профиль и пишу сообщение:
«Когда я смотрю интервью Бофорса, мне тоже кажется, что что-то здесь нечисто. А полиция вообще его проверяла? Неужели ни у кого нет какой-нибудь информации о молодом человеке Линнеи Арвидссон?»
Проходит всего несколько секунд, кто-то отвечает мне, что думал о том же самом, и ветка оживает. Все начинают обсуждать Ричарда Бофорса. Кто-то находит разорившееся акционерное общество, кто-то – фотографии из Facebook, сделанные на весьма нескромной вечеринке на Ибице. Ничего важного все эти сведения не несут, но вдруг появляется некий человек по имени Betty92, который говорит, что знает Ричарда Бофорса лично.
Звонит мобильник. Я вижу на экране имя Мики и решаю не отвечать. Он звонит еще раз, я отключаю звук и пишу новое сообщение.
«Можешь рассказать что-нибудь? Что он за человек?»
Ветку заполняют такие же вопросы, обсуждение набирает обороты. Мог ли Ричард Бофорс убить свою возлюбленную, а потом подстроить все так, чтобы избежать подозрений? Кто-то подробно объясняет, как легко избавиться от тела, выбросив его в море. «А ведь они живут прямо на берегу», – добавляет кто-то другой.
Я читаю все это со смешанными чувствами. Приятно сознавать, что подозрения падают на кого-то еще, а не на моего Дани, в то же время меня мучает совесть за то, что я сейчас делаю. Подойдя к перекрестку, я получаю сообщение, внутри меня все сжимается, когда я вижу, что оно от Betty92. Она отправила мне адрес своей электронной почты и попросила связаться с ней, если я хочу узнать что-то еще.
Я начинаю обдумывать свой ответ, и в этот момент появляется новый пост со ссылкой на статью в газете. Дрожащей рукой я копирую ссылку в строку поиска и нажимаю на галочку, чтобы открыть статью в новом окне. Фотография загружается несколько секунд, а потом я вижу лицо Дани. Это старая фотография, у него короткая стрижка и серьезный взгляд, направленный в камеру. У меня темнеет в глазах. «Полиция разыскивает подозреваемого в похищении Линнеи Арвидссон».
Я чувствую, как у меня останавливается сердце. Я смотрю на фотографию, а потом возвращаюсь к форуму Flashback. Пост взрывается сообщениями. «Подозреваемого зовут Даниель Симович, в течение нескольких недель он преследовал Линнею Арвидссон и приставал к ней», – цитирует кто-то газетную статью. «Я всегда это знала», – пишет кто-то другой. «Мальмё страдает от иммигрантов, свободно приезжающих в наш город. Город полностью контролируется бандами. Я совершенно не удивлен, что несчастную Линнею убил югославский чурка», – пишет третий.
Я сижу у папы, держу в своих руках его большую теплую руку и пытаюсь забыть обо всем на свете. Кристиан Валлин звонил и оставил два сообщения, Мила тоже пыталась со мной связаться, но у меня нет сил им отвечать. Кажется, мой мир рухнул. Они опубликовали имя и фотографию Дани, и теперь уже совершенно не важно, виновен ли он на самом деле, теперь он навсегда связан с этим делом.
Я понимаю, зачем они это сделали. Валлин считает, что мой брат похитил Линнею и удерживает ее в заложниках. С каждой минутой шансы найти ее живой уменьшаются, а он пытается ее спасти. Он знает, как эта публикация скажется на Дани, но, конечно, у него нет выбора – жизнь Линнеи важнее жизни Дани.
Папа бормочет что-то неразборчивое. Весь вечер он ведет себя беспокойно, словно чувствует, что что-то случилось. Я глажу его по спине, пытаюсь придумать, о чем с ним поговорить. Вспоминаю о последнем выступлении танцевального кружка Эллен и рассказываю ему о нем.
– Эллен… – говорит он слабым голосом.
– Старшая дочка Милы, – добавляю я.
Он кивает и улыбается:
– А ты? У тебя нет детей?
Он все чаще задает такие вопросы, словно на ощупь пробираясь к реальности, которую он упустил. Словно мир – это темная комната, из которой он пытается выбраться на свет.
– Нет, – мягко говорю я и думаю о том, как Мики заговаривал о детях. Он мечтает о семье, о воскресных утрах в постели с маленьким малышом, о поездках в парки развлечений, о совместных праздниках, но я не уверена, что смогу ему это обеспечить.
– А у Эллен есть брат, его зовут Макс.
– Макс, – повторяет папа, его голос светлеет. – Макс и Дани.
Волоски на моих руках поднимаются, я опускаю лицо, чтобы он не подумал, что я расстроилась из-за него. Я думаю о том, заметит ли он, если Дани больше не будет к нам приходить и как это повлияет на Макса и Эллен. А если кто-нибудь в школе расскажет им о том, что случилось? Внутри меня все холодеет, когда я представляю себе лицо Дани на первых полосах завтрашних газет. Как Мила объяснит это детям? Наверное, им придется пропустить несколько дней учебы.
Папа доверчиво улыбается мне, но его глаза пусты, и я думаю о том, что вовсе даже не плохо, что он не понимает происходящего. Когда он устает, я помогаю ему надеть пижаму и лечь в постель. Я задергиваю шторы, зажигаю ночник на окне и укрываю папу одеялом. Возле его кровати стоит старый магнитофон и кассета с хорватской народной музыкой. На обеих сторонах кассеты одни и те же песни, я переворачиваю кассету и включаю магнитофон. Несколько секунд слышны только щелчки и шуршание, а потом начинает звучать музыка. Хор поет песню об утраченной любви под аккомпанемент мандолины.
– Lijepo spavaj [3]! – шепчу я и уже собираюсь выйти из комнаты, как вдруг он хватает меня за руку.
– Лидья, – говорит он абсолютно ясным голосом.
– Да?
Он так широко улыбается, что обнажаются нижние зубы, и мне даже кажется, что это не бессознательный рефлекс.
– Спасибо.
Я киваю и выхожу из комнаты, но успеваю сделать всего несколько шагов и захожусь в рыданиях. Я бегу на кухню и закрываю за собой дверь, опускаюсь на стул возле стола и рыдаю. Кажется, мое тело пытается избавиться от всего, через что ему пришлось пройти, от всего ужасного.
Я цепляюсь руками за столешницу, впиваясь ногтями в дерево. Я плачу от несправедливости. Почему они не могли подождать и не сообщать имя Дани? Почему я не смогла ему помочь, когда была нужна ему? Я отвечаю за Дани, и я не справилась.
Всхлипывая, я ложусь на холодную столешницу и чувствую прикосновение дерева к щеке. Мое лицо опухло от слез, я громко сморкаюсь и вытираюсь рукавом свитера. Если Дани действительно сделал то, в чем его подозревает полиция, я не знаю, что со мной будет.
Я долго сижу на кухне, наблюдая
