Мы больше не встречаемся на территории друг друга, чему я безгранично рада. Я четко осознаю, кто мы друг для друга и для чего нужны, но чем больше и лучше узнаю этого человека, тем глубже начинаю им проникаться. А я не хочу, чтобы наши отношения случайно переросли в нечто большее, и болезненно сказались на мне — чтобы умопомрачительный секс вдруг превратился во что-то личное и сердечное. Не хочу портить прекрасное. Ведь очевидно, что это не тот случай, где может сработать сюжет из дивных сказок: «и жили они долго и счастливо». Нет, у нас есть срок годности, и я не хочу отравиться, когда он истечёт.
— Поедешь со мной в Лондон, — уткнувшись в документы, заявляет Роланд, пока я сижу в углу его кабинета и внимательно наблюдаю за ним.
— По работе?
— Да. Та же схема, что и в Вашингтоне.
— А после? Может, устроим мини отпуск? — игриво улыбаюсь, в надежде, что согласится, ведь это город моей мечты.
— Всё будет зависеть от твоей работы, — поднимает взгляд на меня. — И от поведения тоже.
— А какого поведения ты от меня ждёшь? — уверенно встаю с места и медленной походкой от бедра подхожу к нему.
— Грязного и достойного, — кладёт руку на оголенную ногу и двигается вверх, притягивая к себе. — Главное, не забудь какое с кем.
— А что если совместить два в одном? — потянувшись к нему, шепчу в губы.
— Можешь, но исключительно со мной, — хищно улыбнувшись, начинает возвращать дистанцию между нами.
Как же мне нравятся наши встречи наедине. Особенно те, когда мы оба начинаем сходить с ума друг по другу, хотим заполучить, но не можем, потому что в любую минуту может войти кто-то, и нам надо будет казаться безразличными друг к другу. Нет, даже не безразличными — ненавистными. Это тайное, безудержное желание, которое приходится скрывать от третьих лиц, придаёт отношениям особый шарм и кружит голову, заставляя меня витать в невесомости.
Слышим дверной щелчок и реагируем мгновенно, отстранившись друг от друга настолько, насколько это было возможно за доли секунд. В кабинет кто-то врывается, я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на незваного гостя, и застываю. При виде меня, лицо знакомого мне парня ещё сильнее искажается от злости, и он открыто извергает всю свою ненависть в нашу сторону.
— Манерам не учили? — крайне спокойно интересуется Роланд.
— Интересуется тот, кто стал подбирать за мной шлю… — Майкл не успевает задать свой колкий вопрос.
— Нет, — резко и грубо перебивает его мужчина. — Интересуется тот, кто может твой язык пустить через задний проход, если ты не начнёшь следить за речью.
Если бы не ответ Роланда, я б наверняка влепила Майклу пощечину. Не потому, что его слова задевают, а для того, чтоб окстить обиженного парнишку, который, мало того, однажды не сумел защитить меня, но и пытается сейчас оскорбить.
А что касается Роланда. Плевать, что он говорил, говорит и будет говорить, главное, что не даст другому сказать обо мне дурного.
— У кое-кого яйца выросли, — обращаюсь к Роланду, — Позволь ему насладиться моментом, — не удостоив Майкла ни взгляда, ни ответа, усмехаюсь, а после прощаюсь с мужчиной и выхожу из кабинета, заранее решив, подслушать их последующий разговор.
Интересно, что нашло на Майкла, раз он осмелился без стука войти к Роланду в кабинет.
— Ещё раз услышу, что оскорбляешь моих людей, не разгребешь проблем, — холодно предупреждает Ханукаев.
— С каких пор она стала в числе твоих людей? Какого черта вообще ты ввязал её в это дерьмо?
— Отчитываться — это ваша семейная традиция. Здесь я спрашиваю — ты отвечаешь.
— Я ухожу. Дальше отец хочет решать все вопросы напрямую с твоим.
— Вы можете хотеть, что угодно, но это значит, что так оно и будет. Позицию отца вы знаете, и он её не поменяет.
— Мне плевать. Я в этом всем больше не хочу вариться!
— И ты решил, что мне не плевать на твои "хочу/не хочу"? Гамид решил вести переговоры — так пусть ведёт. Только проходить они будут со мной!
