— Кроме того, он хочет признания, ответственности и власти. Он хочет подняться по иерархии власти клана. По своей сути он буда, и ему нужны другие буды, чтобы признать, насколько он хорош.
— Хорошо.
— И то, и другое — средства для достижения цели. — Рафаэль наклонился вперед. — Чего он действительно хочет, так это…
— Безопасности, — сказала я ему. — Я учила его почти четыре года, Рафаэль. Он вырос без мужского образца для подражания в адском месте, поэтому, когда он пришел в клан, он зациклился на тебе. Он хочет быть тобой. Уважаемым, успешным, опасным альфой. Я поняла все это давным-давно.
— Он работает на меня последние шесть месяцев, — сказал Рафаэль.
— Ага.
Рафаэль прикусил губу.
— Нет смысла пытаться быть дипломатичным, поэтому я просто собираюсь сказать это. Девятнадцатилетние буды думают своими яйцами. Мы с Андреа тратим половину нашего времени на то, чтобы удержать их подальше от лагеря Джима по транспортировке камней.
Как и Кэрран, Джим постоянно улучшал Крепость, добавляя башни, стены и туннели для побега. Значительная часть этих улучшений была создана будами в возрасте от двенадцати до двадцати пяти лет, выполняющими общественную работу по версии Стаи за различные нарушения. Казалось, что буды не могли оставаться в стороне от неприятностей, а Джим всегда приветствовал бесплатную рабочую силу.
— Асканио отличается от своих сверстников, — сказал Рафаэль. — Он думает головой и руководствуется стратегией в своих решениях. Когда мы отправили его в Кентукки, он попал в… — Рафаэль замялся, — … попал в беду. Он справился с этим. Лучше, чем я.
— Я не сомневаюсь, он такой.
— Он нужен нам, а мы нужны ему. И я понимаю, что моя матушка бросила его тебе, и ты потратила четыре года на то, чтобы его стабилизировать, обучить и выдолбить его таким, какой он сейчас, и теперь, когда он полезен, мы хотим его вернуть, и это несправедливо. Прости. Я твой должник. Весь наш клан в долгу перед тобой.
— Вы мне ничего не должны. Я сделала это для него, не для вас.
— Но ты сделала эту работу, и кто-то должен ее оценить. Я здесь, чтобы сказать, что мы признаем это и не забудем. Если ты предъявишь ему это, он никогда не уйдет от тебя. Он не сможет. Его чувство преданности не позволит. Но он не будет счастлив здесь. Он хочет признания и принятия от Стаи. Нравится тебе это или нет, ты не просто кто-то, Кейт. Ты — Ин-Шинар. Чем дольше ты будешь держать его при себе, тем труднее ему будет отделиться от тебя.
Ему просто пришлось швырнуть мне это в лицо. Я вздохнула.
— Ты видишь здесь какие-нибудь цепи, Рафаэль?
— Нет. — Его улыбка была печальной.
— Тогда ладно. Он наемный работник. Он волен делать все, что хочет. С сегодняшнего дня я снимаю его с учета. Он может вернуться в любое время, но я перестану звонить.
— Спасибо, — сказал он.
— Дело не в тебе. Он должен заниматься тем, что делает его счастливым.
Рафаэль снова кивнул. Он выглядел несчастным.
Я позволила ему сорваться с крючка.
— Как поживает малышка Би?
Он ухмыльнулся.
— Мальчик-волк пытался украсть ее игрушку на пикнике на прошлой неделе. Она погналась за ним, отобрала игрушку и избила его ею до крови.
— Ты, должно быть, горд.
— О, да.
— Увидимся, Рафаэль.
— Ты справишься, Кейт.
Он ушел.
Ну, вот и все. Я почувствовала странную пустоту. Больше никаких смешных острот. Больше никакой вымученной латыни. Больше никаких непристойных шуток. Все к этому шло уже некоторое время, но я все еще чувствовала себя опустошенной.
Дерек вошел в офис.
— Чего хотел Рафаэль?
Я покачала головой.
— Ничего важного.
Дерек посмотрел на бутылку сидра и вытащил два маленьких бумажных пакетика из бумажного пакета побольше. Восхитительный аромат мексиканских специй наполнил воздух. Мягкое тако с курицей. Мое любимое. Ближайшее мексиканское заведение находилось примерно в двух милях отсюда. Он пошел за ними ради меня.
