добивались, чтобы сходили с ума и носили на руках.
Никитос достает блокнотик и, не привлекая особого внимания, делает пометки. Клиент созрел, начал выкладывать информацию. Наклёвывается выгодный заказ. После коньяка, моих слёз и душевного стриптиза атмосфера между нами становится доверительной.
— Вы ведь никому ничего не расскажете? Особенно ему, — просит она, заглядывая в блокнотик.
Там всего несколько ключевых слов, вырванных из беседы. У шефа феноменальная память, а на случай амнезии всегда есть мой диктофон.
— Никому, никогда, ни за какие деньги, — уверяет Никитос. — Всё, что сказано в «Скорпионе», остаётся в «Скорпионе». Это кредо моего агентства. Санкции за раскрытие информации мы пропишем в договоре. Поверь, Анастасия, я дорожу своей репутацией не меньше, чем ты своей. Проблемы никому не нужны.
Настя кивает. Да, именно так ей говорили приятельницы, которые обращались к Никите Хлебникову за помощью.
— Я поняла, — говорит она. — Меня всё устраивает. Я готова заключить с вами контракт.
Про стоимость услуг она не спрашивает. Значит, полно денег на личные расходы, за которые она ни перед кем не отчитывается. Интересно, кто её спонсирует, — муж или отец?
— Отлично! — Никита удовлетворённо потирает руки. — Как я уже упоминал, мы не занимаемся убийствами, кражами, шантажом и прочими нехорошими вещами, за которые можно надолго присесть.
— А если ненадолго? — интересуется Настя.
Никита хохочет. На свою дежурную шутку он получил типичный ответ.
— Если ненадолго, можем обсудить за отдельную плату. Вопрос всегда в том, сколько ты готова заплатить за исполнение своих желаний.
— Это верно, — соглашается она, — вопрос всегда в деньгах.
— Итак, какова цель твоего визита в детективно-юридическое агентство «Скорпион»? — спрашивает Никитос серьёзно.
— Я хочу получить доказательства, что мой муж мне изменяет.
— Допустим, мы их предоставим. Что ты будешь делать дальше?
— Разведусь с ним. Я не смогу простить измену. Ни за что. Всё что угодно, только не это.
Её голос дрожит, на глазах выступают слёзы, и наступает моя очередь проявить сочувствие. Я касаюсь Настиного плеча, и она кидает на меня благодарный взгляд.
— Большинство разводится, не прибегая к услугам детектива.
— Да, но у нас составлен брачный договор. Если Влад мне изменит, то при разводе потеряет своё имущество. Если я — аналогично.
— Разве это не противоречит семейному кодексу?
— Мы подписали договор не с завязанными глазами. Нам обоим важна верность в браке. Он клялся, что никогда мне не изменит. Клялся, Никита! Всего год назад! Если он и правда спит с Васей, я оставлю его без штанов! И пусть только посмеет опротестовать договор!
— Понятно, рассчитываем на честность партнёра.
— Да, рассчитываем!
— Тогда не могу не спросить: кроме штанов у твоего мужа есть что-нибудь? О каком имуществе идёт речь?
— У него есть архитектурное бюро. Он получил его в наследство от отца, который умер в прошлом году. Если Влад мне изменяет, я отберу у него «Питерстрой». Много денег он не приносит, дела идут плохо, но это смысл его жизни.
Никитос записывает информацию в блокнот — «Питерстрой».
— А у тебя что за имущество?
— Какая разница? Я же ему не изменяю.
— Я должен понимать, что стоит на кону с обеих сторон.
— У меня трёшка в центре города. Папа подарил на восемнадцатилетие.
— Спасибо за ответ. Что ж, я пошёл распечатывать контракт, а ты, Яночка, сделай нам кофе. Надо обсудить маршрут передвижений объекта и выработать план действий.
