— Мы должны обсудить это со старшим начальником, чтобы он одобрил.
Ксандер воздержался от ответа и коротко кивнул, явно не в восторге. Не сказав больше ни слова, он повернулся и вышел из комнаты. Я помахала Эйрини, которая перебирала нитки на своих простынях, прежде чем повернуться, чтобы последовать за ним к выходу.
Наши шаги зловещим эхом отдавались по плитке стерильного коридора, и я вспомнила о кошмаре, который часто мне снился в лечебнице. В нем я оказывалась запертой в лабиринте без выхода. Как же страшно было оказаться в месте, столь не похожем на дом. В таком, как это, – холодном и неприветливом.
Мне стало так грустно за Эйрини... и за Ксандера.
Годы, проведенные в коконе Генри, затормозили мой прогресс, в то время как Ксандер был вынужден повзрослеть слишком рано. Он был звездой и должен был в свои двадцать с небольшим наслаждаться вечеринками, распутничать и спускать на ветер с трудом заработанные деньги. Вместо этого он был надежной опорой для того, что осталось от его семьи. Во многих отношениях теперь он был взрослым в нашей паре, с большим жизненным опытом, а я следовала за ним, потерянная и неуверенная в своем направлении в жизни.
— Мне очень жаль, – сказала я ему, когда мы вышли из здания. — Это ужасно.
Он молчал так долго, что я не думала, что он ответит.
— Это был дерьмовый день.
Что-то в том, как он сказал это, зацепило меня. Я вспомнила, как, вместо того, чтобы праздновать свою победу, он почти не произнес ни слова по дороге со стадиона. Он уже казался расстроенным до того, как получил известие о матери.
— Что сегодня произошло? – осторожно спросила я.
Ксандер издал протяжный вздох. У меня возникло ощущение, что он весь день с чем-то боролся, но у него больше не было сил скрывать это. — Генри опубликовал статью о том, что произошло на вечеринке.
Моя спина тут же напряглась. Генри не просто опубликовал бы статью, он выставил бы себя жертвой непрошеного нападения.
Он уловил мою реакцию.
— Это просто какие-то третьесортные интернет-новости, которые никто не читает. Не думаю, что кто-то видел статью. Меня больше беспокоит, что эту историю подхватят более крупные журналы.
Я открыла рот, перебирая в уме сотни вариантов, как это можно перевернуть в нашу сторону, но Ксандер поднял руку. Похоже, он был морально истощен и сейчас его не волновали выходки Генри. Я захлопнула рот, между нами возникло молчаливое соглашение, что мы больше не будем говорить об этом. Были более насущные дела, например ухудшение здоровья его мамы.
Мы больше не разговаривали, пока не сели в машину. Она была припаркована на небольшой стоянке, которая пустовала так поздно вечером.
Я скользнула на пассажирское сиденье его Бентли. Он сел за руль, включил зажигание и обогрев, хотя и не переключил передачу, чтобы выехать.
Вместо этого уставился вдаль через лобовое стекло. У него было такое же отсутствующее выражение лица, как и у Джаспера ранее.
— Ты в порядке? – глупо спросила я. Очевидно, он не был в порядке.
Я ждала ответа, которого так и не последовало. Его голова откинулась на подголовник, а лицо повернулось к потолку. Он закрыл глаза, словно ища убежища в своем сознании.
— Это уже второй раз за месяц, – сказал он ни с того ни с сего. — Раньше ей было хуже. Ей назначили новое лекарство. Предполагалось, что оно стабилизирует ее состояние. Но она проснулась посреди ночи и сказала медсестрам, что хочет умереть.
— Мне так жаль, – прошептала я.
— Черепно-мозговые травмы – это чертовски тяжело. – Он открыл глаза, слегка вздрогнув. — Никто не предупреждает, что один удар по черепу может превратить тебя в совершенно другого человека.
Я подняла глаза, чтобы посмотреть на него.
— Ты хороший сын. Думаю, она это знает.
Ксандер резко кивнул, ничего не ответив.
— У нее мало времени, – хрипло сказал он. — Ее здоровье уже давно ухудшается. Она страдает от хронических болей, и скоро…
Он остановился, сглотнув с таким трудом, что его адамово яблоко дернулось.
