Тим скривился:
— Боря, давай без твоих сексуальных фантазий.
— Так вот, попросил меня Паша, конечно, по-дружески, но с намеком на “мир тесен”, что, если всплывут в клинике пациенты со странными симптомами, типа отсутствия реакции на транквилизаторы и барбитураты, не говоря уж о классических седативных, которых и в аптеках полно, то обязательно связаться с ним. Среди перечисленных им признаков также числились: сильное сексуальное возбуждение, агрессия вплоть до симптома берсерка. И представь себе, мое удивление, когда ты приносишь мне конфетки на анализ, с таким дерьмом внутри, что и передать страшно. Естественно, поскольку пациентов не было, то и с меня взятки гладки, проверил конфетки, информацию сохранил, сами конфетки в утиль. Следующее звено в цепочки — твоя Лена..
— Наша..
— Что?
— Наша Лена, говорю…
— Тоже мне, шведская семья, извращенцы чертовы. Хорошо, ваша Лена. Ты знаешь, что на нее не действуют ни седативные, ни транквилизаторы? Мне такую дозу ей пришлось вколоть, которая и быка свалит. И только после этого она уснула. Так вот, судя по ее крови ей в конфетках как раз и достался один из вариантов “хрени, которая на основе изначальной хрени”. И обрати внимание, блокиратор из формулы действует до сих пор, то есть присадки вымыло, а основа осталась. Тут я тоже решил деликатно промолчать: девушка с нервным истощением поступила, ничего удивительного. И только когда она два дня назад не заснула в ночь — меня начали терзать некоторые сомнения по поводу природы ее обморока. Да, нервное истощение, но чем вызвано? Побочка у этого препарата пиздец какая аховая, вот чем. Возможно, на всю жизнь. Она будет спокойна, как удав практически во всех стрессовых ситуациях, ну, слезы — это максимум, а потом вот такой вот срыв. Сложно представить в какие проблемы это выльется в дальнейшем. А в дальнейшем у нас Глеб. Извини, Тим, но для того, чтобы вытащить Глеба пришлось привлечь Пашу, собственно, без его помощи мы бы Глеба не вытащили. Хотя… Назвать кому исцелением тоже сложно. Паша дал нам три дня. Истекают завтра. После этого он сливает нас военным, а дальше… А дальше я за наше будущее не дам и ломаного гроша. Я то может и выкручусь, и ты с Глебом, а вот Лена…
— Что Лена? — Тим уже догадывался к чему клонит Борис, но отгонял от себя мысль, как надоедливую, настолько она была страшной и несовместимой с тем будущим, на которое он уже настроился.
— Они ее на запчасти разберут, Змей. — Тихо, спокойно произнес Борис. Только подчеркивая страшную суть приговора. — На людях еще ничего не испытывалось, все на мышках. Даже на приматах еще нет. А тут — ходячий подопытный. Ее можно и родить заставить. Представляешь какой простор для деятельности? И сама в руки пришла. Кто ее хватится?
Тим тяжело сглотнул… Против этой многоголовой гидры, интересы которой начинались во многих кошельках, даже он со своими связями — тьфу на ровном месте. Плюнуть и растереть. И забыть.
— Но ты же не просто так этот разговор затеял? Есть варианты? И один из них… — Тим не успел договорить, когда его перебил Борис
— Дом, вернее лаборатория, которою по своей дурости и в поспешности выдала Анна.
— Ты уверен, что она там?
— Не уверен, но это лучше, чем ничего. С нашей стороны — информация, с их стороны — они закрывают глаза на некоторые детали. И не мешают нам жить.
Борис взял зажигалку и поднес огонек к листу с формулами.
— И все-таки, кто украл образец и кому продал? — Поинтересовался Тим.
— Тот кто продал — его уже нет в живых, прикончили как раз те, кому он образец и продавал. А кому… можно было бы узнать у сестры Глеба, только есть вероятность, что и ее уже нет в живых… Тот, кто отвалил такое бабло за образец, за подпольную лабораторию, просто так не оставит утечку. Что-то мне подсказывает, что и конфеты, и то, чем накормили Глеба, тоже не протестированные образцы. Чего именно — можно только догадываться, на наркотик не похоже. Мне гораздо интереснее как в это все Анна ввязалась? И не были ли целью подпольного химика Глеб и Демон со своими бойцами? Что скажешь?
