любить, не имею на это права. Я не заслуживаю такого счастья. Но могу сделать себя свободной От всех и вся. От обязательств.
И я снова лишу себя того, о чем мечтала годы. Ну и пусть. Зато я не уничтожу того, кого люблю.
– Привет, птичка.
О нет, я все же еще умею удивляться. Аж чуть сумку не роняю, увидев того, кто за мной приехал. Что происходит? Мысли в голове роятся одна чуднее другой.
– Какого хрена ты здесь забыл? – скалюсь, наконец снова чувствуя себя живой и почти нормальной. Если можно так говорить про суку с раздвоением, даже с растроением личности.
– Да вот, человек хороший попросил тебя ему доставить. Что бы не оказать услугу? – лыбится Мишка, щелкая зажигалкой.
– Проигрался, теперь песиком бегаешь? – не знаю от чего, но мне нравится выводить из себя бывшего мужа. Хотя, чем он больно хуже меня? Такой же холуй.
– Не твое дело. Садись. У меня нет времени. Лизка ждет. Не приеду вовремя, плешь проест, – он наконец затягивается, глядя, как я забрасываю сумку на заднее сиденье его колымаги.
– Я думала у зятя генерала машина то покруче будет.
– Будет, – хмыкает Мишаня.
Едем молча. Он везет меня не в ресторан, и это слегка напрягает. Черт, на кой ляд я села в эту машину. Резо бы предупредил меня, наверное, если бы отправил Мишку он. Твою мать, я дура.
– Ой. Да не дергайся. Я точно от Резо. Просто в рестике слишком народу много. Расслабься, что нам делить то теперь?
– Миш, а ты меня любил когда-нибудь? – вдруг срывается с губ вопрос. Странный и неуместный. Повисает в воздухе. Он прав. Какая уж теперь нам разница? Просто мне надо понять, что я сейчас чувствую? Я боюсь своего ответа на свой же вопрос. К Демьянову я чувствую что-то огромное. Мишка мне не был так нужен, даже в половину.
– Нет, Арго. Никогда.
Слава богу. И я его не любила. Просто думала, что он моя жизнь. Просто так было надо. И мама говорила.
– Прибыли, вашевысокоблагородьте.
Мишка паркует машину возле обшарпанной хрущевки, словно близнец похожей на ту, откуда он меня забрал. Ехали мы долго, почти час.
– Пятый этаж. Квартира тринадцать. Дверь открыта не стучи.
– Ну, прямо шпионы, – хихикаю. Мне и в самом деле смешно. Наверное это истерика.
Лифт не работает. Номер квартиры – чертова дюжина. Знаковый и красивый. Мое счастливое число. Толкаю слишком дорогую для убогого подъезда дверь.
– Заходи, заходи. Что там у порога замерла, гостья дорогая? Я коньячку подогрел. Разговор нам долгий предстоит, – зовет меня из недр квартиры голос хозяина. Я осматриваюсь. Жилище обставлено с шиком. Только не модным, не новым. Так делали лет десять назад. Чувствуется во всем тут запустение, запыленность. Бросаю сумку на пол и вижу туфельки женские. Дороги, но старомодные. Их носительница наверняка была модницей. Почему быда? Странное чувство. И тапочки смешные меховые, но уже теряющие форму, смотрятся тут чужеродно.
Иду на зов прямо в обуви. От чего-то мне неприятно здесь.
– Присаживайся, – Резо сидит в кресле. И сейчас кажется еще старше, чем обычно. И морщины в уголках его губ, кажутся более глубокими. В одной руке он держит снифтер, в другой рамку с фотографией, украшенную дорогими кристаллами. – Садись, дочка. В ногах правды нет. А история будет долгая.
Демьянов
– Хозяйка уехала полтора часа назад, – докладывает горничная. Хорошо. Видеть Зою, а уж тем более разговаривать с ней у меня нет ни сил, ни желания. Мне нужен огненный душ, который приведет в порядок мой мозг, вымоет из него кучу вопросов, все ответы на которые и так лежат на поверхности, но тем не менее я упорно стараюсь их не замечать.
Я ненавижу этот дом. Я ненавижу свою жену. А она имеет право ненавидеть меня. Именно поэтому я до сих пор тут. И именно поэтому до сих пор терплю ее фортели.
