— Пистолет?!
— Игрушечный водный пистолет, но выглядит как натуральный. В коробке есть водные краски красного цвета, которые хорошо отмываются. Давай их вставим внутрь, — беру игрушку, которая выглядит точь-в-точь как настоящий пистолет и вставляю краски. — Вот сюда надо нажимать. Пиф-паф. Можешь пульнуть в меня прям сейчас, я специально в гипермаркете прикупил белую футболку, чтобы было видно, типа кровище. Стреляй. Все как ты любишь, аля триллер в живую.
— Только после того, как у тебя появится ответное оружие и на природе. Еще чего, стены гадить в клинике, — слезы слезами, но здравый ум у Полины все же не отнять.
— Тебе не угодишь. Стреляй мне в лоб с расстояния, — встаю с кровати и отхожу на пару шагов.
— Отомстить за то, что обрюхатил меня двойней?
— Ну типа того.
— Ты дурак, Алмазов. Я так-то не в куличики играла. Обвинять в этом тебя можно было бы, если бы Леопольд был не зачехлен, а так… натрахались, пора и честь знать. Шутка. Хотя не шутка, — вновь закрывает глаза и откидывает голову назад. — Я кашу не умею варить. Не умею, Сережа. Ни одну кашу. Ни манку, ни геркулес. И какие там еще бывают. Ничего. Я не умею варить эту гадость.
— Поль, да на хрен нам сдалась эта каша? — сажусь рядом, откладывая в сторону водный пистолет.
— Ты дурак что ли? А дети по-твоему, что едят? Пиццу?
— Господи, давай доживем до этих говнокаш. Вообще-то младенцев кормят молоком. Грудным. А потом уже смесями, прикормами и прочим. Каши, блин. Главное, чтобы тут все было, — кладу ладони на Полину грудь. — А для этого надо усиленно есть. Я бы сказал, даже жрать.
— Мда… еще и грудь обвиснет. Вот об этом я почему-то не думала.
— Не обвиснут твои сиськи. Я договорюсь с малявками, как только они родятся, чтобы ели сразу и не буянили.
— Очень смешно, — ложится на кровать, прикладывая руки к своему животу.
— Поль, это все наживное. Я тоже не умею, но ведь все справляются, чем мы хуже? Правильно — ничем. Это же даже какой-то вызов самому себе. Глупо говорить, что будет легко и не будет хлопот. Будет. Но ведь в этом и приятное есть, — приподнимаю верх пижамы, оголяя Полин живот.
— Какие приятности? Растяжки на животе?
— Нет, — легонько поглаживаю ее живот. — На летних экзаменах никаких волнений, тебе поставят все автоматом, — целую чуть ниже пупка. — Это, во-первых, во-вторых, у нас будет новая большая квартира. В-третьих, тебе будет куда применить твои диктаторские замашки и занудничевство.
— В смысле?!
— В прямом, — снова целую ее в живот, от чего Полина наконец-то улыбается. — Будешь воспитывать умных, воспитанных детей с пеленок. Карточки там всякие показывать с первого дня жизни, чтобы в садике были самыми умными и утерли всем нос.
— Прекрати. Я знаю, что ты делаешь.
— Что?
— Пудришь мне мозги. Это бессмысленно, Сережа. Я не собираюсь делать аборт, — вполне серьезно произносит Полина, поглаживая меня по голове. — Так что не надо мне расписывать прелести жизни во время беременности и после родов. Я — реалистка. Циничная, эгоистичная, но реалистка. Предупреждаю сразу, как только я отсюда выйду, я не уволюсь с работы. Если надо будет — буду брать больничные. Но с работы не уволюсь. Хрен им.
— Кому? — ошарашенно поднимаю на нее голову.
— Тому, кто берет налог с моей и без того маленькой зарплаты. Все возьму с государства. Начиная с декретных, заканчивая всякими пособиями. Надо изучить этот вопрос. А если уволюсь сейчас, то никаких декретных мне не видать. Так что, хрен им, — зло бросает Полина. Блин, и смех, и грех.
— Ну больняк в нашем случае взять не проблема.
— Тем более.
— Я когда был в магазине, много о чем думал. Решил, что дедовскую квартиру по-быстрому продам. Он будет не против, все равно она моя. Скину все отложенное в общую кучу и купим большую трешку. Ну или четырёхкомнатную, если малышня разнополая. На все не хватит, но возьмем ипотеку на выгодных условиях, чтобы ремонт и мебель точно на свои здесь и сейчас. Обустроим все по нашему вкусу. Ты как?
