— Когда мы были здесь вместе в первый уик-энд, вы мне сказали, что вы не думаете о счастье давным-давно, уже и не вспоминаете, с какого времени. И что теперь для этого у вас будет много времени.
Наступило молчание. Непроизвольно Харриет подняла руку к подбородку. Следы нападения почти исчезли, но она вспоминала, что прикасаться к ним — это значит привлекать к ним внимание. Она снова опустила руку и, чтобы занять чем-нибудь пальцы, вертела бутылку с вином.
— Я чувствовала себя несчастной, когда мне нечего было делать, жалкой, прямо разваливающейся на части. Я ничего не думаю по поводу счастья. Я не знаю, что еще делать, если я не буду заниматься этим делом.
Элисон продолжала смотреть на нее. В выражении ее лица Харриет могла заметить только интерес, никакой жалости или сочувствия, ни тени неодобрения. Она подумала, что, хотя она и не могла извлечь никакой пользы из предупреждения Элисон, она была ей признательна за него.
Она понимала ценность новой дружбы, где ее принимали такой, какой она стала теперь, а не была в воспоминаниях о былых временах. Она встала и направилась к креслу Элисон. Неловко, потому что она не умела проявлять своих чувств, Харриет обняла ее и тут же отдернула руку.
Это Джейн сжимала в объятиях, гладила по голове, брала под руку и, подумав о ней, Харриет вспомнила иную дружбу, отличную от этой и имеющую свою ценность. И тогда предупреждение попало в цель.
— Спасибо, — Харриет улыбнулась ей. — Я счастлива, делая то, что я теперь делаю.
Она сунула руку в карман и вынула пару тяжелых, старых ключей.
— Взгляните. Том Фрост одолжил мне ключи от «Бердвуда».
Харриет должна была повидать председателя приходского совета. Она уже осторожно посетила священника и некоторых членов «Ассоциации Эвердена» и, по совету Элисон, всех тех местных жителей, которые, по всей вероятности, могли быть восприимчивы к ее идеям.
— Я ждала, когда вы приедете домой, чтобы мы пошли и посмотрели все вместе.
Элисон вздохнула, но встала с кресла. В середине мая было светло до девяти часов. Было достаточно времени, чтобы пойти с Харриет посмотреть на дом ее мечты и вернуться до темноты.
— Похоже на кошмар, — вздрогнула Элисон, когда со скрипом открылись тяжелые двери. К их ногам ветром нанесло сухие листья и мусор.
Харриет и Элисон вошли в коридор. Свет был тусклый, и Харриет включила большой фонарь, который принесла с собой. Там были точно такие изразцовые плитки, какими она себе их и представляла; замысловатый узор напоминал шотландский клетчатый плед, в котором перекрещивались цвета буйволовой кожи, терракотовый, оливково-зеленый, каштановый, ярко-голубой, и все они уходили в глубь дома.
Луч фонаря переместился вверх. Он двигался по широкой лестнице, освещая тщательно отполированные массивные колонны, шары красного дерева, покрытые серой пылью, замысловатые столбики и балюстраду галереи на втором этаже.
Элисон снова поежилась, это было совсем уж показным, но Харриет медленно пошла вперед. Через высокие дверные проемы и готические арки они могли увидеть комнаты, уходящие внутрь, затемненные деревянными щитами, которые были прибиты гвоздями к окнам. Свет фонаря проникал глубже.
На голых досках пола выделялись нелакированные прямоугольники, которые когда-то покрывал замечательными турецкими коврами «мыльный» фабрикант. На мраморных каминных полках были выставлены восковые фрукты под стеклянными колпаками, цветное стекло и ничем не закрытые серебряные подсвечники под густым слоем пыли. На оштукатуренных потолках, украшенных гирляндами из листьев и фруктов, от сырости проступили коричневые пятна, а в тех местах, где обвалилась штукатурка, виднелась дранка.
В углах комнат валялись ненужные вещи: скомканные газеты, сломанные стулья, собранная в кучу штукатурка. В углу одной из комнат стояла метла, прислоненная к стене так, как будто подметающий вдруг почувствовал, что не в состоянии выполнить эту задачу, а в другой комнате точно так же были брошены старые садовые грабли.
Харриет и Элисон молча продолжали свой путь до тех пор, пока не дошли до самого конца и не оказались в кухне с каменным полом, в которой большие старые плоские раковины служили убежищем для колоний пауков, а под медными кранами засохли какие-то отбросы. На самой дальней стене висел кухонный шкаф для посуды, предназначенной для больших приемов, с сушилками и крючками, но в нем не было ничего, кроме паутины.
— Давайте заглянем наверх, — прошептала Харриет.
