Со временем он рассчитывал привязать ее к себе дружбой, долгом, любовью. Но глубоко заблуждался. Как бы он не помогал, как бы не поддерживал, как бы не старался стать центром ее вселенной, она все равно ночами звала его. Своего Максима.
Женя ненавидел его, следил за его метаниями, был бы очень рад, если бы тот сдох в наркологической клинике, а потом и на войне. Где он не гнушался убивать и даже детей. Не важно, что их научили держать оружие. Не важно, что эти дети гораздо более жестокие, чем взрослые солдаты.
Самое главное — это дети. И уж человеку, выросшему в детдоме это должно быть хорошо известно.
А эти его благотворительные дела… Женя может до конца и не разобрался, но точно уверен, что это пыль в глаза, чтобы продолжать дело своего папаши.
Иначе зачем было его убивать и так лихо заминать дело. Он же узнавал, там было столько взяток и темных пятен, что любой президент готовившийся к выборам позавидовал бы.
Оставаться сейчас рядом со Светой не имело больше смысла, пусть она посмотрит на то, что накопал Женя, а он пока сам съездит к Одинцову и поговорит. Расскажет, что помимо компромата, у него есть возможность засадить того за укрывательство улик по делу Андронова. Посмотрим, что он тогда запоет.
Уезжая из детского дома, где почему-то несколько лет назад стала работать Света, он скривится, заметив три машины с материалами и строителями.
Значит Одинцов решил пойти ва-банк и сделать из этой богодельни, нормальный приют. Они на пару с депутатом Самсоновым уже не один детским дом реконструировали. Только вот какие они там дела проворачивают, так никто никогда и не узнает.
На выезде из городка Женя нахмурился еще сильнее, потому что въезжала дорожная техника. А это захолустье вряд ли интересует областную администрацию. Значит опять сынок Андроновский.
Весь Женин запал правда кончился, как только он подъехал к высотному офисному зданию, на парковке у которого сверкал Одинцовкий крузак. Голова от удара головой об стол до сих пор ныла. Да и стоит ли заходить в логово врага?
Может лучше вызвать повесткой? И поговорить на своей территории. Да, так будет гораздо лучше.
И он бы уже уехал, если бы не заметил самого Максима, чеканящего шаг к своему джипарю.
Женя даже пригнул голову. Непроизвольно, разумеется. Он же его не боится. И вдруг он заметил какого-то оборванца с нашивкой из областной тюрьмы.
Тот преградил путь Максиму и что-то усиленно доказывал. Размахивал руками.
Одинцов был одного с ним роста, но казалось, что смотрит свверху вниз. Очень высокомерно.
Потом показал на свои часы, отвлекая внимания и врезал в челюсть. Да так, что тот повалился наземь. Затем нагнулся, схватил мужика за шиворот и что-то прошипел в ухо.
И ушел.
А оборванец так злобно смотрел в его сторону, что Жене и самому стало не по себе.
И он снова завел двигатель, снова подумал о повестке, а потом ему в голову пришла совершенно дикая идея. Которую он поспешил воплотить в жизнь, пока не передумал.
Подъехал к парню и спросил в открытое окно:
— Какие у тебя дела с Одинцовым?
— Такие, какие тебя чепушило не касаются, — сплюнул кровь бывший зек и прошел пару шагов вперед.
— Урод он, да? — не стал обижаться Женя. Не до того. — Залез в свою башню из стекла и думает, что ему все позволено.
Женя заговорил, прекрасно понимая, что, если этому мужику хочется насолить Максиму, он использует любую возможность. Даже чепушило.
— Это точно… А, тебе он, чё сделал…
Жене здесь пришлось подумать. Потому что такого человека не разжалобить разговорами о любви. А вот о деньгах. И он даже не соврал, когда сказал:
— Он меня на большие бабки кинул.
Ведь денег в Свету было вложено действительно много. Да и времени. А как известно в современном мире одно давно приравнивается к другому.
Парень внимательно взглянул на Женю и прищурясь спросил:
— Ты не мент?
Гораздо хуже, или лучше. Кому как.
