Например, учить латынь.
Я хотела слегка обидеться, что Сергей даже не спросил, как прошли мои контрольные в пятницу, на которые я пришла не выспавшаяся. И вообще не интересуется моей учёбой. Но, оказывается, он помнил, что в понедельник у меня ещё одна контрольная точка и взял с собой мои учебники и ноутбук.
— Бринн сказал, что предмет тем лучше усваивается, чем больше нравится преподаватель, — сидела я между ног Моцарта перед камином.
Он опирался спиной о кровать. Передо мной на звериной шкуре лежали книги.
— Мелецкая, теперь я ваш новый преподаватель, — услышала я за спиной.
Обернулась. И обомлела. Особенно когда он сдвинул на нос квадратные очки в строгой оправе и посмотрел на меня поверх них.
А-а-а-а! Очки!
— Так, к чёрту латынь, — потянула я наверх его футболку.
— Евгения, — строго покачал он головой, безупречно входя в роль. — Я знаю какое вы получите поощрение, но вы его получите, только когда я услышу, — он ткнул в учебник, — Исключения женского рода в четвёртом склонении. И…
— Ма̀нус, до̀мус, по̀трикус, трѝбус, Ѝдус, — скороговоркой прочитала я. Повернулась к нему. — Рука, дом, портик. Триба — это административный район в древнем Риме. Иды — название тринадцатого месяца.
— Куда? — спросил он, подглядывая одним глазом.
— Домум проперо, — отчеканила я. — Я спешу домой. Всегда без предлогов.
— Откуда?
— Унде? — перевела я. — Домо венио. Я прихожу из дому. И доми манет. Он ждёт дома. На вопрос «Где?»
— Не вижу причин…
— Заткнись! — схватив его за бритую голову, впилась я в губы, чувствуя вместо одной целых две твёрдых вещи: ту, что упиралась в меня между ног и ту, что теперь давила на переносицу.
Нам пришлось выставить Перси, который в ответ на мой плотоядный рык поднял голову со шкуры и испуганно прижал уши. Но оно стоило того.
Честное слово, я разом влюбилась в латынь. Ни один язык не звучит так красиво, когда любимый мужчина под тобой, содрогаясь в сладострастных судорогах, шепчет: Invictus maneo. Остаюсь непобеждённым.
— Ты выучил специально для меня? — тяжело дыша, я сняла с него запотевшие очки. Вытерла стёкла и вернула на место.
— Я полон талантов, — Сергей подвинул очки пальцем подальше к переносице. — Нон дукор, дуко?
— Я не ведомый, ведущий. Это официальный девиз бразильского города Сан-Паулу.
— Карпе диэм крас?
— Лови момент. Живи настоящим.
— И вот это, моё любимое, — прищурил он один глаз. — Aут виам инвениам аут факиам. Или найди дорогу…
— Или проложи её сам! — выкрикнула я. И застонала. Да что ж ты делаешь-то? — потёрлась я об него. И легла на грудь, крепко обнимая ногами. — Я уже говорила, что люблю тебя?
— Никогда, — уверенно прозвучал его ответ.
— И не скажу, — проложила дорожку поцелуев по шее к уху. Вцепилась зубами в мочку. Потрепала.
— А-а! — выгнулся он, постанывая совсем не от боли.
— Я тебя не люблю. Я очень-очень тебя люблю. — И тут же добавила: — Мой мускулистый горячий преподаватель латинского языка.
— Ложись-ка на живот, студентка Мелецкая, — мягко, но требовательно уложил он меня на кровать. — И раздвинь ножки. Будешь получать зачёт.
Эти волшебные полтора дня.
Самые волшебные, какие только случались в моей жизни.
Самые лучшие.
Как лесной воздух свежестью — напоённые любовью и нежностью.
Как горячая вода минералами — наполненные жгучей страстью.
Как бескрайнее небо синевой — окрашенные безбрежным счастьем принадлежать друг другу.
Близость тел. Родство душ. Радость тонуть друг в друге.
Я подумала, что надо было пережить то, что мы пережили, чтобы так остро почувствовать то, что мы приобрели.
И пусть пока Перси поехал домой без нас, и мы снова расставались на пороге квартиры — всё изменилось.
Я излечилась, отпустила, перешагнула.
Я узнала столько вещей, которыми природа наградила только мужчин.
