— Конечно, не знают, — присаживаюсь рядом. — Ты представляешь, что бы было, если бы они знали, что я врач? Для них у меня другая профессия.
— Сантехник? — скептически интересуется Полина, прикладывая мясо к коленке.
— Да ну прям, тогда бы я все им чинил.
— Строитель?
— Тогда бы строил за бесплатно.
— Говнюк?
— Для них — продавец-консультант, — пропускаю мимо ушей ее фразу. Успокоилась и ладно. — Пойдем поговорим в гостиной.
— А есть о чем? Я тебе не верю, Сережа, — первой начала Полина, как только присела на диван. — Ты бы мог послать меня, наорать, но при этом сказать, что все произнесенное мной чушь. Нормальный человек как минимум бы оправдался. А сейчас говорить мне, что все это не так — уже бессмысленно. Ты умный, сейчас, особенно после моей выходки в подъезде, запросто придумаешь какую-нибудь ладненькую историю. И при этом все равно не скажешь правду, да еще и сделаешь так, что я окажусь истеричкой. Хотя да, сейчас я действительно — истеричка.
— Мне не в чем оправдываться, Полина.
— Конечно, не в чем. Я реально дура. Папа мне прямо намекал, когда я уходила вчера из дома, «только я не уверен, нужна ли ты Алмазову». Он знал, что ты…
— Да что он знал?! Ты совсем что ли головой тронулась? Что? Что он знал?
— Наверное, понимал, что я тебе на хрен не сдалась в качестве соседки по квартире. Совместная жизнь — это далеко не три ночевки в неделю. А ты и не был вчера рад, когда я пришла. Конечно, не был, — хватается за лоб, откидывая заморозку в сторону. — Ты же меня даже прямым текстом гнал домой тогда в машине. И вчера, и сегодня. Вчера, наверняка, спешил вечером к своей Соне и сегодня я тебе не нужна была в больнице, потому что ты знал, что она туда приедет. Папа-то оказывается был прав. Ну давай, посмотри мне в глаза и скажи, что был вчера дома. Скажи правду.
— Правда в том, что твой отец, несмотря, на симпатию ко мне, меня недолюбливает, просто потому что ему не нравятся слишком быстрые перемены не только в жизни его дочери, но и в ней самой. То есть в тебе, Полина. А источник перемен — это я. Он специально якобы выгнал тебя из дома, чтобы мы столкнулись лбами, просто потому что он знает, что ты далеко не со всеми уживешься, тем более с таким неожиданным переездом.
— Черт, как ловко ты уходишь от ответа, не расколешься просто так. Браво.
— Я был вчера не дома, Полина, — не раздумывая произношу я, смотря ей прямо в глаза. — Не дома, — повторяю по слогам. — Да я туда и не собирался сразу после тебя. Я пытался оставить тебя с родителями не только для того, чтобы ты продемонстрировала папочке свою любовь, но и для того, чтобы заняться теми делами, которые не могу сделать в твоем присутствии. Ты же как будто с цепи сорвалась, пристала как банный лист к заднице. Я не был у Сони вчера и знать не знал, что она собирается к нам в больницу. Я вообще не знал, что она планирует что-то там проверять, просто потому что не знал, что у нее в принципе болит голова. Об этом вообще никто не знал. О ее приходе в больницу я узнал только по факту, когда получил от нее смс. А вечером я был занят, и ты мне действительно вчера мешала.
Резко встаю с дивана и подхожу к комоду. Открываю первый ящик и достаю оттуда маленький бумажный пакет. Небрежно бросаю Полине в руки, но та никак не реагирует. Достаю из пакета коробку и так же зло вынимаю кольцо. Еще более небрежно хватаю Полину за руку и надеваю кольцо на безымянной палец. Все сделано настолько зло, что самому стало не по себе. Чего все через задницу?!