— Не мент, — отвечает он. – Садись, может вместе придумаем, как этого козла с олимпа скинуть.
— И у меня даже есть идея, — ухмыльнулся мужик и Женя снова почти пожалел, что ввязался в это. Взгляд у того был крайне безумный.
— Я Леня, — представляется мужик и садится в машину, а Женя сдерживает желания сморщится от запаха и от того, что придется заказывать химчистку салона. Вещи у зека мягко скажем не первой свежести.
— Женя, очень приятно.
— Кстати, если тебе интересно, я брат этого мажора. Андронов, отец мой.
Глава 17.
*** Света ***
Максим не приехал сегодня, и я ощутила невольное разочарование. Сначала на него не было времени. Почти все внимание заняли строители, которые нас совсем не слушали и делали все по какому-то приказу «свыше». Всем было понятно, чьих денег это дело.
— Вот иди и смотри за этими болванами, а то они мне сейчас все здание по кирпичикам разберут, — заявила директриса, одевая халат, чтобы заменить меня с малышами. А я как бы не поняла. Почему я? Наверное, таким ошалевшим было у меня выражение лица, что она сразу объясняет:
— Ну я так понимаю, это подарок за вчерашнюю порочную прогулку? В лесу, — поднимает она брови, а я прям чувствую, как к щекам жар приливает.
— Вы только что назвали меня проституткой…
— Будем считать это свадебным подарком, — смеется она, а я воздух набираю. Какой подарок?
— Не говорите ерунды. – сразу отнекиваюсь. Об этом и речи не было. — Он не…
— Разве не отец Демьяна?
— Даже если…
— Мальчику нужен отец, а тебе мужчина. «Женщина слишком быстро привыкает к одиночеству и в какой-то момент топится в нем», — замечает она и оставляется меня со своими мыслями, напоследок направив палец на дверь, за которой уже что-то ломали. – Иди давай. Руководи холопами будущего мужа.
Мне тут же хочется закричать, что Максим мне не муж, но в дверь уже что-то бьется и я иду к ней. И уже рассчитываю, что, как только приедет Максим, я все ему выскажу… Нашел тоже время.
Но он не приезжает. Даже вечером, когда рабочие уже закончили работу, а Демьян, наконец, улегся и заснул.
Я погладила его по голове, уложив в кроватке дома и снова посмотрела на папку, которую за весь день у меня не нашлось времени открыть.
Я и думать про нее забыла, скорее всего мозг сразу отверг информацию, преподнесенную Женей, как истину. Наверное, потому что мне даже не хочется допускать мысли, что это правда.
Порой правду лучше не знать, порой правда наносит такие раны. Что никакое время не залечит. Эмоциональная инвалидность четвертой степени. Без возможности ремиссии. Как в случае с отцом и братом.
Сажусь за новый стол, который успели доставить, и всматриваюсь в красный пластик. Руки дрожат, и я быстро собираю их в замок и ставлю локти на стол.
Был бы здесь Максим, он бы сразу все опроверг, объяснил, а так…
Может он едет? Замотался просто?
Или может, зависнул с той рыжеволосой красоткой из высшего общества, с которой стоял на балконе? А мы как бы и побоку.
Телефон оказывается в руке, быстрее чем папка. Найти номер, с которого Максим мне писал труда не составляет, а вот заставить себя отправить сообщение первой, почти нереально.
Руки начинает соскальзывать, а экран мелькать перед глазами.
Ладно, сначала страшная правда. Все равно рано или поздно мне придется с ней столкнуться.
* * *
Дом у нас маленький, отопление дровяное. Он достался мне от предыдущей директрисы приюта. Ужас, какой строгой и порой даже злобной, но на работу она меня взяла и даже представила это жилье.
А потом умерла, от рака крови.
* * *
Первое что я сделала после прочтения папки от корки до корки, сожгла ее. Долго смотрела как плавится пластик, а бумага сгорают в пламени печи. Вот бы и информация из моей головы стерлась так же быстро.
Потом я сходила в душ и стала оттирать тело, словно от той грязи, что там написана.
