Вот и сейчас я не тороплюсь, и понимаю. Этот чертов котяра меня соблазняет, дает понять, что в его объятьях я получу не только голый животный трах, но и… любовь. Проклятую.
Может быть именно поэтому тороплюсь сама, не хочу, чтобы он меня соблазнял, я и так по всем фронтам соблазненная.
Три года обещала себе при встрече делать вид, что мы просто старые знакомые, а по итогу, дергаю ремень его брюк, откидываю его руки, чтобы не мешал.
Чтобы не мешал мне делать то, чему так старательно учил. Где угодно. Когда угодно, доставить удовольствие ему. И себе.
И хочу уже достать его, уже чувствую в своей руках, мягкую твердость, шелк крупной головки, как он быстро подбрасывает меня.
И я вскрикиваю, оказываюсь на земле, спиной на покрывале. А он сверху. И глаза темны как темное небо, что за его спиной освещена луной.
И сейчас главное не говорить, не разрушать момент, потому что со словами может прийти мысль. Правильная мысль.
А зачем эта правильна мысль нужна, когда есть двое. Когда двое тянуться к друг другу телами. Сердцами. Душой.
Сквозь время. Сквозь боль и упреки.
Простил ли он мне мой обман. Простила ли я ему изнасилование.
Не важно. Сейчас, в тот момент, когда его огромная твердо-каменная плоть направлена прямо мне между ног, становится не важно ничего.
И я вижу, как Максима ломает, как тело дрожит, а член подрагивает, пошатывается, как маятник, как компас, у которого только одно правильное направление в меня.
Только у меня. Идеальное сочетания. Ключ подходящий только к одной замочной скважине, способный как открыть дверь к сердцу , так и запечатать ее навсегда. Для всех.
Одной рукой он держится, уперев в землю, другой нежно ласкает промежность, вверх и вниз, дрожа и судя по лицу испытывая настоящую боль.
— Знала бы ты, как сильно я тебя хочу. Как сильно я хочу в тебя. И там остаться. Склеится как псы в случке, и больше не разлепляться. Раз и навсегда.
Красивые и грубые слова. Но они не отменяют проступков, но сейчас самое главное, что он почти во мне. ОН почти стал со мной одним целым. И я дергаюсь, хочу скорей поглотить его, забыться окончательно.
На что он стискивает мою бедренную косточку, давит рукой, прижимает к земле со словами "Я все сам" и касается концом входа.
Втягивает воздух, смотрит в глаза и проникает, с трудом протискиваясь в тесное пространство.
— Ох, бля... Лана.. Там...
— Молчи, прошу...
— Все так же тесно, даже лучше. Мягче как будно, — описывает свои чувства, заставляет издать новый стон, обхватить его бедрами и поддаться всем телом на встречу. К личному источнику энергии, что всегда несмотря на усталость и злость наполнял меня радостью. Как солнце. Только вот греет оно издалека, в приблизишься, упадешь....
И это не секс. Гранулированная боль и любовь, смешанная в равных долях. Он будто присваивает меня заново. Вгрызается в кожу с силой. Оставляет отметины и сжимает до синяков.
Двигается, крайне, медленно. Глубоко входит и будто с неохотой покидая.
И целует словно пьет. Всасывает в себя, желая поглотить. Какое-то безумие — бесконечно долгое, бесконечно прекрасное. Мышцы на его руках напряженно бугрятся. Капелька пота стекает по лбу к переносице, и я слизываю ее со стоном, крепко обнимаю, и будь даже конец света — не отпущу.
Не смогу. Нужда смертельная в этом человеке. Меня давным-давно прокляли и вот он. Мой колдун и мое противоядие. И все, что было раньше не важно, глупо, пусто. Потому что это ОН.
Глава 14.
Неудобно, в задницу тычется ветка. И Макс стал гораздо тяжелее. Да и место хреновое.
Но как-то все правильно. Именно так, как нужно. Господи, почему даже спустя столько времени не отпускает. Почему прижимаю его к себе, забывая о плохом, забывая обо всем.
— Хочу слышать тебя, — сцеловывает влагу с губ, вылизывает подбородок, долбит уже на грани фантастики. И стон из самого сердца. Да!! — Громче!
Подчиняюсь. А в ответ слышу точно такой же, безумный и хриплый. И внутри резонируют его слова, каждое его слово, каждое скользящее движение внутри. Пластырь, что склеивает трещины на измученной душе.
