— Но у плесени нет ни сердца, ни разума, ни души, сэр.
Он рассмеялся хрипловатым смехом. От музыки этих звуков у нее перехватило дыхание.
— Ни сердца? Ни души? — Шеридан неубедительно нахмурился, что отнюдь не погасило веселых искорок в его глазах. — Если учесть, что меня всю жизнь называли бессердечным и бездушным негодяем, мисс Кортни, пожалуй, я бы склонился скорее к плесени.
— Но ведь вы живы. Вы дышите. И даже смеетесь. Поэтому у вас должно быть сердце.
— Признаюсь, никогда не видел смеющейся плесени.
— Или личинки.
— Продолжайте. Ради бога, продолжайте. Мое самоуважение растет с каждой секундой.
— Вы ходите на двух ногах?
— Как правило.
— А поскольку я не знаю двуногого животного, которое предпочитает в одиночестве жить в темном, сыром и холодном доме, то остаются только люди. — Она помолчала, как бы размышляя. — Так что вы либо монах, либо отшельник.
— Кем бы я ни был, — ответил он, озорно вскинув бровь, — но монахом меня никак не назовешь, дорогая.
Эмма засмеялась. Вернее, захихикала. Это прозвучало довольно странно для нее самой, и девушка в изумлении взглянула на свою пустую чашку. Лицо горело. От огня камина ей стало жарко. Или, быть может, это из-за того, что Шеридан сидел в своем кресле, небрежно вытянув длинные ноги. Рубашка его начала высыхать, но еще оставались места, где влажная ткань липла к коже, предлагая взору очертания тела под ней. Она поймала себя на том, что неотрывно смотрит на темное пятнышко в форме монеты на его груди, и скоро осознала, что это сосок.
Взгляд ее метнулся назад, к его лицу, и обнаружил, что он напряженно наблюдает за ней. Почему он на нее так смотрит? С таким любопытством? С такой сосредоточенностью? Все опасности, которые она временно предала забвению, вспомнились с новой силой, едва только слабая улыбка заиграла на его губах. Эмма моментально протрезвела, и у нее возникло желание убежать.
— Не беспокойтесь, — сказал Шеридан, — ваша прическа в полном порядке.
Не сознавая, что рука ее бессознательно приглаживает волосы, Эмма застыла.
— Очки сидят ровно.
Она все равно поправила их.
— Зачем вы их носите? — полюбопытствовал он.
— Потому что плохо вижу, — ответила Эмма.
— Черта с два. Сегодня днем вы были без них и отлично меня видели. Снимите их. Они мне не нравятся, — потребовал Алан.
— Меня это мало волнует, — отозвалась она.
— Они так искажают ваши глаза, что кажется, будто вы смотрите на меня из аквариума.
— Нет, — покачала она головой. — Не сниму.
— Прекрасно. Тогда скажите мне, почему вы носите такую прическу?
— Прошу прощения?
— Она отвратительна.
— Я…
— И это платье на вас. Оно ужасно. Серый цвет вам не идет. Вы как будто в трауре. Или вы в трауре, мисс Кортни?
— Не думаю, сэр, что вы имеете право на критику, когда сами сидите в грязных сапогах и мокрой одежде.
Он молча глядел на нее. К своему ужасу, Эмма почувствовала, что глаза ее наполняются слезами. Если моргнуть, слезы потекут в два ручья. Но Эмма давно знала, что если смотреть прямо перед собой, то можно вполне успешно скрыть свои эмоции. А если она поспешит, то, может, успеет добежать до кареты, прежде чем разревется.
Шеридан встал с кресла и начал расхаживать по комнате. Он подошел к двери и встал там, спиной к Эмме.
— Были времена, — сказал он в полумрак, — когда в этом доме повсюду слышался шум, разговоры, смех. — Оглянувшись на нее, он продолжил: — Моей заветной мечтой было, чтобы Шеридан-холл стал моим. Это стало навязчивой идеей. Я, бывало, лежал по ночам в постели и пытался представить гордость, которую испытал бы, чувство собственной значимости, захватывающее ощущение принадлежности чему-то…
Эмма сидела, не двигаясь. Обида и смущение, испытываемые минуту назад, испарились. Она смотрела на широкую спину мужчины, на его черные подсыхающие волосы, которые свободными густыми прядями рассыпались по воротнику рубашки. Ощущение какого-то пьянящего восторга растеклось по жилам. Она осознала, что перед ней сейчас тот Алан Шеридан, которого мало кто когда-либо видел.
— Потом мой отец умер, и все перешло к Роберту. Когда Роберт погиб от несчастного случая на охоте, я надеялся — молился, — что каким-то образом дом перейдет ко мне. Ральф поселился на Миссисипи и не проявлял интереса к Шеридан-холлу. Но, разумеется, он вернулся и завладел всем. Внезапно я даже перестал быть желанным гостем в доме, в котором вырос. Заметьте, мисс Кортни, я ничуть не виню Ральфа. Я никогда не был образцовым братом.
