– Простите, я правильно поняла? Вы для этой тетки, что приходила, суррогатная мать?
– Да, – вздохнула Аля. (Что уж теперь скрывать.)
– Как у нее муж, в постели может хоть что-нибудь? – неожиданно выпалила девчонка.
Алла аж поперхнулась:
– Откуда я-то знаю?
– Но как же? – растерялась та. – Вам же с ним, ну… пришлось переспать? Откуда иначе ребенку взяться?
– Ф-фу, – рассердилась Аля, – ты, что ли, совсем темная? Как тебя звать-то? А то ты про меня все уже знаешь, спасибо Вере. А я о тебе – ничего.
– Муха, – представилась девица. – Ну, то есть я Мария, а фамилия Мухина. Как та скульпторша, что рабочего с колхозницей высекла. Но я не родственница ей, однофамилица просто. А все друзья меня Мухой зовут. Или Мушкой. И даже муж. А что? Мне нравится.
Алле совершенно не хотелось выворачивать свою частную жизнь перед наивным ребенком (лет двадцать, не больше!) по имени Муха. Но только, если сразу не провести ликбез, девчонка ведь начнет предположения строить. И такого от скуки и недостатка образования себе напридумывает!
И Аля принялась объяснять. Что никакой постели в суррогатных, да и просто в ЭКО-программах нет и быть не может. Зачатие происходит совсем неромантично, в лаборатории. Яйцеклетка биологической матери встречается в специальной чашке со сперматозоидом отца. А суррогатная мать – та только предоставляет для эмбриона помещение.
Соседка слушала – вся внимание. И немедленно закидала Алю вопросами:
– Но у вас же есть собственные яйцеклетки! Не может сперматозоид чужого мужа их – ну, чисто по ошибке! – оплодотворить?
– Не может, – покачала головой Алла. – Во-первых, суррогатной матери за месяц до программы назначают противозачаточные таблетки. А во-вторых, мне в матку не сперма попала, но уж готовый эмбрион, пятидневный, поняла?
– А больно было его туда запихивать? – испуганно поинтересовалась Муха.
– Ни капельки, – усмехнулась Аля. – Он меньше миллиметра, вводится шприцем, вместе с питательной средой.
– А… – Муха уже открыла рот для нового вопроса, но осеклась. Подлила Але чаю, подвинула блюдце с сухофруктами.
– Что тебя еще интересует? – ласково поинтересовалась Аля.
– Да неудобно даже спрашивать, – смутилась девчонка. – Я однажды статью читала про суррогатных матерей и запомнила заголовок. Что-то вроде: «Мне приходится вынашивать чужого ребенка, чтобы не умереть с голоду». А вы, – Муха смутилась еще больше, – вроде не похоже, что голодаете.
Аля вздохнула:
– В жизни бывают разные ситуации. В детали вдаваться не хочу, извини.
Но девчонка упорствовала:
– Или вы не из-за денег? За любовь? К ней? Или к ее мужу?
«Совсем дитя. Наивное. Как ей объяснить?»
– Видишь ли, – мягко произнесла Аля, – когда-то Вера оказала мне очень большую услугу. И сейчас мне представился шанс отплатить ей добром за добро. Ну, и деньги тоже очень нужны, врать не буду.
– Понятно, – вздохнула девочка. И неожиданно выпалила: – А вам не жалко этой вашей подруге своего малыша отдавать?!
– Девочка моя, – всплеснула руками Аля, – ну, я ведь объяснила уже: этот ребенок не имеет ко мне ни малейшего отношения! Я просто вынашиваю его!
– Все равно, – серьезно отозвалась девочка, – он от вас многое берет. Не зря же говорят: усыновленные дети, хотя и не родные, на своих приемных родителей всегда похожи.
– Я очень надеюсь, что этот ребенок будет похож только на Веру. И на ее мужа. – Аля постаралась произнести фразу твердо, но голос против воли дрогнул.
– Не дай бог, если так, – скривилась девочка.