Понимаю, что ничего интересного из их разговора я не извлеку. Лишь в очередной раз отмечаю для себя, что в будущем хочу встретить мужчину с стержнем, как у Роланда. Именно за плечами такого мужчины я буду чувствовать себя спокойно.
Выхожу из бара. Сегодня вечером родители собирают всех близких у себя в гостях, поэтому я направляюсь в ближайший торговый центр, чтобы купить подарки для Эмми.
— Медея, — радостный крик сестры заставляет улыбнуться. — Это все мне? — заглядывает в пакет за пакетом.
— Кому же ещё? — улыбаюсь и чувствую прилив жизни в груди, наблюдая за тем, как она разглядывает каждую вещь.
— Не стоило тратить столько денег, — пусто добавляет мама со стороны.
Игнорирую её слова, не желая спорить, и присаживаюсь на диван к папе, который радуется за младшую дочь. Эмми предлагает все померить и показать нам, и мы поддерживаем её идею.
Как только мы остаёмся втроём, мама обращается к отцу:
— Ты ведь хотел поговорить с дочерью, — её слова привлекают мое внимание, и я выжидающе смотрю на них.
— Да. Оставь нас двоих, — обращается к ней.
Мама послушно выходит из гостиной, закрыв за собой дверь.
— Я вчера звонил Дугаеву, хотел отправить часть долга, — начинает разговор, конец которого я уже знаю. — А тот сообщил мне, что мы больше ничего ему не должны.
— Это же хорошо, — стараюсь изобразить удивление и радость, будто узнаю эту информацию только сейчас.
— Но, тебе ли не знать, что мы должны были ему ещё около миллиона, — продолжает подозрительно всматриваться в мои глаза.
— Возможно, ты неправильно вел счёт, — наивно пожимаю плечами.
Вероятно, этот ход мог бы сработать с мамой, но папа всегда видел меня насквозь.
— Ты считаешь себя умнее отца? — натягивает уставшую улыбку и смотрит на меня прощённым взглядом, будто знает все от "А" до "Я".
— Намекаешь, что это я закрыла долг?
— А разве не так? — интересуется слишком уверенно.
Но Дугаев не мог ему сообщить об этом. У нас был заключён договор, и слову этого человека я верила. Значит, это были лишь догадки отца.
— Я бы с радостью, но увы. Моя обязанность ведь ипотека, — стараюсь казаться более убедительной.
— В твои обязанности вообще не входят семейные кредиты и долги. Сколько раз мне тебе об этом ещё сказать, чтобы ты поняла?
— Мы ведь уже говорили об этом. Зачем возвращаться к старой теме?
— Затем, что ты стала зарабатывать слишком много. Клянусь, впервые хочу, что у тебя просто появился богатый мужчина, и ты не ввязалась во что-то ужасное!
— Третьего варианта не дано? Например, что я честно зарабатываю деньги? Сама! — уточняю, выговаривая каждую букву более чётко
— Я прожил слишком много, чтобы поверить в это!
— Тебе придётся в это поверить, потому что это и есть правда. Я не закрывала дугаевский долг. Либо это сделал кто-то другой, либо ты и в самом деле запутался в подсчётах.
— Мы боялись, что ты вырастишь именно такой. Медея, посмотри на нас с мамой, посмотри на свою сестру. Мы счастливы вне зависимости от нашего финансового состояния. Мы есть друг у друга, мы живы и здоровы — это и есть счастье для нас. И я хочу, чтобы это ты и осознала. Поняла, что состояние в доме не изменится, если ты вдруг войдёшь в этот дом без кучи пакетов с подарками и без ипотечных выплат, — говорит отчаянно. — Но я знаю, что все мои слова сейчас проходят мимо твоих ушей. Они кажутся тебе глупыми и смешными. И ты давно для себя решила озолотить нас. Я ценю твою преданность семье и такое рвение сделать нас счастливыми. Но какой ценой? Уверена, что вынесешь счёт за богатство? И кто сказал тебе, что мы несчастны и нуждаемся в этом?
— Всем необходим достаток и жизнь без нужд. Я хочу, чтобы вы с мамой ушли на пенсию в положенный срок, а не работали до конца своих дней, чтобы прокормить семью.
— С такими дочерьми, я знаю, что нас с Марией ждёт достойная старость. Но не заставляйте нас стареть раньше времени.