— Нет.
— Что нет?
— Какая, к чертям собачьим, ипотека? Еще чего, переплачивать кому-то. У нас есть родители. Они могут помочь.
— Я не буду просить ни у кого деньги. Нам и так хватит.
— А кто сказал просить? Мы вообще-то как бы женаты.
— И?
— И надо всех собрать в ресторане, чтобы все до единого подарили конверты. Большие, толстые денежные конверты. Ипотека, блин. Сейчас. Бегу и падаю. Сколько стоит снять ресторан? Тысяч пятьсот? Это как вложение в будущее. Надо позвать всех обеспеченных родственников. Можно даже белое платье для антуража надеть. Не пышное, конечно, чтобы не грохнуться. Как тебе идея?
— Нет.
— Что нет? К чему эта напускная гордость сейчас? Мы же не будем требовать на входе лям в конверте.
— Ты не поняла меня. Сбор денег, как, собственно, и ресторан, будет только после того, как мы реально распишемся. Если нет, то ипотека и никаких конвертов.
— Ты мне ставишь ультиматум?
— Нет, это компромисс, Поля. Да и какая разница, если для всех мы женаты, кстати, с твоей подачи. Не вижу сложностей, это минутное дело.
— Прям таки минутное.
— Один звонок и минутное.
— Ну да, папа с мамой так же расписались. Ладно, — шумный вдох и не менее шумный выдох. — Знаешь, я, пожалуй, хочу есть. Шоколадную колбасу так и не удалось попробовать. Там автоматы есть, принеси, пожалуйста, какую-нибудь шоколадку с орешками.
— А как же пиво и янтарная рыбка?
— Не смешно, Сережа.
— А я и не смеюсь. Я же не просто так ездил в магазин, — встаю с кровати и достаю из пакета пиво, рыбу и влажные салфетки. — Нефильтрованное, безалкогольное. Четверть баночки точно можно, ну и рыбы тоже немного, там до хрена соли, тебе все же нельзя.
— Ты сумасшедший, — усмехаясь в голос, выдает Полина. — Но что-то в этом есть. Спасибо.
— Романтика.
— Фу, ну давай без соплежуйства. Рыба вонючая, какая тут, блин, романтика.
— Какая ты все-таки противная девчонка.
— Ну я бы так уже не сказала, — разрывая пакет с рыбой, уверенно произносит Полина. — Девочки уже нет. Скоро будет мать, но точно не яжмать. Ну что ты делаешь? — одергивает мою руку, как только я подношу банку ко рту. — Протри горлышко влажной салфеткой.
— Надеюсь, беременность и роды вылечат тебя.
— От чего?
— От всего.
— Протирай.
— Господи, какая ж ты зануда.
— Не Господи, протирай давай. Нам вместе пить с нее. Протирай, Сережа, — настойчиво повторяет Полина.
— Протираю.
Эпилог
Два с половиной года спустя
Играть в игру под названием: «кто кого пересмотрит», с каждым днем становится все труднее и труднее. Суть проста — тот, кто первым скажет любое слово или улыбнется, тот и проиграл, а значит и выполняет какое-нибудь задание. Мы с Сережей прекрасно изучили друг друга, стало быть, знаем на что можно давить. Я неравнодушна к его подмигиваниям, почему-то они у меня вызывают неконтролируемый смех, особенно, когда при этом он еще и имитирует поцелуи «пельменными губами инстаграмщиц». В общем, знает на что давить. Я — тоже. Мой конек — маньячный взгляд и ход конем, а если быть точнее — игра бровями. В основном это «грязная» работа в случае проигрыша. Например, убрать кошачий лоток или детский горшок. Оба знаем, что через минут двадцать, ну максимум час, на горшке будет феячить Светлана Сергеевна. И не бабочками, как каждому из нас хотелось бы. Хотя, сдается мне, Сережа по-прежнему думает, что у нее и какашки отличаются от других. Она ж принцесса. Зразы из тыквы с творогом сто процентов дадут о себе знать, проверено так сказать — волшебство в горшке будет особое. Сегодня я должна выиграть, поэтому, чтобы не засмеяться, надо вспомнить что-то очень грустное. Например, как я пропустила год учебы, взяв-таки академический отпуск из-за свалившегося материнства. Или то, как эта самая сидящая между Алмазовских ног принцесса чуть не довела меня до инфаркта. Хотя сейчас все кажется не таким уж страшным, как почти два года назад. Это тогда сначала была катастрофа со слезами и воплями «моя карьера похерена», а потом уже задница под названием «все из-за меня».