Они вернулись обратно и поднялись по лестнице на галерею. Элисон машинально положила пальцы на перила, но тут же отдернула их, испачканные пылью.
Окна спален, выходившие на галерею, не были заколочены досками, и вечерний свет, проникающий через темные стекла, казался ослепительным после темноты внизу. Харриет выключила фонарь.
Повернув головы, они увидели растрескавшийся потолок и карнизы с пятнами сырости, камины, заваленные мусором, и дверцы зияющих шкафов, провисающие на своих петлях и обнажающие вспученные коричневые внутренние поверхности и полки, покрытые пожелтевшими листами газет. Стены спален, следующих друг за другом, представляли собой галерею обоев с увядшими розами, птичками в гирляндах из листьев и потертыми пастушками на драпировочных тканях.
Другая лестница, узкая и изгибающаяся под неудобным углом под скатом крыши, привела их на самый верхний этаж в спальни горничных. Здесь, наверху, маленькие черные каминные решетки были узкие, словно щели, и, казалось, что в них могут одновременно гореть лишь два уголька.
Полы из расколовшихся досок были местами покрыты безобразными скользкими лишайниками и зеленоватым мхом, а когда они взглянули наверх, то на этот раз они могли увидеть белеющее вечернее небо через прогнившие балки и разбитые шиферные листы. Над головой кружились птицы, готовясь устраиваться на ночлег на высоких деревьях. Харриет думала об их предшественниках, которые несколько поколений тому назад дали дому имя «Бердвуд».
И наконец, в самом высоком углу дома они подошли к маленькой полукруглой комнате на самом верху башенки.
— Я хотела прийти сюда, — прошептала Харриет.
Крошечные окна с круглым верхом позволяли осмотреть близлежащую местность с углом охвата двести градусов. Харриет наклонилась, чтобы посмотреть в одно из этих окошек на дома, процветающие фермы и извилистые дороги, ограниченные двумя рядами изгороди из боярышника.
Комната в башенке была похожа на обсерваторию или на наблюдательный пункт, принадлежавший какому-нибудь более древнему зданию, крепости или замку.
— Замок мистера Фарроу, — произнесла она вслух. Почти прямо под ней в середине широкой аллеи виднелся коттедж мисс Боулли.
Элисон была сердита.
— Это преступление, — сказала она. — Допустить, чтобы все пришло в такой упадок.
— Вы не знали, что этот дом принадлежит Эвердену?
— Нет. Не знала до тех пор, пока вы мне не сказали. Я не удивляюсь, что никто не говорит об этом.
Предположение Чарли Тимбелла оказалось, конечно, правильным. Харриет во время своих осторожных визитов узнала, что Эверден отнюдь не гордится своим пренебрежительным отношением к «Бердвуду». Но, как вздыхая сказал ей священник, они оказались в почти безвыходном положении. Дом по завещанию навечно принадлежал деревне, но не было средств на его содержание. Хотя никто даже не намекнул, Харриет поняла, что они оставят дом постепенно разрушаться до тех пор, пока его будет даже невозможно спасти, и тогда они, опечаленные и полные раскаяния, тихо продадут его. Специальные рабочие, орудуя шаром на цепи, снесут этот дом, чтобы очистить место для новых доходных домов. Кит Боттрилл ждал.
— Можем ли мы теперь уйти? — спросила Элисон. — Все это угнетающе действует.
— И в равной степени бросает вызов, — ответила Харриет. — Да, давайте пойдем домой.
Они стали спускаться, и под звуки тяжелых шагов по старым доскам Харриет представила себе, что она слышит другие звуки: коварный шум падающих капель, треск балок, грохот падающей штукатурки — звуки разваливающегося «Бердвуда».
Она думала о своих деньгах, как о бетоне, который она могла бы влить, чтобы укрепить этот дом.
«Мой замок», — подумала она.
Расстался бы Эверден с этим домом в обмен на требующееся ему расширение деревни. Или они предпочли бы увидеть, как Кит Боттрилл его совершенно разрушит?
Харриет не верила в это. Тревога Элисон, вызванная всем тем, что она увидела, усиливала ее оптимизм. Снова заперев двойные двери, она подумала, что «Бердвуд» мог бы заинтересовать Дэвида Хоукинза.
Был мягкий пасмурный вечер, и скоро стемнело. Когда Элисон и Харриет возвращались по тропинке к коттеджу, им снова понадобился фонарь.
Когда Элисон распахнула парадную дверь, они увидели коричневый конверт, лежавший внутри дома на половике для ног. Элисон подняла его и стала рассматривать. Когда она увидела имя адресата, она передала его Харриет.