Повернувшись к ней, Алан прислонился к дверному косяку.
— Вы конечно же слышали о том, что я покушался на него. Что ж, — бросил он с ноткой вызова, — это правда.
Он поглядел на нее в упор:
— Как, мисс Кортни? Ни испуганного возгласа? Ни обморока? Возможно, то, что я о вас слышал, тоже правда?
— Возможно, — просто сказала она и поправила очки. — Продолжайте, мистер Шеридан.
— Ей-богу, вы исключительная девушка, мисс Кортни. Прекрасно. Я пытался убить его дважды. Один раз на охоте, разумеется притворившись, что ружье дало осечку. Во второй раз я разрезал подпругу его седла. Он отделался сломанной ногой, и только. Вы все еще не в обмороке от ужаса, мисс Кортни?
— Полагаю, вам бы этого хотелось. В конце концов, разве вы не создали свою репутацию с помощью людей, которых легко шокировать? — Она вскинула брови и улыбнулась. — Но меня шокировать не так легко. Да и как это возможно, учитывая мою собственную репутацию?
— Да, действительно. — Алан некоторое время задумчиво разглядывал ее, затем отошел от двери и приблизился к окну. — Идите сюда, мисс Кортни.
Отставив чашку с блюдцем, Эмма заставила себя встать. Ноги были ватными. Это же просто нелепо. Она никогда не была трусихой.
— Мисс Кортни?
Эмма подошла и встала рядом, хотя и на почтительном расстоянии, глядя на огромный сад засохших и почерневших розовых кустов.
— Раньше, — начал он, — с наступлением лета этот сад превращался в трепещущую, мерцающую радугу цветов. Бог мой, какая это была красота. Моя спальня выходила окнами в сад, и, когда я просыпался по утрам, аромат роз был таким сильным, что у меня начинала кружиться голова.
На мгновение Эмме почудилось, что она увидела мальчика, любующегося благоухающим розовым садом.
— Я, бывало, сидел на окне и смотрел, как мать Ральфа ухаживает за цветами. Я смотрел на ее руки, как нежно они касались крошечных бутонов. Она дотрагивалась до своих детей с такой же нежностью, и я ловил себя на том, что хотел бы…
Нахмурившись, он прижал палец к капельке влаги на стекле.
— Если розы доставляют вам такое удовольствие, почему вы позволили им погибнуть? — неуверенно спросила Эмма.
— Они были уже мертвы к тому времени, когда я поселился здесь.
— Вы уверены?
Шеридан взглянул на нее, и она, не решаясь встретиться с его взглядом, продолжала смотреть на отражение в окне.
— Из этой комнаты есть выход в сад? — спросила она.
Он указал на французские двери в углу. Эмма подошла к ним, открыла и вышла на веранду. Стена дома преграждала путь порывам ветра, и холод казался здесь не таким невыносимым.
Свет из окон слабо освещал выложенные кирпичом дорожки, разделяющие сад на аккуратные участки. Сойдя с веранды в сырую полутьму, девушка отыскала ближайший куст и присела рядом с ним. Сорняки и опавшие листья, накопившиеся за годы запустения, лежали толстым слоем вокруг основания куста. Расчистив его с некоторым усилием, Эмма обнаружила единственный шип, торчащий на стебле.
— Мистер Шеридан! — позвала она Алана и, когда он подошел, указала дрожащим пальцем на стебель. — Он еще жив. Видите? Вон там, где я оторвала шип. Держу пари, если расчистить весь мусор, вы обнаружите, что у вашего сада еще есть надежда.
— Вы так думаете?
Его голос прозвучал с непривычной мягкостью.
— Конечно.
Нет, ее голос не дрогнул, он сохранил безразличную монотонность, которую она оттачивала годами.
— Как только все это очистится и пригреет солнце, уверена, ваши розы оживут.
Он молчал и не шевелился, между тем как холодные крупинки шелестели по опавшим листьям, устилающим землю пестрым ковром. Наконец Эмма медленно перевела взгляд на лицо мужчины, в волнении обнаружив, что тот смотрит на нее, а не на растение. Она глядела сквозь влажные стекла очков и не дышала, отчаянно жалея, что не сняла их, как он просил. И что на ней это платье. Но с другой стороны, у нее нет ничего лучше. Тратить деньги на модную одежду для себя казалось ей пустым расточительством.
Поднявшись, Эмма стряхнула грязь с рук и поспешила обратно в дом, к камину. Прошло несколько мгновений, прежде чем дверь позади нее закрылась. Сейчас он велит ей уходить и напомнит, что она нежеланный, незваный гость. И что не ее дело копаться в его мертвом саду и…
