— Не то, чтобы это тебя касалось, но нет. Его со мной не было.
— Отлично, рад это слышать. В смысле, плохо, что ты трахалась со своим боссом как дешевая шлюха. Но хуже всего то, что он гребаный извращенец.
Его слова ударили в самое сердце. Но, несмотря на это, во мне вскипел сильный гнев.
— Как ты вообще можешь так говорить?
— Меня от тебя тошнит, — он покачал головой.
Потом обошел меня и направился к сараю.
— Не смей уходить!
— Отъебись.
— Мог бы хотя бы послушать, что я пытаюсь сказать! — прокричала я вслед.
— Папе расскажи.
Я побежала за Анселем.
— В последний раз, когда я проверяла, это мне досталась роль старшей сестры, которая говорит тебе, что делать.
Парень развернулся на каблуках, взбив сапогами облако пыли.
— Ну да, и ты получала от это огромное удовольствие, не так ли?
— Что, прости?
— Ты же заводилась, когда командовала мной, да?
— Ансель…
— Кто ж знал, что я тебе теперь платить должен за все твои команды.
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
— Правда? Ты командуешь мужиками и избиваешь их за деньги. — Взгляд Анселя был полон презрения. — Ты просто шлюха, которую трахают за деньги.
Ярость заполнила меня и взорвалась внутри прежде, чем я смогла себя остановить. Я взметнула руку вверх и залепила брату пощечину. Знатно.
Глаза Анселя стали огромными, словно блюдца. За все те годы, которые я с ним нянчилась, я никогда не поднимала на него руку.
Я открыла рот, чтобы извиниться, но ответ Анселя щелкнул меня будто хлыст.
— Спасибо, Госпожа.
Все угрызения совести, которые я испытывала, в момент испарились. Собрав все силы, я толкнула его в грудь так сильно, как только могла, заставив отшатнуться.
— Ты неблагодарный маленький говнюк. Как ты вообще смеешь открывать на меня рот! Ты хоть на секунду задумался, зачем я взялась работать Доминой?!
— Потому что тебя прет от этого, и ты извращенка, которой нравится причинять боль людям? — с сарказмом спросил он.
— Это была, блядь, РАБОТА! За которую я взялась от безысходности! — Я сглотнула, чтобы убрать ощущение, будто меня сейчас вырвет. — Я делала это ради тебя и папы!
— Пиздеж!
— А ты хоть раз задумывался, почему ферма еще наша? Папа ни одного чека за три года не подписал! Он не в состоянии оплачивать ничего, даже платить зарплату Сьюзи. Если бы я не оплачивала все налоги, ферму давно бы отобрали, мы бы все потеряли.
Сделав глубокий вдох, я постаралась не заплакать, а потом покачала головой.
— После всего, что свалилось на папу, я не могла позволить ему потерять ферму. И, блядь, да. Я бы пошла в проститутки ради этого.
Злость на лице Анселя сменило недоверие. Он слегка покачнулся, будто обдумывая то, что я сказала.
— Ты реально платила налоги за ферму?
— Да. Платила.
Брат запустил ладонь в свои спутанные волосы.
— Так ты не какая-то там шлюха?
Я закатила глаза.
— БДСМ и СМ — это не то, что всегда предполагает секс. Домины редко вступают в сексуальные отношения, у меня их вообще не было. — Я прикусила губу, чтобы не добавить «до Уильяма».
— И ты просто шлепала мужиков в каком-то клубе?
— И еще много других вещей.
Его глаза снова расширились.
— У тебя всегда такие извращения с парнями?
— Не то чтобы это снова было твое дело, но ответ опять «нет». Доминой я была только в клубе.
И я снова чуть было не добавила «только до того, как я встретила Уильяма».
— И директор Ф тоже такой херней занимался?
Ну конечно, он не мог обойти стороной этот вопрос.
— Да. Занимался.
Брови Анселя взлетели вверх.
— Так как вы, ребятки, смогли быть вместе?
— Все сложно. Давай не будем поднимать эту тему.
По лицу было видно, что на языке Анселя вертелись тысячи вопросов, но он прикусил его и промолчал. Хотя все равно я не могла унять беспокойство о том, что же все-таки творилось в его голове. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы мой младший брат ненавидел или презирал меня. Видеть выражение его глаз было мучительно. Я нуждалась в его уважении и любви.
