Сначала наркотики. Лечение. Потом война и смерти сотен и сотен тысяч. А еще детские дома, откуда пропадали дети.
Я тру лицо руками, пытаясь понять, что из этого могло быть правдой, а что ложь. Последнее, во что я поверю, что Максим кого-то куда-то увозит. Где-то кого-то продает.
Что он пошел по стопам того, кого люто ненавидел.
Заворачиваюсь в полотенце, смотрю в свои заплаканные глаза. Я даже не поняла, когда рыдала, просто жгло щеки, словно микро-ранки на лице заливают дезинфектором. Хоть папка и сгорела, в сознании буквы о Максиме отпечатались, словно обожжённое клеймо у скотины.
И как бы мне не хотелось это забыть, не знать правды, от нее никуда не денешься.
Но сначала я бы хотела знать, как на самом деле обстоят дела.
И я звоню Максиму. Уже без опаски. И когда милый, раздражающий голос сообщает мне что блядский абонент вне зоны сети меня начинает трясти.
Жечь глаза от новой порции слез, что падают крупными каплями на единственную новую вещь в доме. Сквозь пелену, отправляю два десятки сообщений с требованием позвонить. Немедленно! Потом перехожу к угрозам. Если он прямо сейчас мне не перезвонит, он никогда не увидит ребенка. Меня!
Вколачиваю пальцы в экран, как будто хочу телефон разбить и жду, жду. Жду!
Жду, блять!
Но тишина.
Полная, беспросветная. А я мучайся неизвестностью, невозможностью спросить прямо в глаза.
А что это за херня, Любимый? Как ты мог скатится в такое дерьмо, а самое главное… Надо спросить себя. Почему я не беру ребенка, на сажаю в машину и не уезжаю на другой конец страны?!
Почему я три года торчу здесь, настолько близко к нему, словно жду. Жду. Счастье, хоть призрачного.
А он опять устраивает засаду. Опять душит. И я как идиота жду, что он все-таки правду мне скажет.
Если ответит. Если я все-таки ему нужна.
И словно в ответ на все мои молитвы насмешкой с утра новости по телевизору. (Женя позвонил, сказал, какой канал включить)
От них дрожь, как иглы по всему телу колют. Мозг плавится, а перед глазами очередная пелена.
Да что же это такое?!
Из подотчетного Андроновской, благотворительной организации, детского дома пропали несколько детей в возрасте от шести до двенадцати лет. И нашли их на границе с Финляндией, запакованных как картошка. Живых, но испуганных.
Я бросаю взгляд на жующего кашу Демьяна и меня начинает колотить. Подхожу, обнимаю, утыкаюсь в маленькое плечико.
Если эта правда… Если Максим хоть на мгновение причастен к подобному, если эта скотина пошла по стопам Андронова, он никогда не подойдет к малышу. Никогда Демьяна не коснется эта зараза. Я скорее сдохну, чем позволю сыну стать таким как дед.
Глава 18.
Пока идем к детскому дому, хмурюсь, замечая дорожную технику, во всю занимающуюся благоустройством города. Странно. Вчера я их не видела. В темноте. А сегодня огромные желтые и оранжевые машины замечает Демьян и начинает громко верещать. Любит он машины. Очень.
А я не люблю, когда остаюсь в безызвестности, а Макс выключенным телефоном, вот никак не помогает.
Здороваюсь с продавщицей из местного магазина. И невольно сдерживаю слезы. Отсюда уезжать я не хочу. Здесь идеальное место для воспитания детей. Город небольшой, очень уютный, окруженный густым лесом. И все по одному. Один магазин. Один полицейский участок. Одна школа. Одна больница. И пусть все старое, пусть все требует ремонта, но люди здесь живут в каком-то особом, параллельном мире. Без зла и негатива.
И, новый человек всегда заметен очень хорошо.
— У вас говорят охранник новый? – говорит продавщица Жанна и я пожимаю плечами. Что-то я упустила этот момент. – И еще говорят… Папа Демьяна вернулся. При деньгах...
Она так голос понизила, как будто это тайна. Но Макс с определенного момента всегда при деньгах.