Тим смотрел, как тетрадный лист тихо осыпается пеплом на паркетный пол и думал, что, если Борис во всем окажется прав, то на новое место жительства он поедет не один, но, вот, отнюдь не с ним, с Тимом.
***
Шли вторые сутки этого странного состояния. Я не могла спать, но и толком не бодрствовала, словно сомнамбула, сидела у кровати Глеба и таращилась то в пространство, то на его заострившиеся черты и все еще сероватого цвета кожу.
Где-то сзади Саша или стучал по клавиатуре ноутбука, или вполголоса с кем-то разговаривал. Сейчас он говорил о каких-то поставках. Я особо не вникала.
Тим и Демон сменяли друг друга каждые сутки, но приходили, спрашивали как дела, ели и заваливались с пать на одну из кроватей в палате. Четыре кровати, на одной из которых спала я, еще на одной — устроился Саша. Борис разрешил фактически всем жить во временном пристанище Глеба, скрепя зубами и сверкая глазами. Забавный.
Судя по внутренним часам, скоро должна прийти сестра, принести еду. Меня больше не кололи, только давали витамины, но Борис то и дело наведывался и контролировал не только состояние Глеба, но и меня расспрашивал с маниакальной настойчивостью о самочувствии и желаниях, реакциях.
По его внешнему виду становилось заметно, что последние двое суток дались тяжело не только нам. Если раньше я Бориса видела несколько манерным, прилизанным до тошноты: ни пятнышка на халате, ни отросшей щетины, ни одной выбивающейся из прически прядки, даже когда он нарочно ерошил свою блондинистую шевелюру.
Сейчас же явная трехдневная щетина хоть и придавала ему шарма, но и говорила о некоторой запущенности, скулы заострились, кожа казалась бледнее, а в глазах застыла тревога.
Вчера вечером он вызвал к себе Тима, не знаю о чем они разговаривали, Тим так и н признался, но и он теперь нет-нет, но терял контроль над эмоциями и то хмурился, впадая в длительные размышления, то его взгляд останавливался на мне и застывал. Что происходило в голове Змея — загадка. Но в глазах плескались отчаяние и решимость.
От этих эмоций и его уходов "внутрь себя" становилось страшно.
Анна пропала. Ее так и не смогли найти, ни у друзей, ни у знакомых. Возможно, именно это беспокоило Бориса и Тима. Не натворит ли она еще бед или не натворит ли бед Глеб, когда очнется и поймет, что ее обвиняют во всех смертных грехах? Пусть и заслуженно. Но я же видела, как он реагировал на обвинения в ее адрес, которые предъявлял Тим. Во всем, что касалось собственной сестры, Глеб не видел дальше собственного носа. И не пытался даже увидеть.
Я провела по щеке Белого пальцами. Отросшая щетина кололась и начала скрывать очаровательную ямочку на подбородке. Когда Глеб улыбался, именно улыбался, а не ухмылялся, еще одна появлялась на правой щеке.
Если бы не вечная настороженность, вспыльчивость, циничность, нежелание видеть положительные стороны в событиях, вещах и людях, излишняя жестокость, то Глеб был бы идеальным мужчиной. Его красоту не портил ни кривоватый нос, ни шрам, а заботливость, цельность, грубоватая доброта, цепкий ум, наглость, уверенность в себе, добавляли шарма и привлекательности.
Но кто их видел, эти положительные стороны?
Не думаю, что он кому-то кроме самых близких вообще их показывал.
Я потянулась и прикоснулась щекой к его щеке, прошептав:
— Глеб, возвращайся, пожалуйста, нам так тебя не хватает…
— Елена, как Вы себя сегодня чувствуете? — Вошедший в палату Борис Константинович сразу начал, как всегда, даже не с приветствия.
Я пожала плечами, по-прежнему не отводя взгляда от Глеба.
— Меня больше заботит состояние моего… Глеба. — Почему-то назвать его своим мужчиной в данный момент язык не поворачивался. Последний раз мы виделись не при самых лучших обстоятельствах и кто знает, как он поведет себя после пробуждения.
— Ничего не болит, не нервирует, не раздражает, не угнетает? — Врач словно и не заметил моей оговорки, продолжая гнуть свою линию.
