Он задумался на мгновение, а потом потер большим пальцем по щеке, любуясь моим лицом, и договорил:
— Быть вместе.
— Да кто нам помешает, Ренат?
— Время, — сказал и сжал губы, словно пожалел, что ляпнул. Сильно тряхнул головой и поморщился, завел ладонь мне на затылок и прислонил свой горячий лоб к моему, закрыл плотно глаза.
А я не знаю зачем, но сказала фразу, которую когда-то мне озвучила бабушка:
— Любовь, как космос — бесконечная. Для настоящих чувств нет времени и пространства.
— Ты любишь? — Ренат вдруг приоткрыл глаза и испуганно хлопнул густыми ресницами, зрачки расширились, затопили темное серебро.
— Мне кажется, да, — пошевелила губами. — Это немыслимо и будто сон, но… ты близок моему сердцу. Почему так? Объясни. Я глупая дурочка, да?
— Нет.
— Мы ведь толком не общались, но я тянусь к тебе, как привязанная, моя душа без тебя пустеет, сердце сжимается и боится потерять ниточку, что родилась под ребрами, — я смущенно спрятала лицо на его большой груди. — Я говорю, как сумасшедшая, извини. Андрэ любил меня с детства, множество раз признавался в любви, а я не понимала, как научиться этому и винила себя, что не способна на чувства, что выросла сухарем, а тут ты… Пришел и все изменил. А вдруг это пройдет, Рен…
— Пройдет… — вдруг прошептал он. — Но останется с тобой навсегда.
— А если я не хочу?
— Чтобы оставалось?
— Чтобы проходило.
Муж дрогнул всем телом, переплел наши пальцы и потянул меня к кровати. Мягко уложил на спину, придерживая лопатки. Он целовал мне шею, ключицу, спустился к груди. Ловко расстегнул пуговицы рубашки, раскрыл меня, обнажая грудь, и я ахнула, стоило горячим губам сомкнуться на затвердевших сосках.
Дыша через раз, выгибалась ему навстречу, что-то шептала и постанывала. Это было острее, чем я представляла. Вчера, в самолете, тоже пылала от его прикосновений, хотела, чтобы он продолжал, и сейчас, находясь на грани непреодолимого желания, я отдавала себя тому, кого полмесяца назад совсем не знала.
Ренат на миг отстранился, чтобы скинуть с себя одежду, но взгляд не разрывал. Следил за мной, как хищник, облизывал губы и, оставшись передо мной обнаженным, неспешно наклонился. Плавные движения рук уничтожали мои сомнения, ладони поплыли по бедрам, распаляя тело, слегка нажали на колени, заставляя развести ноги в стороны.
Муж целовал меня везде. Будто хотел попробовать на вкус каждую клеточку тела, и когда я уже трепетала и стонала, не стесняясь быть шумной, приподнялся выше, оградил руками с двух сторон и придвинулся вплотную, коснувшись горячей точки.
Он смотрел в глаза, не моргая несколько секунд, а я тонула в его черных безднах зрачков. Рывок, я вскрикнула от несущейся по телу волны. Стоило Ренату плавно, но настойчиво, войти на всю длину, я затрепетала под ним, как будто меня пронзило током.
Я выгнулась до хруста, сильные руки придерживали спину и тянули на себя. Толкаясь в мою глубину, Ренат заставлял меня подрываться на пиках снова и снова, пока сам не замер. Прорычал в потолок что-то матерное, а потом навалился и вбивался в меня неистово, по-звериному, так, как мне и хотелось, вырывая из моего тела новый виток наслаждения. Высекая искры из напряженных мышц, выжимая из моих губ сдавленный крик.
Я еле пришла в себя через несколько минут, захлебываясь в чувствах и эмоциях. Все тело подрагивало от горячих спазмов. Из глаз текли счастливые слезы, и я не пыталась их удержать — позволила себе высвободиться.
Ренат приподнялся на руке, убрав вес с меня, будто намеревался отодвинуться, но я снова за ним потянулась, спрятала заплаканное лицо, уткнувшись лбом в мощную грудь, царапнула его плечи, впиваясь в кожу, будто умоляя, чтобы не отстранялся. Ренат обнял меня и, не разрывая единения, перекатился набок, уткнулся носом в ключицу, приласкал губами шею, распуская по коже вереницу мурашек, и низко прошептал:
— Приму, Есения.
И меня будто прорвало. Разревелась так, словно все слезы мира ударили по глазам и хлынули из-под ресниц. Я жмурилась и ревела, содрогаясь от истерики.
