— Девчонки!
Я тормознула первой и обернулась. Сзади стоял Гриша.
— Вы целы? — он бросился ко мне и обнял. Циферблат на его часах подсвечивался и показывал ровно три часа. Несмотря на пережитое, я даже усмехнулась такой точности.
Гриша отпустил меня и повернулся к Любке.
— Ты цела?
Тут подруга не выдержала и разрыдалась. Он принял ее в свои объятья и стал гладить по спине.
— Успокойся, — приговаривал он, — теперь все будет хорошо, сейчас сядем куда-нибудь, и все расскажете.
Гриша кинул на меня взгляд, и я остолбенела, потому что он показался мне похожим на волчий.
«Ты сходишь с ума, Василиса», — сказала я себе и тряхнула головой.
— Скоро начнет светать, — заметил Гриша, отпуская Любку, — надо найти Сашку.
— Он не с тобой? — испугалась я.
— Нет, но думаю, где-то рядом.
Мы с Любкой переглянулись, и она испуганно сказала:
— Вдруг с ним что-то случилось?
— Да что у вас произошло? — нахмурился Гриша.
Любка сбивчиво поведала о событиях последних часов. Надо сказать, вышло у нее довольно устрашающе, но сказочно. Некоторое время Гриша молчал, а потом неуверенно спросил:
— Хотите сказать, волк выскочил на поляну и не тронул вас?
Мы пожали плечами.
— Даже не представляете, как вам повезло.
— Повезло? — уставилась на него подруга, — ты вообще слушал, что я тебе говорила?
— О чем ты? — не понял Гриша.
Любка гневно сунула ему телефон, в который записала послание из пещеры. К этому Гриша отнесся скептически, как впрочем, и к остальному.
— Не смеши меня, Люба, перевернутое распятие, перестуки… вам просто померещилось со страху.
— Обеим? — гневно поинтересовалась подруга.
— Не стоит делать скоропалительных выводов, возможно, звук раздавался не из самой пещеры, а где-то рядом, вы были напуганы, плюс лесное эхо… И я страшилок нарассказывал.
— Ты еще скажи, что это дятел стучал, — не выдержала подруга, я ее поддерживала, хотя долю истины в Гришиных словах ощущала.
— Может, дятел, а может, и нет. Разберемся, а сейчас надо Сашку найти.
Он двинул между деревьев, а мы за ним, чуть отстав.
— Вася, я все поняла, — прошептала Любка мне буквально в ухо. Я мысленно вздохнула, готовясь к очередному изыску.
— Что ты поняла?
— Это Родя!
— Что Родя?
— Все! Я допускаю, что мы со страху многое напридумывали, но не все же!
Я поглядывала на Любку настороженно, хотя мысленно возрадовалась тому, что к ней возвращается здравый смысл. Родион в роли негодяя мне нравился куда больше, нежели дьявол из преисподней. Однако при Любкиной фантазии одно другому могло не помешать.
— Скорее всего, он прознал, что мы здесь, — продолжала подруга, — и решил нас запугать.
— Интересно, как? — не удержалась и съязвила я, — если он едет окружной дорогой, то еще даже не добрался досюда. Он это силой мысли провернул?
Любка закусила губу.
— Ты права, но чует мое сердце, без этого стервеца не обошлось!
— Что Родион вообще тут собирается делать, по-твоему?
— Откуда же я знаю, он планами не делился.
— О чем вы там шепчетесь? — обернулся к нам Гриша.
— Пытаемся определить, что за дятел стучал, и когда мы успели съесть галлюциногенных грибов, — недовольно буркнула Любка.
— Обиделась все-таки? — Гриша улыбнулся, причем как-то фантастически: улыбка вышла одновременно добрая, грустная и трогательная до слез. Любка тут же сдала позиции.
— Не то что бы. Просто мы не совсем с ума сошли.
Гриша что-то прикинул и сказал:
— Хорошо, найдем Сашку и сходим к распятию.
— Ты знаешь, где оно? — удивилась я.
— Условно. Скорее всего, вы набрели на крест, поставленный в память погибшим во время войны. Кстати, он находится как раз в местах, где шли сражения, то есть в вашей ненаглядной деревне.
Мы с Любкой переглянулись, но Гриша вдруг сказал:
— А вот и Сашка.
Это, и в правду, был он, спокойно спящий под деревом. Мне почему-то стало обидно, носишься тут полночи от волков и дьяволов, а некоторые и в ус не дуют. Сашка от Гришиных слов проснулся и резво подскочил, увидел нас и вздохнул с облегчением.
— Ты спал? — первой подала голос Любка.
Голос, надо сказать, возмущенный.
— Я спал? — возмутился он в ответ, — уснешь тут. После того, как вы пропали, я носился по лесу, как угорелый. Буквально только что присел отдохнуть и вырубился от усталости. Слава Богу, вы целы, я очень переживал.
— Мы тоже, — ответила подруга уже добрее.
— Что произошло? — тут же пристал Сашка.
— Предлагаю двинуть к кресту, — сказал Гриша, — по пути все расскажете.
— Что за крест? — нахмурился приятель.
Гриша молча пошел вперед, я за ним, не желая снова слушать о произошедшем, зато Любка с жаром принялась рассказывать, наконец, найдя благодарного слушателя.
— Испугалась? — спросил меня Гриша.
Я пожала плечами, а он рассмеялся.
— Что в этом смешного? — нахмурилась я.
— Извини, — мотнул он головой, — по жанрам сказки, а у нас ведь сказочные места, ты как прекрасная принцесса должна бы сейчас, трепеща от страха и благодарности, прижиматься к принцу-спасителю. А ты плечами пожимаешь.
— Ты на себя намекаешь? — искоса посмотрела я на него.
— Почему нет, ты только дай знак.
— Кажется, я уже намекала, что мы не в сказке, но ты намек не углядел.
— Иногда у меня плохо с логикой.
— Я заметила.
Гриша снова рассмеялся, но тут среди деревьев мелькнул крест, и я сразу подобралась. Вчетвером мы устремились к поляне, вышли на нее и замерли в молчании.
— Что ж такое, — пробормотала Любка в досаде, и я ее прекрасно понимала.
Крест по-прежнему стоял в центре поляны, только распятие на нем было самое обычное, то есть неперевернутое. Гриша участливо покосился на нас, но ничего не сказал. Становилось очевидно, что чем дальше, тем больше он считает наш рассказ ночными страхами. Любка тоскливо окинула взглядом поляну и уставилась на ребят. Сашка с интересом рассматривал ближайшее дерево, Гришу заинтересовало утреннее небо.
— Васька, они нам не верят, — печально констатировала подруга.
Я промолчала. Любка подозрительно уставилась на меня.
— Ты что? — уперла подруга руки в бока, — ты же видела перевернутое распятие!
Я неопределенно пожала плечами. Видеть я его видела, но вот же оно, совершенно нормальное.
— Нет, — Любка решительно покачала головой, — это совсем никуда не годится! Можете думать, что хотите, но я знаю, что ночью распятие было перевернуто!
— Люба, — вклинился Гриша, — прежде всего успокойся. Никто не говорил, что мы не верим тебе. Но будем объективны, со страху могло примерещиться, что угодно.
