Авдеем мало предпочитали торговать здесь презервативами, когда еще это у них хорошо получалось.
Та роскошь, в которой они очутились, практически парализовала мысли Гельмута и с еще наивной непосредственностью, он стал подходить к привлекавшим его предметам и трогать их руками, а Авдей, как собачка на привязи, с вжатой в плечи головой, хватался за сердце каждый раз, как только Гельмут хотел на ощупь изучить привлекшие его взгляд творения искусства и больше всего его манили золотого цвета статуи, пепельницы на письменных столах или же подоконниках, картины, в большинстве военных баталий и шикарные, инкрустированные золотистой каймовой вазы напольные и настольные.
Долго им ублажать своё любопытство никто не дал. Тихо из одной из дверей, одной из комнат, вышел темноволосый не молодой человек в рубашке, без верхней одежды, но в военных голубых штанах и отполированных до зеркальных бликов сапогах из самой лучшей выделки телячьей кожи. Он не стал ни предлагать своим посетителям ни угощения, ни выпивки, а его внимательные голубо-зеленые глаза сверлили их неподдельным интересом, и Гельмут так же переключил все свое внимание на вошедшего, бросив изучать окружающее пространство. Вошедший человек вызвал в нем чувство симпатии, так как взгляд его был прямой и открытый, за годы свои торговли запрещенным товаром, он научился читать по лицам нужды и пристрастия людей, и возможно, накопившийся опыт перерос в то, что ему сейчас позволяло видеть и чувствовать более глубоко и тонко, чем другим? Им только предложили сесть и сесть в кресла напротив, этого мужчины в одной рубахе, с наглухо с застегнутыми пуговицами и больше в комнате не стало никого, кроме их троих.
— Ты знаешь меня, молодой человек? — спокойно спросил их тот, ради которого их привели сюда.
Гельмут отрицательно покачал головой.
— А ты можешь мне сказать, хотя бы чем я занимаюсь? — уже с широкой улыбкой поинтересовался незнакомец.
— Вы хотите что-то узнать у меня? — совершенно не смущаясь и очень деловито, как привык, задал ему вопрос Гельмут, потому что знал на практике, что людям чаще всего очень трудно высказать свою истинную причину обращения к нему и время тянулось, отнимая силы у Гельмута впустую и он уже это хорошо изучил и приспособился сам избегать этого. Но, Авдею показалось такое поведение в этом дворце неуместным, и он еще больше занервничал. Но, вот, как раз-таки он меньше всего интересовал незнакомца.
— Ты не ответишь на мой вопрос? — мягко повторил вопрошавший, но сам себе словно опомнившись, тут же задал второй вопрос. — Как твоё имя, молодой человек?
Авдей смотрел то на одного, то на другого и медлительность в ответах Гельмута его выводила из себя, но свой цыганский темперамент он сейчас взял в свои руки с такой силой, что даже казалось, слышал, как на голове шевелятся волосы. Он то хорошо понял, с кем они сейчас разговаривают!
А Гельмут совершенно просто, без тени волнения ответил:
— Гельмут. Вы что-то хотите от меня? Мне нужен конкретный вопрос, тогда я конкретно отвечаю.
Карл 4, а это был именно он, расслабился и спиной откинулся глубже в кресло, чувствуя, что тон разговора ему задавать сейчас не придется, так как он разговаривал с ребенком и его реакция была непосредственной и ему так больше импонировало это.
— Ты правда можешь пронзать пространство и предсказывать будущее?
— Нет — кратко ответил Гельмут, чем вызвал легкое недоумение не только у Авдея, но и у сидевшего напротив них.
— Это как нет? — растерялся Карл 4. — Твоя популярность а городе превзошла мою, я бы сказал, поэтому я тебя и пригласил к себе, а ты отрицаешь!?
Гельмут почему-то слегка отвел свой взгляд от его лица и посмотрел на падающий из-за густых штор свет полуденного солнца, которое уже приглашало весну, после вялой зимы и веселило глаз.
— Вы любите зашторенные окна, это плохо, они подавляют настроение и ухудшают самочувствие.
И двое с широко открытыми глазами, один напротив, а другой сбоку, стали еще с большей силой сверлить его взглядом.
— А у меня что-то неладное с самочувствием? — спросил Карл 4.
— Вы все время испытываете страхи — четко отчеканил Гельмут.
— А еще что? И почему так?
— Потому что вы на интуитивном уровне чувствуете, что не свое место заняли. А еще и потому, что скоро его потеряете и тоже ваше сердце это вам подсказывает.
Карл 4 непроизвольно убрал улыбку с лица и его узкие усики стали подергиваться. Но не понятно было, насколько глубоко затронул его ответ мальчика.
— Так а ты знаешь кто я? — все же снова стал допытываться тот.
— Я не знаю — ответил Гельмут. — У вас большая власть и вы её очень давно и сильно хотели, но считали, что не получиться. То есть эта власть досталась вам случайно, не вы в очереди стояли за ней, так произошло. Ваша мечта сбылась.
— Так — протянул Карл 4. — И что? Почему же я испытываю неуверенность, это не так, я же не с оружием в руках добыл её, она моя по праву.
Гельмут утвердительно качнул головой, но его кивок, почему-то не согласовался с его словами, которые он стал произносить.
— Вы тонко все чувствуете, есть такие люди. Вас изгонят из дворца. Из этого дворца. Вы совсем уедете из своей страны. У вас так много врагов и так много разговоров. Так много разговоров, что те, кто так много говорит всегда… …и их много вокруг вас, они используют непредвиденные вами и даже пока еще ими, обстоятельства, и вам придется уехать.
— Я умру?
— Нет, вы будете жить еще много лет, но очень неспокойно.
— Как это? А моя семья, они же будут со мной?
— Не все. Кто-то будет, кто-то еще умрет, кто-то тоже покинет этот дворец, но не поедет туда, куда вы. И всегда вокруг вас будет очень много разговоров, оружие, такие завешанные шторы, они как скрытость …я не знаю как сказать, как то, что нужно скрывать от людей и это всегда в вашем разуме и сердце.
— Я не достигну своих целей?
— Нет. Никогда.
Пальцы Карла 4 стали непроизвольно выстукивать только ему