Я встала, взяла два бокала, открыла сидр и налила нам немного. Он опустился в кресло для клиентов и откусил свое тако. Я прожевала свой. Ммм, восхитительно.
— Я собираюсь вернуться в Серенбе завтра, — сказал он. — Я хочу провести более широкие поиски. Посмотрим, смогу ли я напасть на след.
— Хорошо, — сказала я.
Мы пожевали еще немного.
— Ты когда-нибудь хотел стать богатым? — спросила я.
Дерек перестал жевать.
— Нет.
— Я имею в виду, тебе когда-нибудь хотелось больше денег?
Он пожал плечами.
— Мои счета оплачены. У меня достаточно денег на еду, на инструменты для работы, могу купить рождественские подарки. Что еще мне может понадобиться?
Я кивнула. Мы пили сидр и ели тако, и это было здорово.
ГЛАВА 3
ДВА БОЛЬШИХ СЕРЫХ глаза смотрели на меня с круглого лица, освещенного утренним светом, проникающим через кухонное окно. Конлан отодвинул овсянку.
— Не.
— Да.
— Мням.
Я скрестила руки на груди.
— Бабушка вчера угощала тебя медовыми кексами?
Его глаза загорелись.
— Баба!
— Бабушки здесь нет.
Мой сын издавал «ном-ном».
Когда я была беременна, я старалась избегать опасных занятий, из-за чего у меня оставалось много свободного времени. Я проводила его за чтением книжек о детях. В этих книгах было предельно ясно разъяснено, что нельзя давать сладости ребенку до того, как ему исполнился год, иначе ты станешь ужасной матерью. В тот момент, когда ложка меда касалась губ ребенка, на лбу его мамы появлялось «Ужасная мать», навсегда клеймя ее как неудачницу в воспитании детей. Я объясняла это Мэхону и Марте. Они слушали, кивали и соглашались, а затем продолжали игнорировать меня. Они угощали его медом и разными сладостями с медом с тех пор, как он научился держать их в своих крошечных ручках, а потом лгали мне об этом в лицо. С родителями, медведями-оборотнями, со стороны мужа были свои проблемы.
— Ты не получишь меда. Ты будешь есть овсянку.
— Не. — Он отодвинул хлопья.
— Ладно. Тогда ты останешься голодным.
— Мням!
Говоря детским языком, мой сын развивался со скоростью света. В тринадцать месяцев словарный запас большинства младенцев состоял из трех-четырех слов. Мама, папа, пока, о-о-о. Эксперты назвали этот этап пассивным овладением языком. Мой пирожочек составлял короткие предложения и спорил со мной о меде. В такой момент я не понимала, горжусь я или расстроена. Возможно, и то, и другое.
— У меня сегодня много работы, — сказала я ему. — И ни бабушка с дедушкой, ни тетя не смогут присмотреть за тобой, потому что у них дела клана. Итак, ты остаешься со мной.
— Мням. — Конлан шмыгнул носом.
— Я не веду переговоров с террористами. Овсянка или ничего.
Я положила немного овсянки в свою тарелку из кастрюли, добавила соли и масла и отправила в рот ложкой.
— Ммм. Я собираюсь съесть все это и буду довольной и сытой.
Конлан наблюдал, как ложка отправилась в мой рот. Раз. Два… Три…
Он придвинул к себе миску и принялся за еду с ложкой. Голод не тётка. Мой сын не был оборотнем, но определенно ел как оборотень.
Я облизала ложку. Сегодня обещался быть напряженный день.
Зазвонил телефон. Я подняла трубку.
— Алло.
— Привет, Кейт, — сказал Лютер.
Он не назвал меня язычницей или троглодитом. Дела плохи.
— Как все прошло?
— Ты была права. Они извлекли кости.
Мне потребовалось время, чтобы переварить это.
— Что отпугнуло насекомых?
— Мы пока не знаем. Вещество магически инертно, но не лишено магии. На м-скане оно отображается синим, но я не могу сказать, связано ли это с человеческими останками или с природой самого раствора. Твой эмпат рядом?
— Нет. — Джули все еще была с Кэрраном. Мне бы хотелось, чтобы они были дома.
— Жаль.
— Вы нашли нечеловеческую кровь в каком-нибудь из домов?
— Мы нашли волосы, — сказал Лютер. — Жесткие, красновато-коричневые, короткие. В одном из домов кто-то вырвал их у нападавшего.