Эксперимент с треском проваливается. Каждое воспоминание о нем было настоящим. Острым. Нужным. Но я даже представить не могла, настолько сладкой окажется реальность. Не думала, что меня может затопить такая сильная радость, обмывая сердце сокрушительной теплой волной.
И от мысли, что он во мне, здесь со мной, искренний и открытый, в голове становится кристально чисто. Великолепно. Несравнимо и, черт возьми, сильно. Мощно.
Я думала, что это похоть… Но разве есть что-то правдивее физической любви? Разве, есть что-то сильнее близости. Когда удовольствие не заполняет тело, оно глубоко в мозгу. Оно поглощает. Оно выжигает любые попытки быть дальше.
Мы не виделись так давно, но он каждый день был рядом, незримым приведением поддерживал внутреннюю силу. А секс с Женей был изменой, потому что мне казалось, что Макс стоит и хмуро смотрит, сжимает кулаки, готовый убить меня за очередное предательство.
И пусть кто-то считает, что мое понимание о выражении любви извращено. Но разве есть хоть что-то более реальное, чем удовольствие, полученное совместно с тем, на ком бесповоротно помешан? Разве есть хоть что-то лучше, чем кончать одновременно, чувствовать взаимную пульсацию и видеть в глазах напротив безумие? Обоюдное. Настоящее. Граничащее со смертью. Разве слова сильнее? Разве нужны признания, когда вот оно, сладкое чувство любви.
И пусть я опошляю высокое и чистое понятие, но это и есть моя, наша любовь. Это она и есть.
И я с истинным наслаждением, словно не чувствовала ласки полжизни, кончаю, с силой сжимая его внутри.
— Не в меня, Макс, — на выдохе, сотрясаясь от оргазма.
— В тебя, всегда в тебя, Детка, — злость, страсть в голосе, словно неразбавленный коктейль эмоций. До слез прошибает и впитывается в сердце. — Только в тебя.
Внутри становится до жжения горячо и мокро, а член внутри как будто увеличился в пару раз.
— Так нельзя, — еле выдыхаю. – Между нами столько…
— Заткнись а… Дай просто полежать.
Смеюсь с него. С себя. Женская проблема в том, что даже во время пронизывающего насквозь кайфа, мысли нас не оставляют. А у мужчин все проще. Они не думают, они живут.
— У меня в жопу что-то упирается, — говорю, через несколько минут, когда уже замерзаю и слышу гортанный смех.
— Ужасно романтично…
Романтика закончилась, да? Теперь в голове снова мысли. Черт… Как же мимолетно это все. Даже любовь. Даже настоящая.
— Мне не восемнадцать, я не готова спать на земле, — вырывается из меня хмуро, даже раздраженно.
— О да, — убирает налипшие с лица волосы. – Тебе не восемнадцать. В восемнадцать ты шла за мной не глядя, а сейчас обдумываешь как избавиться побыстрее. Верно?
От правды в его словах становиться стыдно, но между нами всегда это было. Секс, любовь, безумие. Но для жизни нужно что-то еще. Что-то, что не кончится. Доверие.
Отворачиваюсь, не могу больше смотреть, как он ждет… Чего? Что я прямо сейчас скажу, что мы поженимся и будем счастливой семьей?
Но удовольствие отпустило, и в голову ядовитыми змеями заползают воспоминания о том, каким безумным он был, когда узнал о мне и отце. Или, когда почти вырвал дверцу машины?
Где гарантия, что это не повторится? Где гарантия, что это не коснется ребенка? Что он и будет таким же сдержанным?
Страшно. Потому что он пропасть. И если одна я туда прыгала с разбегу, то с ребенком даже к краю не подойду.
Макс начинает злится, чувствую, как дыхание учащается, а тело, только что расслабленное, напряженно твердеет. Он отпускает меня резко, встает и натягивает штаны.
— Считаешь, что я недостоин быть с тобой рядом? Как ебарь подхожу, а как муж в задницу? Неуравновешенный?
— Не я это сказала, — подбираю ноги к груди и тянусь к свитеру. Господи, я даже не помню, когда он меня раздел. С ним я теряюсь. С ним я словно сумасшедшая. Но разве я могу позволить себе такие слабости? Только не теперь.