— Ну так что, между нами все в порядке? — неуверенно спросила я.
— Да, в порядке. Мне просто надо немного времени, чтобы переварить все это дерьмо.
— Понимаю. Но когда будешь переваривать, не забудь, что за всем этим дерьмом, все еще твоя сестра, которая любит и нуждается в тебе, окей?
— Я знаю, — он пнул камень, — и тоже тебя люблю, Соф. И никакое дерьмо этого не изменит.
Его поддержка значила для меня все.
— Извини, что тебя это задело.
— Ай, похрену. Я повел себя как говнюк, когда наговорил тебе все это.
— Ну да. Но мне не стоило тебя бить.
Он притянул меня к себе и так крепко обнял, что я смутилась.
— Тебе нужно пойти и поговорить с папой.
— Хорошо, уже иду.
Я выскользнула из объятий брата и нежно поцеловала его в щеку — туда, куда ударила — прежде чем отправиться в дом.
До сегодняшнего дня этот путь никогда не казался таким длинным. Дойдя до двери, я ощущала себя так, словно прошла несколько миль, а страх и тревога во мне превратились в лихорадочную ярость.
Заглянув в кабинет, я увидела, что он пуст, поэтому пошла в комнату к папе. Коридор тоже казался длинным, будто повторяя сцену из «Сияния» (примеч. ред.: фильм Стенли Кубрика с Джеком Никлсоном в главной роли по мотивам романа Стивена Кинга «Сияние»). На лестнице у меня появилось сильное желание убежать со всех ног в свою спальню, захлопнуть дверь и спрятаться под одеялом, как когда-то в детстве. Сейчас я тосковала по простым проблемам, в то время кажущиеся огромнейшими.
Дверь папиной спальни открылась, из нее вышла Сьюзи. Взглянув на меня, она быстро ее захлопнула. И хотя я знала, что она пыталась скрыть свои эмоции, выражение ее лица говорило обо всем, что она ощущала — от недоверия до презрения и отрицания.
— Да.
— Что? — спросила она.
Я расправила плечи.
— Да, это правда. Все сплетни, что ты слышала.
— Ясно, — пробормотала она.
Я посмотрела в сторону комнаты папы.
— А он?..
Полный боли взгляд Сьюзи заставил мое сердце дрогнуть.
— Он видел. Я не успела сменить канал, — будто извиняясь, сказала она.
Борясь с тошнотой, я поднесла руку ко рту. Мысль о том, чтобы рассказать ему все, была мучительной, но теперь было еще хуже. Он не услышал правду из моих уст — но я должна попробовать исправить уже сказанное.
— Он ни слову не поверил.
— Правда? — удивилась я.
Сьюзи покачала головой.
— Ты же его знаешь. Он не поверит, пока ты сама не скажешь.
Дрожащими пальцами я повернула ручку, и, скрипя древними петлями, дверь распахнулась. Папа повернул голову на звук, а я глубоко вздохнула, прежде чем переступила порог. Под его пустым взглядом пошла вперед, но прежде чем я успела остановиться, голос из телевизора заставил меня замереть.
— И снова — сегодня в центре нашего репортажа сексуальный скандал, разыгравшийся в Старшей Школе Милтон, в котором замешаны новый директор Уильям Форестер и учительница Софи Джеймсон. Они оказались связаны с частным приватным БДСМ-клубом в Атланте…
Историю извернули так грязно и отвратительно, что у меня снова скрутило живот. Затем, к моему ужасу, на экране появилась одна из украденных из клуба фотографий. Одетая лишь в синий корсет и ботинки, я держала в руке флоггер. Унижение от того, что мой отец слышал и видел ту часть моей жизни, которую я так усердно прятала, затопило меня. Я зажмурилась и прижала голову к груди. Ни за что на свете я не могла посмотреть на него. Дочь, которой он так гордился, оказалась порочной и грязной.
— Соф? — вопросительно произнес папа.
Неважно, как сильно мне хотелось сказать хоть что-то, у меня не выходило выдавить ни слова, хотя нам следовало поговорить. Обсудить миллион разных вопросов, чтобы объяснить, почему обычно такая разговорчивая — сейчас я молчала. Горячие слезы стыда и раскаяния потекли по моим щекам, но я не стала их вытирать.
