— Завтра все это отправится в камин! — кричал он в ярости.
Он топтал ее гребешки из слоновой кости и прочие предметы туалета. Затем стал открывать ее шкатулки с драгоценностями и рассовывать их по своим карманам.
— Этих фамильных драгоценностей, принадлежащих моему роду, вы никогда не наденете снова, — приговаривал он, брызгая слюною от злобы.
Потом сняв со стены картину Рафаэля, он несколько мгновений рассматривал ее, затем презрительно усмехнулся.
— Эту надо сохранить из-за ее ценности. Но она больше не будет висеть в этой проклятой комнате! Между вами и Мадонной нет ничего общего, к тому же, как мне сказали, вы больше не можете родить ребенка. Да и не дай Бог, а то произведете на свет еще одного черномазого ублюдка — отвратительное свидетельство истории вашей милейшей мамочки! Теперь я понимаю предсказание горбуньи. «Берегитесь черного Сен-Шевиота». О Боже, до чего убедительно она говорила тогда… и до чего потусторонне! Да, мы Черные Бароны, но черный цвет кожи вашего сына явился из самого ада и смертельно ранил мою душу!
Несчастная женщина безмолвно лежала там, куда он ее бросил; ее глаза взирали на него сквозь тонкую паутину прекрасных волос, лицо и тело покрылись испариной. Она конвульсивно вздрагивала и повторяла со стоном:
— Я не понимаю, я не понимаю!
Когда он перестал громить Комнату, та стала олицетворением ужасающего беспорядка и больше не была похожа на изысканную, красивую опочивальню, в которую Флер вошла как новобрачная. Он вытащил из комодов даже ее одежду и грудой набросал на пол. Больше она не будет наряжаться, как светская дама, добавил он. Ей мало что понадобится из одежды, ибо больше она никогда не переступит порога этой комнаты.
Тут наконец Флер осознала смысл угроз Сен-Шевиота. Ее совершенно не волновало то, что дорогие и красивые наряды бесформенной грудой валяются на полу, ибо она никогда не хотела носить их. Но внезапно до нее дошло ужасное значение слов относительно ее ребенка. Она села на кровати и вдруг, смело посмотрев ему прямо в глаза, проговорила:
— Вы сказали, что мой ребенок был черный. Вы назвали мою мать квартеронкой. Это может быть только бредом сумасшедшего.
Дензил подошел к ее кровати. Достав из кармана несколько листков бумаги, заполненных мелким почерком, он протянул их ей.
— Прочтите вот это. Сейчас, немедленно. Прочтите внимательно, — произнес он.
— Дензил, мне плохо… — начала она.
— Читайте же, я вам сказал, а потом уж говорите, что я сумасшедший! — проревел он.
Флер, чувствуя, что может лишиться сознания, дрожащей рукою взяла бумаги. Ее пальцы так сильно тряслись, что она едва удерживала документы. Она подвинулась ближе к лампе. Сен-Шевиот безмолвно наблюдал за ней жестоким взором.
И она стала читать…
Документ, который с ужасом прочитала Флер в эту полночь, наложил последнюю печать страданий на ее несчастную юную жизнь. Эти бумаги, присланные барону из конторы его поверенных, содержали все сведения о ее африканской наследственности. Документы прибыли к Сен-Шевиоту спустя день после коронации, когда снова были открыты заведения, не работавшие во время великого празднества. Его светлость затребовал от фирмы тщательно проследить всю историю Роддни, ранее проживавших в имении Пилларз в Эссексе, близ Эппин-Форест.
Долли де Вир, кузина сэра Гарри, поклялась, что ей ничего не было известно о прошлом Елены, и ни угрозы, ни подкуп не смогли заставить ее взять обратно свое клятвенное заверение. Дензил искал сведения повсюду. Было известно, что сэр Гарри Роддни женился на вдове французского аристократа маркиза Люсьена де Шартелье. И все. Но у юридической фирмы, нанятой бароном, имелись свои тайные агенты. Различными способами были найдены старые газеты и всевозможные дневники. К тому же сохранилось множество светских журналов, где было многое написано о сказочно богатом маркизе, чей проницательный ум и острый язык поразили в свое время Лондон подобно урагану.
Был отмечен и тот факт, что на первом приеме, данном маркизом и его супругой, присутствовали две великосветские дамы — леди Генриетта Хамптон и маркиза Растинторп. Немедленно были сделаны всевозможные запросы — сначала о Хамптонах. Расспросили дочь леди Хамптон (до брака мисс Памфри), которая была замужем за неким молодым джентльменом, также бывшим клиентом фирмы, занимающейся делом Сен-Шевиота.