Если бы Волгин знал, что я его сейчас проверяла — он бы возненавидел меня. Почему муж так и не признался, зачем ему ребенок? Почему? Я ему совсем безразлична? Все повторяется и продолжается, только теперь я встала на острую грань, путь по которой — только в пропасть. Влюбилась? Быть не может, но случилось. Плевать. Я справлюсь, но муж должен принять меня полностью, иначе ничего не выйдет. Хоть Волгин и беспокоится обо мне, обнимает, ласково ухаживает, но это не любовь, это обязанность какая-то.
Долг.
Причиняющий мне боль… долг.
Я не хочу такого счастья. Я хочу знать, что нужна ему вся, от темечка до пяток, вместе с достоинствами и придурью, вместе с моими интересами, которые мало кто из богачей разделяет, вместе с моими болями и драмами. Всю, а не частями.
Не признался.
Потому и не пытался со мной сблизиться, не пытался говорить или расположить. Только смерть Андрэ расставила все по местам, Ренат не смог остаться в стороне и подпустил меня к себе — раскрыл душу, но любить ведь не обещал. Не обещал.
Я решила, что пока не признается мне в чувствах — беременность не случится, я буду защищать свою душу и сердце. Буду ограждать себя от лиха под названием — мать-одиночка. Пусть Ренат меня возненавидит за это в будущем, но я не буду жалеть о решении.
Папа прав, нельзя любить на всю жизнь, потому что такие чувства причиняют боль другим. Я знаю, что Волгин страдает, но страдает не по мне, к сожалению, а по той, что ушла. Его жене. И пока эта константа между нами растянулась глубокой пропастью, я не готова идти на жертвы.
Глава 41
Есения
Через несколько месяцев
Выбравшись из душа, я надолго задержалась у зеркала. Смотрела на свои щеки, что разрумянились после ласк Рената, и понимала, что больше не могу. Люблю его. Хочу получить целиком. Вдруг я допускаю самую банальную ошибку? Ведь ребенок может связать нас крепче.
Вернувшись в комнату, залезла в аптечку, спрятанную в шкатулке из-под рукоделия, и вытащила экстренные противозачаточные. Выдавила одну за другой на ладонь и, побежав в ванную, смыла все в унитаз. Пусть Ренат не говорит, что любит, но он мой муж, я позволю себе ему доверять. Скоро Новый год, начну жизнь с чистого листа, возможно, даже успею порадовать Волгина о пополнении. Он так этого желает, каждый раз спрашивает, отслеживает мои месячные, высчитывает дни.
Сначала пугалась такого внимания, но когда Ренат пару недель назад до ужаса напился, узнав, что я все еще не беременна, поняла, что для него это важнее жизни. Он даже к врачу меня возил, сдавали анализы… Я спокойно все пережила, но продолжила пить таблетки, а вот сегодня все изменилось.
Ренат, после того, как разрядился, долго лежал рядом, обнимая меня и жарко выдыхая в затылок, а потом прошептал на ухо «отдыхай» и ушел.
Я тихонько вышла следом и услышала его разговор по телефону:
— Дед, я понимаю, — промолчал, дернул волосы и уперся лбом в окно гостиной. Его сутулая спина мне совершенно не понравилась, что-то все равно его тревожит. — Не дави, прошу тебя, и так тошно.
На улице мелко сыпал первый снег, камин потрескивал, и муж не услышал, как я замерла за спиной.
— Ты когда вернешься? Завтра? Да хватит завтраками кормить, я хочу тебя увидеть, мне нужно тебе признаться в кое-чем. Нет, по телефону не могу. Да! Это важно. Что там такого в столице, что ты второй месяц туда катаешься?
Волгин хлопнул по стеклу, я слегка подпрыгнула и, прижавшись лопатками к холодной стене, спряталась в коридоре. Не хочу, чтобы муж думал, что я подслушиваю.
— Хватит, дедушка, — взмолился Ренат. — Да пойми, не от меня это зависит, не получается у нас. Да! Я что маленький, не знаю, как детей заводить? Де-е-ед…
Снова пауза, тяжелая.
— Я выполню обещание, — ниже, совсем потухшим голосом, — а ты выполни свое. Вот и отлично, завтра свидимся. Я приеду на этот раз с женой, не отвертишься. Ты увидишь ее, я очень этого хочу. Тогда ты дашь мне больше времени, потому что я не могу дышать, когда на меня давит время. Прошу тебя, смилуйся. Ты же понимаешь, как это… жестоко.
