— Ты так думаешь? Почему?
— Исчезновение Клоппе взбудоражит всю Швейцарию и поднимет на ноги всю полицию.
Впервые за время их общения Итало позволил себе улыбнуться.
— Я так не думаю, Этторе.
Он вытащил из кармана конверт.
— Хочешь узнать, что находится внутри?
Внешне безразличным жестом Габелотти достал из конверта вчетверо сложенный лист бумаги и фотографию молодой высокой негритянки с великолепным телом, одетой только в микроскопические прозрачные трусики.
— Кто это? — спросил Габелотти.
— Подружка Клоппе. Проститутка по имени Инес. Он трахается с ней в бронированном подвале собственного банка. А теперь посмотри, кому адресовано письмо.
Твердым, типично американским почерком было написано:
«Миссис Шилин Клоппе. 9, Беллеривштрассе, Цюрих».
Габелотти с изумлением посмотрел на Итало.
— Хочешь сказать, что подружка Клоппе написала письмо его жене?
— Под мою диктовку. Прочти…
Габелотти развернул лист.
«Миссис, так как Хомеру не хватает решительности сказать Вам об этом, я делаю это вместо него. Мы уезжаем на восемь дней на отдых на Сардинию, если Вас интересуют детали. После тридцати лет супружеской жизни с Вами он заслужил это. Я возвращу его Вам в хорошем состоянии, немного уставшим, возможно, но в хорошем состоянии.
Принцесса Кибондо».
— Я ставлю на левого, — сказал дон Этторе.
— Ты проиграл. Смотри…
Голубь справа улетел, зажав в клюве корочку хлеба.
— Она действительно принцесса? — спросил Габелотти.
— Больше шкура, чем принцесса. Я тоже — принц, в своем квартале… Ты думаешь, что, получив такое, жена Клоппе бросится в полицию? Она сделает все, чтобы это не выплыло наружу. Какая женщина хочет, чтобы ее принимали за дурочку?
— Продолжай…
— Похищаем Клоппе…
— Как?
— Я вызову людей из Италии. Заодно взломаем банк.
— Не думаешь ли ты вскрыть все сейфы?
— Зачем? Наших денег там нет. Клоппе, с интересом для себя, пустил их в дело.
— Дальше.
— Мы подложим ему такую свинью, что в Цюрихе он превратится в ноль. Вытряхнем из него душу! Он расколется. Не мы будем опустошать его сейфы, а скандал… Клиенты побегут в более спокойные банки!
— Что бы ты хотел в качестве выигрыша?
— Не понял.
— Я проиграл пари с голубями, — с натянутой улыбкой сказал Габелотти.
— Когда мы закончим эту историю, ты подаришь мне швейцарские часы.
— Когда похищение?
— Сегодня вечером.
— А банк?
— Сегодня ночью… если ты не возражаешь.
Дон Этторе надул губы.
— Я не против быстрых действий, но… без излишней спешки.
— Десять боевиков прибывают сегодня вечером из Италии. Все уже улажено.
Габелотти усмехнулся.
— Молодые волки работают на старых волков, да?
— Нет, Этторе, все волки работают вместе.
Накаленный до предела ощущением своей мощи, Итало, не мигая, сверлил его взглядом своих черных глаз.
— Ты доверяешь мне?
Габелотти сжал его руку двумя ладонями.
— Полностью, Итало. Абсолютно! А сейчас не мог бы ты посвятить меня в детали?
— Естественно.
— Понимаешь, Итало, мне нравится быть зрителем, но не тогда, когда речь идет о двух миллиардах!
* * *
Как только гроб опустили в землю, Курт встал рядом с Шилин, как полноправный член семьи. Людей на кладбище собралось невероятно много. Те, кто хотел выразить семье Клоппе свои соболезнования, ждали полчаса, медленно продвигаясь в очереди, змейкой извивавшейся между могил. По прошествии часа бесконечных рукопожатий Шилин наклонилась к Хомеру и едва слышно прошептала:
— Мне плохо…
Хомер взял ее под руку.
— Я провожу тебя.
— Не могу, — сказала Шилин. — Все кружится перед глазами.
— Тебе плохо? — спросила Хелена Маркулис, близкая ее подруга.
Она стояла позади Шилин, словно предчувствуя, что понадобится ее помощь.
— Пойдемте отсюда, — предложил Хомер.
— Нет! — запротестовала Шилин. — Мы не можем уйти до конца церемонии.
— Хелена, вы отвезете Шилин домой?
— Да.
Она обняла Шилин за талию и сделала незаметный знак Мануэле, которая скромно стояла в сторонке, но в любую минуту готова была прийти на помощь.
— Что я могу для вас сделать? — спросил Курт.
Хомер промолчал. Появление Курта на кладбище казалось ему бестактным и невероятно раздражало.
— Я на машине, — продолжал Курт. — Могу вас подвезти.
Клоппе встал к нему вполоборота. К нему подошел какой-то шофер в ливрее и шепнул:
— Мистер Клоппе, я приехал за вами.
— Иду, — машинально ответил банкир.
Разрезая толпу, шофер направился к выходу с кладбища. Хомер последовал за ним, без сожаления расставшись с Куртом.
Шофер открыл дверцу черного «мерседеса» с тонированными стеклами. Клоппе сел в машину. Дверца захлопнулась. В салоне «мерседеса» уже находилось четверо мужчин. Двое были ему незнакомы. Что касалось двух других, он отдал бы многое, чтобы не встретиться с ними при таких обстоятельствах: Итало Вольпоне и Этторе Габелотти.
— Поверьте, — сказал Габелотти, — я искренне сочувствую вашему горю.
— Примите мои соболезнования, — добавил Вольпоне.
Сжав губы, банкир пытался открыть дверцу. Она была заблокирована. «Мерседес» медленно тронулся с места и взял направление на Цюрих.
— Я действительно неловко себя чувствую, — сказал Габелотти, — но боюсь, что на этот раз вам придется с большим вниманием выслушать нас.
Оттавио Джакомасси, дожив до 65 лет, был ветераном, он когда-то входил в число людей Лаки Лучиано. Когда в 1936 году Лучиано — «одного из самых гнусных преступников, когда-либо представавших перед правосудием», как сказал о нем мэр Нью-Йорка Томас Дэви, — посадили на тридцать лет в тюрьму, Оттавио, в свои двадцать пять, почувствовал себя сиротой. На следующий день после заключения его падроне за решетку ему объяснили, что для него ничего не изменилось. Лучиано продолжал управлять своей империей из камеры. Через три года Европа погрузилась в пучину войны. Это событие Джакомасси никак не взволновало. Париж, Берлин, Лондон были для него всего лишь географическими названиями. Однако в его карьере наступил резкий перелом, когда Соединенные Штаты решили встрять в военный конфликт. Надо было подготовить плацдарм для высадки американских войск в Европе. Италию захлестнул фашизм. Специальные службы Белого дома на полном серьезе отправились в тюрьму на консультацию к Лучиано.