Младший партнер этой фирмы мистер Гроувз проделал тщательную работу и приоткрыл глубоко спрятанные тайны прошлого. Он лично отправился к мисс Памфри, ныне миссис Катбертсон, которая проживала в Кью. Она была старшей из двух дочерей леди Генриетты и помнила, что ее отец, лорд Памфри, однажды привез домой из Бристоля маленькую квартеронку-невольницу по имени Фауна, которая несколько лет находилась в услужении у леди Генриетты Памфри.
Миссис Катбертсон смогла также вспомнить очень многое из жизни своей матери — балы, приемы и бесконечные скандалы между родителями. Особенно отчетливо припомнился ей один инцидент, который ликующе описывала ее служанка (что, в свою очередь, подтвердил и дворецкий, он тоже был свидетелем этого происшествия). Они рассказывали о том, как однажды сэр Гарри Роддни разрезал шпагой торт чудовищной величины, из которого появилась маленькая девочка неповторимой красоты с золотисто-рыжими волосами. Звали ее Фауна, и она была невольницей квартеронкой. Несмотря на то, что с материнской стороны у нее была африканская кровь, кожа отличалось белизной, как только что выпавший снег. Миссис Катбертсон смогла припомнить многие подробности, несмотря на то, что все происходило тридцать лет назад. Она видела маленькую рабыню и восторженных гостей, очарованных ее прекрасными черными глазами и великолепием золотисто-рыжих волос.
Когда Флер добралась до этой части документа, она прервала чтение и задумалась о том, что из узнанного ею имеет отношение к Елене Роддни. Да, действительно, у ее красавицы матери было необыкновенное сочетание золотисто-рыжих волос и черных глаз, но какая же связь между квартеронкой рабыней и леди Роддни?
Флер продолжила чтение. Когда она внимательно вчиталась в строки документа, кровь в ее венах превратилась в лед.
Мистер Гроувз действительно вытянул массу подробностей из мисс Памфри. И он смог сообщить его светлости, что Фауна, невольница, однажды ночью убежала из особняка Памфри в Лондоне, чтобы больше туда не вернуться до той незабываемой ночи, когда маркиз де Шартелье устроил сказочный прием, чтобы представить светскому обществу свою молодую жену.
Мисс Памфри поведала также историю о том, как ее мать после приема у госпожи маркизы привезли домой в полубессознательном состоянии, умирающей. Однако перед тем, как навеки закрыть глаза, она поклялась всем своим домочадцам, что госпожа маркиза и Фауна одно и то же лицо.
Мистер Гроувз, все же засомневавшись в достоверности этой невероятной истории, от миссис Катбертсон тут же отправился к маркизе Растинторп, проживающей в том же графстве, что и его светлость.
И от толстой, обезображенной оспой низкорослой Клариссы он услышал нечто подобное. Она почему-то шепотом выразила свою уверенность в том, что госпожа маркиза была когда-то невольницей. Она считала, что Фауну поднял со дна общества некий джентльмен, а позже ей привалило огромное счастье выйти замуж за маркиза де Шартелье. Хотя она, Кларисса Растинторп, и в годах, но прекрасно помнит свое беспредельное изумление при виде Елены де Шартелье. А потом Кларисса снова шепотом добавила, что не может быть, чтобы на свете существовали две совершенно одинаковые женщины — с такими глазами и такими волосами. Ибо это неповторимо!
Однако она никогда не осмеливалась даже намекнуть об этом Сен-Шевиоту, поскольку не имела доказательств. Но мистер Гроувз недолго искал эти доказательства, чтобы превратить предположения в уверенность.
Он нанес визит в маленькую Бастилию, в настоящее время покинутую и лишенную владельца. В одном из многочисленных помещений подземелья сохранился сейф, на котором стояло имя маркиза де Шартелье. Его и вскрыл с преогромным трудом мистер Гроувз. Там он обнаружил некий документ, который и отослал Сен-Шевиоту. Документ был написан человеком, подписавшимся Обри Беркеттом, который некогда работал у маркиза секретарем. Эта бумага, которую в ужасе читала Флер спустя тридцать лет, и должна была стать, фигурально выражаясь, последним гвоздем, забитым в ее гроб. Итак, Сен-Шевиот не был сумасшедшим, его обвинения имели реальные основания. Ибо мистер Беркетт в деталях описывал «приобретение», сделанное его хозяином маркизом на тайных торгах, происходивших в лондонском Уэст-Энде, а именно юную невольницу квартеронку по имени Фауна. Беркетт писал, как маркиз привез ее к себе домой, изменил ей имя — она стала Еленой, как скрыл ее действительное происхождение. Как в течение нескольких лет он тайно воспитывал и обучал ее, а затем женился на ней и помог ей отомстить обществу. Особенно некоему благородному джентльмену, сэру Гарри Роддни, который, по убеждению Елены, предал ее.
