Наконец он затих. Я закрыла глаза и попыталась вспомнить свой сон, вернее, пофантазировать на тему этого сна. Машина приближалась на бешеной скорости. И вдруг резко остановилась. Женя обнял меня, и мы слились в поцелуе. Это было лучше, чем наяву. Я вслух застонала.
— В чем дело?
— Иди сюда.
Он мгновенно очутился рядом. У него были очень холодные пятки. Он прижался ко мне. Просто влип в меня. Я стала гладить его по спине…
Мы долго занимались любовью — это произошло само собой. Он делал все возможное, чтобы я испытала оргазм. Мне было очень хорошо, но… Либо со мной что-то случилось, либо оргазм не есть высшая стадия любовных ласк.
— Я плохой любовник.
Он очень расстроился.
— Это я виновата. Но мне так хорошо!..
— Правда?
Он стал ласкать меня еще нежней. Его поцелуи не возбуждали, а умиротворяли. Похоже, в тот период мне не хватало именно умиротворения.
Я сказала ему об этом. Еще рассказала про Леню. Кратко, но ничего не утаив.
— Ты к нему вернешься. Ты его любишь.
— Он предал меня. Я не смогу это простить.
— Так и будешь всю жизнь одна?
— Может быть. Мне стали противны мужчины.
— Я тоже?
Он приподнялся на локтях и заглянул мне в лицо.
— Ты не… — Я вовремя осеклась. Разумеется, Женя был мужчиной, замечательным мужчиной, но не в том смысле, который привыкли вкладывать в это слово мы, женщины. — В тебе есть что-то девическое. И это мне нравится.
— Я презираю себя за это.
— Дурачок. Маленький дурачок.
— Помнишь, ты назвала меня цыпленком?
— Да? Может быть. Разве это обидно?
— Тогда я обиделся.
— А сейчас?
— Не знаю. — Он приподнял обеими руками мою голову и стал ласкать кончиком языка мои губы. — Я хочу быть твоим цыпленком, — сказал он и положил голову мне на грудь.
Он заснул, повернувшись ко мне спиной. Повертевшись минут пять, я тоже провалилась в сон. Не знаю, как долго я спала. Снов перевидала целую кучу. Ни в одном из них не было Жени. В моих снах был Леня, который бесстыдно ласкал мое тело. Я несколько раз испытала во сне оргазм.
Постель рядом была пуста. Женя исчез. Я одиноко пила на кухне кофе под музыку нашего кино середины шестидесятых. Я не жила в середине шестидесятых, но почему-то испытывала по этому времени ностальгию. Мне хотелось плакать.
Позвонил отец. Говорил все то же самое. Лишь в конце нашей с ним беседы я услышала кое-что новенькое.
— Леня собирается к тебе.
— Я не хочу его видеть.
— Он уже на вокзале.
Я выругалась матом и швырнула трубку.
Леня приволок несколько сумок всякой жратвы. Он не лез ко мне с поцелуями и так далее — он просто смотрел на меня по-прежнему заинтригованно. И то только тогда, когда думал, что я этого не замечаю. Леня два дня убирал мою запущенную, загаженную квартиру, мыл окна, стирал белье, варил обед. Я слонялась из угла в угол, обмениваясь с ним короткими, на тему быта, фразами. Спала, пялилась в телевизор. И никуда не выходила. Я боялась прозевать звонок от Жени, хотя не признавалась себе в этом.
Он не звонил.
Три дня такой жизни доконали нас обоих.
Мы молча обедали на кухне. Я уплетала за обе Щеки — давненько не ела домашней еды. Леня открыл бутылку красного вина, потом еще одну. У меня закружилась голова, по всему телу разлился жар. Черт, я почувствовала, что хочу Леню. Он тоже это почувствовал.
— Инфанта, мы свободные люди.
— Ты прав. Но я свободна и от тебя тоже.
— Тебе это только кажется.
— Какая разница? Все равно не буду с тобой спать.
— Из принципа?
— Ты потерял меня навсегда. Шут гороховый.
— Я снова добьюсь твоего расположения. Вот увидишь.
Он сказал это серьезным тоном, но его глаза смеялись.
— Черта с два.
Раздался телефонный звонок, и я сорвалась с места, точно мне в задницу шилом ширнули. Оказалось, какому-то чуваку была позарез нужна какая-то Ляля или Валя.
Я возвращалась к своему стулу как к Голгофе.
— Хочешь мне что-то рассказать? — как ни в чем не бывало спросил Леня.
— Нет. Те времена кончились.
Я хватила бокал до дна и зажгла сигарету.
— Правильно.
— Заткнись. Неужели тебе не надоело жить прошлым?
— Нет, инфанта. Для меня прошлое и будущее — одна беспрерывная линия.
— Словоблудие. Ты обыкновенный самец.
— А я и не выпендривался перед тобой. Никогда. Остерегайся тех, кто пускает в глаза…
— Спасибо за бесполезный совет.