Например, у них феноменальная скорость реакции. Что бы и когда я в него ни кидала, если Сергей не поддавался, он всегда или уворачивался, или ловил.
Мужчины почти неуязвимы перед болью. Они легче справляются с ранами и переломами и могут справиться с любой болью, но им нужна сильная мотивация: выстоять, победить, выжить. По крайней мере именно так он говорил, рассказывая о своих шрамах, что, когда их получил, почти ничего не чувствовал.
Но перед некоторыми пыткам он был бессилен.
Зря он учил меня делать минет.
— Забудь кто ты, что ты. Стыд, неловкость, скромность, страх — всё забудь. Сейчас ты рождена для того, чтобы сосать член, — поучал он, ещё не зная, что ему грозит. — Только для этого. Сейчас есть только ты и он.
И я старалась.
— Так, опусти руку, — смотрел он на меня, стоящую на коленях, сверху. — Не надо тянуть его вниз. Видишь, как он стоит сам. Вот это положение и сохраняй. Если тянуть вниз — в разы теряется чувствительность. А значит и удовольствие. А мы всё это делаем разве не для него?
И я внимала.
Но снова он меня остановил.
— А сейчас главный секрет. Глубокий минет, конечно, хорошо. Но хорошо для порнофильмов. Самое чувствительное место члена — уздечка. Без рук, без заглатывания, просто лаская уздечку, можно добиться куда большего эффекта, потому что она как клитор.
Зря он это сказал. Я была хорошей ученицей.
Точку невозврата, когда уже неважно, что я буду делать дальше — он кончит всё равно, мы прошли через пару минут.
И вот когда, упав спиной на диван, он пребывал в нирване, я узнала, что не так уж он и неуязвим. Например, он расстроился, что мне пришлось оставить свою фамилию.
— Да, я понимаю, что так было надо. И я сам настоял, что ты не должна менять ни паспорт, ни фамилию. Меня посадили, все документы были выписаны на Евгению Мелецкую, — он тяжело вздохнул. — Но я бы хотел, чтобы ты была…
— Моцарт? — засмеялась я.
— Ну да, ты Моцарт, я Моцарт и к чёрту это всё, — прижал он меня к себе.
Не скрою, удивил.
Но и я не осталась в долгу — тоже его удивила.
— Не закрывай глаза, — прошептала я, когда он вдавил меня в кровать сверху.
— Я никогда не закрываю, — посмотрел он на меня с любопытством. — Но, скажи, где этому научилась ты?
Я, конечно, не призналась.
Это было неважно. Важно было то, что он меня всё же покорил.
Влюбил. Увлёк. Зачаровал.
Заново. Снова. Опять.
Хоть мне и не хотелось так быстро сдаваться.
— Увидимся завтра? — вставила я ключ в дверь.
— Если у меня будет время, — он демонстративно посмотрел на часы и ведь даже, сволочь, не улыбнулся. — Я позвоню, — открыл свою дверь.
— Может, я буду на связи, — пожала я плечами, вошла в свою квартиру и замерла.
Он не закрыл дверь? Я не услышала хлопок.
Сделала шаг назад… и попалась.
Оказалась в его объятиях.
— До завтра? — заглянул он в глаза, оставив на моих губах пронзительно нежный поцелуй.
— Да, — кивнула я и… не закрыла на ночь балконную дверь.
И пусть он не пришёл, сбежать от него в отместку, как я надеялась на следующий день, после второй пары, у меня не поучилось.
Увидев, что никого нет в вестибюле, я выскочила из здания университета на улицу.
И увидела Моцарта, стоящего у машины.
— Обожаю твою спонтанность, — улыбнулся он, когда я запрыгнула на него с разбега и повисла на шее. — Как латынь?
— Сдала. На пять.
— Я в тебе никогда не сомневался, — потёрся он своим холодный носом о мой.
— А ты разве не должен быть на заседании?
— Должен. Но девушка, что оставила для меня открытой балконную дверь, заслуживает того, чтобы её… сводили в кино.
Вообще-то я собиралась позвонить Кирке. Но какая Кирка! Какие чёртовы тайны прошлого! Как же хотелось жить здесь и сейчас! Как хотелось просто наслаждаться тем, что у нас есть и ни о чём больше не думать!
У меня получилось не думать ровно до конца сеанса.