Мы умерли с ней много лет назад. В той машине горящей умерли оба. Только я смог восстать из пепла. А она не смогла смириться с тем, что потеряла. И теперь мы мучаем друг друга. Я – из чувства вины, она – из ненависти и горькой мести, за то что я у нее отнял.
Сейчас я рад, что ее нет. Думаю даже, что если она не вернется, я и не замечу. И даже дом не кажется мне сейчас таким отвратительным. Дом, который я строил для семьи.
Костюм, новая рубашка, галстук. Все это я ненавижу. Все это не мое. Мне вообще кажется, что я чужую жизнь живу. И раскрасить ее смогла женщина, у которой нет морали и каких либо душевных терзаний. Разводила, с раздвоением личности и глазами измученного щенка. Но с ней мне так сладко. И к ней меня тянет. Так наверное приманивают своих жертв хищные мухоловки, чтобы их сожрать. Аргентина – такой же хищный цветочек. Но я в ней нуждаюсь. Как в воздухе и воде. Она мне нужна сейчас.
– Машина подана, Иван Ильич.
– Спасибо, Жора, – говорю я ровно. Накидываю пальто. Я сюда не вернусь, наверное. – Отправь кого-нибудь за Аргентиной Дмитриевной, она мне…
– Шеф, тут в общем… Я к ней приставил одного из наших, на всякий случай. В общем…
– Не мямли, – рычу я, чувствуя, как у меня под ногами разверзается пропасть.
– Баба, ну, то есть Аргентина эта, свалила через час после вашего ухода. В руках была сумка дорожная. Села в машину, форд задроченный, без номеров. Примета – мятое крыло и царапина на бампере. Мой сотрудник довел их до центра, потом потерял. Девка не простая, шеф. Я вам еще в ресторане сказал, что мутная.
– Говоришь профи работают у тебя? – сиплю я, борясь с желанием разорвать этого, в общем-то, ни в чем неповинного амбала голыми руками.
Мир рушится. Осыпается, словно соткан из кубиков домино. А в груди образуется дыра черная. Это даже не предательство. Это… Грудь рвет смех. Чего я хотел от женщины, которая не умеет любить. Использовать, ломать, разрушать – да. Но не любить.
– Фото с камер сняли. Сейчас мужика идентифицируем. Найдем, – супится Жора. Найдут. Они найдут. Только вот надо ли это мне?
– Едем в офис, – приказываю я. Надо уйти в работу с головой, и надо сделать то, что я обещал этой ведьме, укравшей мою душу. – В больницу людей отправь. Пусть дежурят у палаты бабы, которую я назову. И в библиотеку. Там бабка, Алевтина Петровна Алеймасова, работает, глаз не спускать. Леснова ко мне вызови. И еще… Розыск отменяется. Ты меня понял?
– Да, – кивает мой верный оруженосец. Все. Я свободен. Я не живу.
Офисное здание похоже на муравейник. Раньше меня успокаивала рабочая суета, и помогала вынырнуть из болота. Сейчас мне кажется, что я в каком-то вакууме плыву, в котором мне все знакомо, но кажется зловещим. Я знаю, что сейчас войду в пустую приемную, и почувствую удар под дых. И пахнуть там будет женщиной, аромат который впитался в поры моей кожи, проник под нее, навсегда оставив клеймо даже на костях.
– Добрый день, господин Демянов, – если бы небо упало на землю, я бы не был, наверное так ошарашен. Женщина силдящая на месте моей помощницы не похожа на страшилку в уродских очках. Она восхитительна. Она сводит с ума. Она… моя? – Я заждалась. Вы опаздываете и за это заслуживаете наказания. Или…
Розовые губы, порочные и вто же время абсолютно невинные, кожа фарфоровая. Костюм сидит идеально.
– Гена? – беру себя в руки колоссальным усилием воли. Сдерживаюсь, чтобы не наброситься на восхитительную красавицу коршуном. Черт, что она творит. Ноги длиннющие, и этот эффект усиливают туфли, которые я купил ей в насмешку. Они идеальны сейчас на ней. Она идеальна. – Я думал ты сбежала.
– Я хотела, – улыбка только ее, все остальное будто взяла поносить. – Но решила, что это будет слишком просто для тебя. Для нас. Что, не нравлюсь? Смотришь, как на призрака.