— Это помолвочное кольцо куплено для тебя, Полина. Не для Сони, как ты подумаешь через несколько минут, а для тебя. У нее, для справки, пальцы гораздо худее. На них даже кольцо не подберешь. И купил я его, Полиночка, вчера вечером, а не год назад или еще когда-нибудь, как ты снова подумаешь спустя несколько минут. А для Полины-Шерлока есть чек в пакете. И ты удивишься, но там есть дата и время покупки. Не находишь, что слишком много заморочек, для того, кому ты по словам своего папочки возможно не нужна? Да, мне не нравятся его условия про три дня в неделю, мы взрослые люди, и я не хочу всех этих ограничений, а он бы не дал нам нормально встречаться. Вот и решил сделать тебе предложение, чтобы и твой отец отстал, и ты поняла, что я серьезен. Это не означает, что надо сразу же пожениться, чему ты так сильно противишься. Хотелось, чтобы ты хотя бы морально не отвергала такую возможность. А знаешь, как это все должно было быть? — беру Полину за подбородок, заставляя смотреть мне в глаза. — Море, ты, я и воздушный шар. Ты как-то сказала, что обделаться от страха можешь и дома. На это и был расчет, — усмехаюсь в голос. — На твой страх в смысле. Ты бы думала не о том, что тебе надели какое-то там, о Боги, это страшное слово — помолвочное кольцо, а о том, как бы не обделаться от страха в этом воздушном шаре. Одно событие перекрывает другое. Одно событие перекрывает другое. А потом — кольцо, это уже как само собой разумеющееся, так же, как и встречаться не три раза в неделю, а по факту каждый день, — замолкаю, рассматривая обескураженную во всех смыслах Полину. — На самом деле, твоя проблема не только в языке. Ты просто не умеешь слушать. Я тебе четко говорил, что между мной и Соней не было и нет никаких отношений. Говорил? — молчит, уткнувшись в меня взглядом. — Говорил, Полина. Даже в машине сказал почему произошел конфликт с тем мужиком. Я тебе ни разу не давал повода сомневаться в моих намерениях по отношению к тебе. Ни разу. Я не провидец и понятия не имел, что ты там увидела в моем телефоне. Знаешь, у меня был один пациент несколько лет назад, молодой мужчина сорока лет, благо, с деньгами. Этим он немного упростил себе жизнь. Так вот, однажды он узнал, что у него рак поджелудочной железы. А он был таким прошаренным мужиком и понимал, что никакие деньги и связи от этого не избавят. Я тогда в упор не понимал, зачем он скрывает свой диагноз от жены и детей. А оказалось все просто — он хотел, чтобы отведенные ему полгода его семья не мучилась от осознания, что он умирает. Это был не вопрос недоверия, это было сделано, потому что он хотел, чтобы им было лучше. Чтобы они как можно меньше из отведенного ему времени, знали о его диагнозе и жили обычной жизнью. Просто потому что от их переживаний никому бы не стало легче. Ты же умная девочка, понимаешь к чему я веду. Зачем я должен говорить тебе о том, что Соня ко мне неравнодушна? Тебе это будет приятно слышать? Да, неравнодушна. Давно. Хотя нет, не так. Очень давно. И по сути, если бы не я — всего этого с ней бы не случилось. Если бы четыре года назад, в ответ на ее поцелуй, я бы ответил, как надо, то есть осадил ее, то все бы, возможно, было по-другому. А я не осадил. Да, я урод, Полина. Думал отвязаться от влюбленной девчонки, сказав, что ей надо немного подрасти. И вроде как не сказал, что она мне на хрен не сдалась, а типа дал шанс. Хотелось побыть в белом пальто, что я такой весь хороший, просто не трогаю только-только достигшую восемнадцатилетия девочку. У нее было до хрена возможностей и куча поклонников, по таким странам разъезжала, будучи вполне известной моделью. Кто ж знал, что так все повернется и у нее ничего не пройдет. И да, Полина, косвенно, но я все же виноват в том, что она напилась и села за руль. Я мог за ней приехать, о чем она меня просила. А я осадил. Правда, вот тут как раз и не вовремя. Не такси ей нужно было вызывать, а мне поднять свою жопу с кровати и лично приехать. И да, я езжу к ней, но не для того, чтобы, как ты выразилась потрахивать ее, а просто потому, что она как раз на хрен никому не сдалась. Я знаю, что ей приятны мои визиты. И у меня нет к ней никаких чувств, не было и нет. Она для меня всегда была только сестрой, пусть и не по крови. Я был с ней рядом с ее шести лет и извини бросить ее после всего ею пережитого, даже ради тебя, я не могу. Тебе стало легче от этой правды, Полина? — молчит. Долго молчит, уставившись на свои руки. — Ну чего ты молчишь?
— Не стало.
— Мне тоже на твоем месте не стало бы лучше. Но знаешь, ты можешь выдохнуть. Думаю, что скоро я не буду ее навещать как раньше. Хотя, это может быть важно для тебя только в одном случае — если наши с тобой отношения продолжатся. Может быть даже хорошо, что все так повернулось и надо сделать какие-то выводы, чтобы избежать этого в будущем? — молчание Полины начинает раздражать. Дико раздражать. — Может ты что-то хочешь мне сказать?