— И откуда вам это известно? — смеюсь я, понимая, что в этом городке всем до всех есть дело. С одной стороны, это крайне неприятно, постоянно находится под надзором. А с другой, чтобы не произошло, тебе всегда помогут. Я помню, когда у нас пропали дети. Двое. Решили поискать на задницу приключений. Их искали всем городом. Почти всю ночь. Никто даже не ныл, что это просто детдомовские воспитанники и это вообще не их дело.
Единственное, — мэр нашего городка явно нуждается в лечении. Порой его можно найти в абсолютную зюзю где угодно. Но никто не жалуется, потому что у него умерла жена. Тем более, на его место может прийти кто-то гораздо худший.
— Все-то вы знаете, Жанна, — улыбаюсь я и больше ничего не говорю, а она хмурится.
— Ты бы его не прогоняла. Хорошего мужика днем с огнем не сыщешь. А он вроде ничего, симпатичный.
«Симпатичный, это конечно равнозначно определению хороший», — качаю головой и продолжаю идти на работу, ведя за руку малыша.
По дороге встречаю еще нескольких горожан, почти забываю о том, о чем говорила с предыдущим жителем.
— Доброе утро, — здоровается со мной взрослый мужчина возле ворот, уже облаченный в форму охранника и кепку, и я киваю. Медленно.
Не нравится он мне. Словно, потасканный какой-то. Да и тату на руке говорит о том, что он сидел.
Он присаживается рядом с Демьяном и внутри меня внезапно начинают отчаянно кусаться шмели, вызывая жуткую мигрень.
Те самые, которые не беспокоили меня даже при первой, за несколько лет встречи с Максимом. Даже во время аварии они были не столь жестоки.
И первая мысль…
Отдернуть сына от незнакомца, но это выглядело бы крайне невежливо. И я, сжимая зубы и терпя головную боль с трудом смотрю на то, как мило улыбается этот человек и протягивает руку для знакомства.
— Ты наверное, Демьян? — спрашивает он, и вот тут я не выдерживаю.
— Откуда вы знаете его имя?
— Так мне Алла Ильинична сказала. Сейчас Света с Демьяном придет. Пропустить, не задерживать, — отчитывается он с той же улыбкой, но я все равно не могу ответить. Никогда ничего лживее не видела. Словно из прошлого вернулся милый, порочный до омерзения отчим.
Быстро иду в сторону здания, в котором и сегодня продолжается легкий косметический ремонт. И снова пытаюсь набрать Максима. Тишина. И только женский голос, обладательницы которого хочется прибить.
Алла расстроена новостями про детский дом, хотя мне сказала не делать поспешных выводов, а на вопросы об охраннике отмахивается.
— Сашка похоже забухал, с утра не вышел, а этого вечером служба занятости прислала. Что мне было делать?
— Ты проверяла его документы?
— Он просто охранник, Свет. Нет у меня времени разбираться, мне нужно думать, куда детей разместить, пока эти охламоны ремонтом занимаются.
* * *
Несмотря на шмелей, с которыми мне похоже пришлось уживаться, несколько дней никаких происшествий не происходило. Охранник занимался своей работой, а Макс так и не включал телефон. Пока однажды, как раз, в выходной, охранника Леонида, он просто не приехал. С утра. Причем прошел мимо меня как не в чем не бывало. Навалил себе каши и сел за стол.
— Ничего не хочешь мне сказать? — шиплю я, пока персонал с интересом на нас поглядывает.
— Дай пожрать женщина, я заебался.
— Тебя не было неделю!
— Пять дней.
— Ты игнорировал меня!
— Просто телефон остался в России.
— А ты…
— В Европу гонял, по делам, — говорит он с набитым ртом, заедая все это очередным куском хлеба. И мне даже жалко его становится, словно он только что из тюрьмы вышел. Голова грязная, рубашка не стирана.
— Что ты на мужика орешь, видишь уставший он, — слышу голос одной из воспитальниц, но как только зыркаю на нее. Успокаивается.
— По делам украденных детей? – спрашиваю тихо и все-таки наливаю еще каши. Что-то, а пожрать Максим всегда любил побольше.
Он кивает, быстро съедает добавку, бросает взгляд на веселого Демьяна за столом с ровесниками и поворачивается ко мне.