Мое сердце сжалось так сильно, что казалось, оно вот-вот разорвется.
— Мне так жаль, – прошептала я.
Я украдкой взглянула на него, заметив, как напряглась его челюсть, когда он изо всех сил пытался сдержать свои эмоции. Мои собственные вырывались на поверхность, и в уголке глаза появилась слеза, пока я наблюдала за ним. Услышав, как такой громоздкий мужчина справляется с горем, у меня внутри что-то оборвалось.
Я отстегнула ремень безопасности и придвинулась ближе, взяв его руку в свою. Он уставился на наши переплетенные пальцы, затем положил свою руку поверх моей и крепко сжал.
— Ты справишься с этим, – произнесла я.
— Ты говоришь так уверенно.
— Ты боец, – сказала я ему, потому что это была правда. Он был единственным человеком, который мог справиться с Генри, не моргнув глазом.
Перед лицом надвигающейся смерти угрозы Генри вдруг стали казаться такими неважными. Значение имела лишь боль Ксандера. Жизнь чертовски коротка, и единственное, что можно сделать, – это прожить ее как можно лучше. Все остальные заботы о деньгах, клиентах, о том, куда идти дальше и как спастись от Генри, растворились в воздухе перед угрозой неминуемой смерти.
Я не знала, сколько времени мы так просидели.
Спустя, казалось, целую вечность, он поднес мою руку к губам.
— Ксандер?
Его губы коснулись костяшек моих пальцев. Я перестала дышать, но руку не убрала. Снаружи по пустой парковке гулял ветер, и один из прожекторов мигал.
Он провел губами по костяшкам.
— Что ты делаешь? – выдохнула я. Я чувствовала, как в груди поднимается паника, потому что понимала, что направление нашего разговора изменилось. Я знала, чего он хочет.
Его глаза сверкнули первобытной потребностью.
— Я не могу сделать это без тебя, – грубо сказал он, в его голосе смешались желание и отчаяние. — Ты нужна мне, – добавил он, дрожа от нетерпения.
Еще одна вспышка страха пронзила меня, но, прежде чем я успела запротестовать, он притянул меня ближе, пока я не оказалась почти над консолью. Визг вырвался из моего горла, когда я столкнулась с его твердым телом, но я не смогла оттолкнуть его, так как его губы накрыли мои.
— Ксандер, – прошептала я ему в губы, пытаясь найти в себе силы противостоять ему.
— Не борись со мной сегодня, Джордан. Ты единственная, кто может исправить все плохое в моей жизни. – Он поцеловал по очереди мою нижнюю губу, щеку, шею, грудь, затвердевший сосок… — Все хорошо, когда ты со мной. Я смогу справиться с чем угодно, если ты будешь рядом.
Его умоляющие поцелуи терзали мое сердце, а слова резали меня, как нож. Я не хотела сражаться с ним сегодня. Я хотела лишь унять его боль.
Поэтому закрыла глаза, уступая. Он замер, потрясенный, а затем начал двигаться с маниакальной скоростью. Ксандер перетащил меня через консоль, в спешке ударив бедром по ручке переключения передач, и переместился так, что я оказалась верхом на нем на водительском сиденье, а руль упирался мне в спину.
Я посмотрела в его изумрудно-зеленые глаза. В них всегда был блеск драгоценных камней, но сейчас они практически светились. Желание расцвело во мне от выражения безумной потребности на его лице. Ни один мужчина никогда не смотрел на меня так, как он, – словно не в силах отвести взгляд.
Он ухватился за шов моих леггинсов между бедер, потянул за ткань и оттянул ее от кожи. Прежде чем я успела сообразить, что он делает, он разорвал леггинсы, проделав дыру в центре.
— Ксандер, какого...
Его губы вернулись к моим, прерывая меня, пока пальцы разрывали материал дальше, чтобы получить доступ к киске. Его пальцы обошли мои трусики и прижались к клитору. Он не был нежен в попытке возбудить меня, это было грубое предупреждение о том, что должно было произойти. Я едва успела подготовить себя к нему, когда он начал возиться со своими штанами, стягивая их достаточно, чтобы освободиться.