Я снова дернула вина. На черта мне сдался этот цыпленок? Ведь я даже оргазма с ним не испытала. С Леней наверняка испытаю. Леня знает, как довести меня до исступления.
Он стал собирать грязную посуду. Я включила приемник. Хэви-металл, как обычно. Взялась за ручку настройки шкалы. Женский голос выпалил веселой скороговоркой:
— Для своей любимой девушки Ани Женя просит передать песню «I can’t stop loving you», Аня, ты нас слышишь? Женя не может не любить тебя. Об этом же поет Элвис Пресли.
Я медленно села на пол и прижала к ушам ладони. Я обожаю эту песню. Мне и в голову не могло прийти, что Женя тоже ее любит. Может, он на самом деле телепат?..
Он так и не позвонил мне в тот вечер, и мы с Леней напились до чертиков. Помню, я лежала на голом полу в коридоре и болтала ногами в воздухе, а Леня строил мне глупые рожи. Больше ничего не помню.
Проснулась в своей кровати в джинсах и рубашке. На улице было светло.
— Ну и крепко ты спишь. — Леня стоял в дверях. — Тебя к телефону. — Он тащил за собой аппарат. Он отдал его мне в руки вместе с трубкой и выскочил из комнаты точно ошпаренный.
— У тебя… кто-то есть? — услышала я слабый голос Жени.
— Это… Леня.
— A-а. Я хотел сказать… Теперь это, наверное, не имеет значения.
— Что ты хотел сказать?
— Мы не сможем увидеться в ближайшее время. У меня дела.
— Жаль. Позвонишь?
— Ты хочешь сказать… Я позвоню тебе. Наверное.
— Послушай, ты думаешь, что я…
— Нет. Кажется, я так не думаю. Это было бы слишком…
Связь прервалась, и я так и не узнала, какое наречие следовало за этим «слишком». Я поставила аппарат на пол и медленно положила трубку. У меня не было ни адреса, ни телефона Жени. Даже если б они у меня были…
Мне хотелось выть и кататься по полу. Наверное, я не осуществила этого своего желания только потому, что в комнату вошел Леня с двумя бокалами вина.
— Выпей, инфанта. Мы вчера слегка перебрали. Бедные мы с тобой.
Он присел на край кровати и протянул мне бокал.
— Пошел бы ты…
Я схватила бокал и, морщась от отвращения, выпила до дна. Мерзкая кислятина. Как и на душе.
— Выгони меня в три шеи, инфанта. Вытолкай за дверь. Я виноват перед тобой. Сам я не смогу уйти.
— Какая теперь разница?
— Думаешь, он решил…
— Заткнись. И дай еще выпить.
— Инфанта, с утра вредно много…
— Дурак.
— Знаю.
Он вернулся через минуту с двумя полными бокалами.
Мы пили молча и основательно. Потом я лежала и глядела в потолок, который вращался со скоростью старой граммофонной пластинки. Он вращался беззвучно. Или я оглохла, или…
Потом я услышала Лёнины шаги, плеск воды в ванной. Загудел пылесос. Мне казалось, он высасывает вместе с пылью всю мою начинку. Я зажала уши ладонями.
«I can’t stop loving you», — звучало в мозгу в какой-то искаженной до неузнаваемости аранжировке. Узнаваемы были только слова. Я почувствовала, что могу рехнуться.
Я вскочила, подбежала к Лене, крепко прижалась к нему всем телом.
Он застыл и весь словно окостенел.
— Заткни его!
Он медленно нагнулся, выключил пылесос и так же медленно выпрямился.
Стало отвратительно тихо.
— Инфанта, все будет хорошо, хорошо, — говорил Леня, не поворачиваясь ко мне.
— Прижми меня к себе. Крепче. Еще. Вот так. Знал бы ты…
Я сама ничего не знала. Я сидела у Лени на коленях и смотрела на телефон. Я просидела так целую вечность.
— Схожу в магазин. У нас нет хлеба.
— Не уходи.
— Не уйду.
— Сделай что-нибудь.
— Все что угодно, инфанта. Только скажи.
— Я не знаю.
— Давай сходим в цирк или в ресторан. Можно туда и туда.
— Ладно.
— Тебе стоит переодеться.
Я давно не надевала приличного платья. Черное с блестками, которое купил когда-то Чезаре, болталось на мне, как на вешалке. Леня расчесал мои волосы.
— Идиотка, — сказала я своему отражению в зеркале. — Он совсем тебе не нужен. И ты ему не нужна. У него есть жена… Он такой глупый и робкий. Он боится меня, а я боюсь его.
— Инфанта, мы опоздаем на представление. — Леня уже подавал песцовый жакет. — Надень сапоги — на улице сыро.
Я все время держала Леню за руку и даже, кажется, клала ему на плечо голову. Со стороны мы наверняка выглядели идеальной влюбленной парочкой. Почему, спрашивается, со стороны всегда бывает не так, как изнутри?..