– Слушай, чем она тебе уж так не понравилась? – улыбнулась Аля.
– Да ведет себя, будто вас с потрохами купила, – припечатала соседка по палате. – Борзая очень, я таких на дух не выношу, – погладила себя по животу, добавила: – И детки мои тоже все время, пока она здесь была, крутились, нервничали.
– Скоро тебе рожать? – Аля с удовольствием перевела разговор на другое.
– А кто знает? – философски молвила Муха. – Врачи говорят, надо до тридцати шести недель доносить, но тройнята – они непредсказуемые, – зевнула, добавила: – Давай, что ли, спать ложиться. А то мелкотня бесится, совсем меня запинала.
И снова захлопотала:
– У тебя ж ничего с собой нет? Возьми у меня, что нужно: крем, лосьон, туалетную бумагу.
«Милая девочка», – растроганно подумала Аля.
Отказываться не стала – воспользовалась Мушкиным дешевым кремом и мгновенно провалилась в жаркий, тревожный то ли сон, то ли явь.
Увидела в нем – живо, выпукло – блестящую намытым кафелем операционную. Себя на операционном столе, врача Милену Михайловну в хирургическом костюме, рядом с ней Веру, тоже почему-то в полном докторском облачении. Вера с Миленой общаются исключительно между собой, но говорят о ней. В третьем лице.
«Часы считаю, чтоб наконец вышвырнуть ее прочь!» (Это Вера с нескрываемым отвращением.)
«Не вопрос, – с готовностью отзывается Милена, протягивает Верке скальпель, подсказывает: – Целься в сердце, под грудью, точно в середину».
И нет сил ни увернуться (руки-ноги привязаны накрепко), ни даже крикнуть.
А потом вдруг, словно из ниоткуда, на свет появляется малышка. Удивительно хорошенькая, светленькая, беспомощная. Выглядит она совсем не как новорожденный младенец – скорее, на годик с лишним. Нежно-пшеничные, кудрявые волосы, ясные голубые глазки. Девочка тянет ручки к Але и жалобно плачет. Но Вера – это ведь сон, сон! – грубо хватает ребенка за предплечье, приподнимает. Дитя отчаянно визжит.
– Нет! – силится выкрикнуть Алла. – Отдайте ее мне!
Но Милена грубо зажимает ей рот ладонью. Вера же награждает малышку грубым шлепком. И еще одним. Сурово приговаривает:
– Ты будешь делать, как хочу я, поняла? Ты моя собственность, я за тебя заплатила!
Девочка уже не плачет – лишь горько всхлипывает. С безнадежным укором смотрит на Аллу.
– Отдай мне ее! – срывается с губ Али отчаянный крик. – Это моя дочь! Моя – не твоя!!!
…И кошмар вдруг заканчивается. Аля открывает глаза. Ночь, полумрак, больничная палата. Рядом с ее койкой устроилась на стульчике Муха. Гладит ее по руке, приговаривает успокаивающе:
– Все, Алла, все… это был просто сон…
– Ох, – Аля до сих пор во власти пережитого ужаса, – приснится же такое!
А Муха – все ж удивительно девчонка мудра для своих юных лет – вздыхает:
– Все ты вроде правильно объяснила. Что ребенок чужой, ты для него – типа как инкубатор. А отдавать жалко, я ведь вижу!
– Ничего, – вздохнула Аля. – Переживу. Отдам.
* * *
Мухе чрезвычайно было любопытно: какой у Аллы муж? Ясно, конечно, что сволочь. Нормальный бы ни за что не согласился, чтоб жена чужого ребенка вынашивала. Да и когда супруга загремела в больницу с кровотечением, обязан был немедленно примчаться, посочувствовать, поддержать. Хотя бы зубную щетку и ночнушку привезти. Аля, правда, объяснила (виновато, будто извинялась за непутевого), что им старшего ребенка не с кем оставить, да и посещения только до семи, ничего страшного, муж навестит ее завтра. Но Муха в ответ лишь фыркнула, пригвоздила:
