– А знаешь, я сам в детдоме много времени провёл, – Ян задумчиво взглянул на паренька. – И мне даже нравилось там. Друзей заведёшь. Секции всякие можно посещать, кружки…
А что ещё? Других доводов, почему жизнь в детском доме может понравиться Данилке, придумать не получалось. Мальчик с надеждой взглянул на него. «А не врёшь?» – читалось во взгляде.
– А я тебя навещу, обещаю. Как твоя фамилия? И адрес скажи. К отцу твоему наведаюсь, узнать, где ты.
– Данила Озеров. Живу тут недалеко, на Новой Басманной, восемь. Жил… – он опять собрался заплакать, маленький, обиженный жизнью человечек, ещё не умеющий быть мужественным.
Ян смотрел на него, и сердце кровью обливалось. Дети не должны быть несчастными, ни минуты, ни секунды. Надо что-то делать, он в лепешку разобьется, но пацану поможет. Ещё не знает, как, надо думать. Эх, ему бы на ноги встать, он бы горы свернул. Да, так всё просто, и только страшная своей жестокой определённостью маленькая частица БЫ портит его жизнь. И обездвиженные, мёртвые, ненавистные ноги.
– Идём, провожу тебя, скоро стемнеет, – завернув в салфетку оставшиеся пироги, Ян протянул их мальчишке.
Они направились к выходу, два обиженных судьбой человека, ставшие ближе за последний час.
– Ну, бывай! И будь мужественным, – Ян протянул ему руку, он не мог смотреть, как задрожала у Данилки нижняя губа, только шепнул: – Беги! И помни, я приду…
И пусть накажет его бог, если он этого не сделает. А этому мальцу, боже, дай счастья. Ты сильный, что тебе стоит… Ян смотрел ему вслед, и, как ни сдерживался, горькая слеза всё-таки показалась на его щеке. И замерла, замерзая…
Глава 11
Аня решила проблему с мебелью быстро – просто перевезла её из своей квартиры. Не всю, самую необходимую, кухню, стол, кровать, шкаф. Повесила шторы, любимые, терракотового цвета, которые когда-то украшали её спальню. Девушка села на стул, рассматривая плоды своих трудов. Ей ещё многое нужно сделать, чтоб комната приобрела жилой вид.
Но куда-то исчезло вдохновение, с которым она начала заниматься Женькиным поручением под названием «обставить квартиру». Желание пропало, ей ничего не хотелось делать. И жить здесь не хотелось. Да и просто жить… Ох, Аня всё-таки произнесла про себя эти страшные слова, а ведь не собиралась, боялась осознать, сделать явью ту глубокую апатию, которая навалилась на неё после возвращения из Ташкента.
Женька… Он был так мил, устроил ей головокружительный сюрприз, а потом любил её, одновременно страстно и осторожно. Ей было рано заниматься любовью, но невозможно было удержаться, когда твоё глупое тело всё решает за тебя, не слушая доводов разума. Их близость была такой же, как всегда, и всё же немного другой. Только потом Анна поняла, что изменилось. Он жалел её! Да, жалел, как жалеют убогих, ущербных, неполноценных. А ей не надо жалости!
Она вскочила со стула, быстро подошла к окну. И тут безрадостная картина. Уже стемнело, наступил вечер, сизый, сумеречный, невесёлый. Серая метель стелилась по земле огромным грязным покрывалом, и ледяные снежинки будут жалить лицо острыми колючими иголками, едва она выйдет из дома.
Надо собраться, надо взять себя в руки, окунуться в работу, в конце-то концов. Жизнь продолжается, уговаривала она себя, но никак не могла уговорить.
В дверь зазвонили. Анна пошла открывать, шаркая ногами, ко всем её бедам ещё и живот ныл целый день. Застрелиться ей, что ли, чтоб не мучиться?
Женька, весёлый и холодный, с букетом роз быстро зашёл в прихожую. Она взяла букет в руки, поднесла к лицу. На цветах снежинки, ещё секунда и растают, распрощаются со своей маленькой жизнью. Вздохнула, у неё все мысли об одном…
– Анечка, грустишь? Или что-то случилось? – Женина улыбка исчезла, лицо стало озабоченным, серьёзным.
– Какая-то маета на душе, Жень, – слабо улыбнулась, вряд ли стоит расстраивать парня своей хандрой.
– Хороший ужин поправит твоё настроение, – он потащил принесённый с собой пакет, в котором явно вырисовывалась бутылка вина, на кухню.
– Всё ещё горячее, – крикнул уже из ванны, намыливая руки, – взял в «Обломове», заскочил по дороге.
«Ну, дорогая, опомнись, застыла, как соляной столб», – отругала она себя и отправилась на кухню, где уже звучала «Тебе одной» Баскова, это Евгений успел включить музыку в своём планшете. Он такой, её Женька, всё успеет, всё предусмотрит… И, кстати, мысль о вине очень даже неплоха. Правильная мысль… Хорошо бы полусладкое, как она любит…
– Ещё налей, – она снова протянула свой бокал, хотя они только что выпили вина под коротенький Женькин тост «за жизнь без бед».
Замечательное вино. Анна засмеялась, поставив пустой бокал на стол. Что тут ещё? Салат? Нет, увольте! Мясо? Она съест кусочек. Дайте ей мяса! Мя-я-са! Приступ смеха накрыл её с головой, как тёплая волна на Чёрном море, Аня смеялась громко, закинув голову, не могла остановиться.
– Как прекрасен женский смех, – произнёс Женька, вино расслабило его, хотелось петь, улыбаться и говорить хорошие слова всему большому миру, хоть он этого и не заслуживает. А ещё обнять крепко-крепко любимую девушку, поцеловать в макушку, вдохнув аромат блестящих волос, и любить её, сколько хватит сил.
Всё ещё смеясь, Анна потянулась к бутылке, налила себе вина, оставив на столе багряные капли. Она хочет напиться и сделает это! И катись всё к чёрту!
– Аня, всё в порядке? – забеспокоился Женя, вид пролитого вина отрезвил его, темные капли на столешнице выглядели угрожающе, без всякой пощады напомнили о недавней беде. Как же легко может улетучиться хорошее настроение, один штрих, одна деталь – и ты уже грустишь и хмуришься.
Уткнувшись в сложенные на столе руки, Аня вдруг заплакала, горько и тихо, как умеет плакать ещё не отболевшая душа. Женька вскочил, испуганный, с бьющимся у самого горла сердцем, кинулся к ней.
– Хорошая моя, что ты, что ты…
Он гладил её спину и вздрагивающие плечи, прижимая к себе, говорил, «я с тобой», «всё будет хорошо», «успокойся, милая», но Аня продолжала плакать, потому что её горю не было конца. Это горе огромных размеров, это целая вселенная, с ним так легко не справиться. Его надо выплакать на груди у близкого человека, всё, самого донышка. Только поможет ли? Нет… Её горе с ней на веки вечные, навсегда…
* * *
Неясное предчувствие, что сегодня может что-то случиться, мучило Надежду с самого утра. Разгораясь внутри беспокойным пламенем, это чувство заставило её вскочить с постели необычайно рано, как сказала бы бабушка, с первыми петухами. Не в силах чем-то заняться, она мерила комнату быстрыми шагами. Пять шагов туда, пять обратно… Надежда пыталась предположить, вычислить, откуда её может подстерегать опасность. Что это будет? Опять телефонная угроза или письмо? А может, теперь они применят физическое насилие? То, что злоумышленники должны проявить себя снова, девушка не сомневалась. Вряд ли они так легко отступятся от задуманного.
– Да ты просто не выспалась сегодня, подруга, вот и лезет всякое в голову, – раскладывая на тарелку выскакивающие из тостера кусочки подрумяненного хлеба, пыталась успокоить её Анастасия. Весёлый утёнок на весёлом Настином фартуке крутил головой в такт её движениям, будто прислушиваясь к их разговорам. – Садись, будем завтракать. На голодный желудок у страха глаза велики, – она слабо улыбнулась своей вымученной шутке, ей тоже было не по себе.
Анастасия пыталась шутить, чтоб хоть немного разрядить обстановку. Услышав о пугающих предчувствиях своей подруги, пробовала разубедить её, привести в чувство. Даже поругала слегка, сказав, что такие мысли попахивают лёгкой шизофренией, но, не добившись успеха, скоро ушла по своим делам.
Оставшись одна, Надежда уселась на диван, обхватив голову руками. Сегодня она поговорит с Глебом, расскажет ему обо всем. Давно бы надо было это сделать, возможно, он знает хоть что-нибудь о недоброжелателях Екатерины Светловой.
Как всё перепуталось в её жизни! Брата найти не получается, с завещанной квартирой тоже ничего не ясно. И Лёшка, Лёшка-то каков! Надежду вдруг осенило, что она не знала ответов на многие важные вопросы. А надо бы. Кто просил Лешку сказать ей, чтоб она отказалась от фирмы? Она тогда умчалась, не узнала ничего, не расспросила. Кажется, парень сказал, что ему позвонили. А как эти люди вообще о Лешке узнали? Следили? Они ходят за ней по пятам? Может, и сейчас кто-то стоит за дверью…
