больнице из-за меня и должен меня ненавидеть, бросить из-за моих выходок и слов, что я наговорила, он защищает меня. И как вообще возможно отпустить такого человека? Человека, который всегда за тебя, даже если сердце болит по твоей причине?
— Адам, прости, если так все кажется, я действительно стараюсь, но она ведь не Санни. — Я готова ко всем унижениям от нее, но чтобы меня сравнивать с бывшей женой Адама?!
Перед тем, как присоединиться к ним, я слышу:
— А с чего ты решила, что Мишель должна быть похожа на нее? — возмущается Адам, и я решительно присоединяюсь к беседе, подавая голос:
— Не нужно меня сравнивать с ней!
Все оборачиваются на голос. Я вижу улыбку Шона, недоброжелательный взгляд Амилы и глаза Адама, которые говорят, что ему неловко за эту сцену.
— Я знаю, что вам не нравлюсь, Амила. Знаю, что не стану матерью для Чарльза. Уверена, Санни была лучше меня и их любовь с Адамом тоже была прекрасной. Но ваш сын выбрал меня и никогда за наше с ним знакомство не сравнивал меня со своей бывшей женой. Я и не собиралась быть похожей на Санни, лишь для того, чтобы заполучить любовь вашего сына. Я уважаю Санни как девушку, мать, жену и просто человека, но впредь никогда не сравнивайте меня с ней. Это подло и глупо! — заканчиваю я, довольная собой. Давно таких эмоций не ощущала.
Шон неожиданно обнимает меня, на ухо нашептывая «молодец! Хоть кто-то ее заткнул». Амила прощается с Адамом, хватает под руку Шона и уходит, так и ничего не сказав.
— Боже, прости за это. Мама не знает меры, — слышу голос Адама, на секунду забыв, что он здесь.
Я обхожу диван и сажусь на стеклянный столик перед ним.
Щетина на его лице стала чуть темнее, на лбу маленький, почти незаметный шрам. Он чуть похудел, но уже приходит в форму.
Наконец за эти три недели мы остались одни, и я столько всего хочу ему сказать.
— Ты прости меня за машину, — начинает он.
— Ты сейчас издеваешься? Какая машина, Адам, когда речь шла о том, что я могу потерять тебя? — отвечаю спокойно, но чувствую дрожь в голосе.
Я хочу продолжить, но мы оба слышим маленькие шаги по лестнице: Чарльз в пижаме спускается к нам.
— Ты почему не спишь? — спрашивает Адам, и это действительно хороший вопрос, ведь я только и ждала этого разговора.
Ребенок присоединяется к нам, а я прогоняю дурные мысли. Чарльз очень скучал по отцу, конечно, он тоже хочет проводить с ним время.
— Тебе уже лучше? — спрашивает его сын, на что Адам улыбается.
— Да, конечно. — Он целует его в макушку и взъерошивает волосы.
— Тебе нужно засыпать раньше, Чарльз. Уже совсем скоро начнешь идти в новую школу.
Ребенок кивает, стараясь не докучать отцу и бросает взгляд на меня, неожиданно спрашивая:
— Мишель, а ты точно на меня не обижаешься? — Кожа покрывается мурашками от одного вопроса. Меньше всего хотела, чтобы Адам узнал об этой мелочи.
Хочу быстро ответить, но Адам уже встревает:
— Обижаться за что? — Он переводит взгляд с сына на меня.
— Ничего серьезного, поверь. Конечно, не обижаюсь. Я же говорила, — слишком быстро отвечаю я и обнимаю ребенка.
— Нет, постой. Он что-то тебе сказал? — не унимается Адам, серьезно всматриваясь в сына.
Я беру Чарльза за руку и притягиваю к себе на стол.
— Адам, все хорошо.
— Я сказал, что ты попал в больницу из-за нее, — признается Чарльз, а я громко вздыхаю.
Я же тебя спасала, а ты!
— Ты что? Боже, Чарльз. Извинись перед ней, — требует Адам, поднимая за подбородок сына.
— Он уже извинился, — уверяю я.
— Меня рядом не было, — бросает Адам, и я закатываю глаза.
Чарльз просит прощения самым милым и невинным взглядом и обнимает меня. Я снова повторяю ему, что все хорошо, и, напоследок обняв Адама, он возвращается в комнату.
— Это было не обязательно. Мы и так знаем, что это правда, — продолжаю я наш прерванный разговор.
— Это не так. Я ехал на слишком большой скорости.
— Прекрати. Если бы не мои слова, ты бы и вовсе никуда не поехал.
На мгновение мы замолкаем, хватаясь за руки. Адам даже под дулом пистолета ни в чем меня не обвинит, не будет ругаться со мной, даже если мы оба знаем, что я не права. Но иногда лучше бы он кричал на меня.
— Знаю, что извинения — это пустые слова, но мне так жаль из-за своего поведения и поступков. Адам, я влюбилась в тебя, потому что твоя разбитость соответствовала моей разбитости. Но сможешь ли ты мне дать шанс?
Большой палец Адама гладит кожу моей руки. Я смотрю на него, и это молчание убивает изнутри, пока он не отвечает:
— Я люблю тебя. Даже если у меня нет настроения, если мы в ссоре, если за окном разные города — я люблю тебя.
Я сдаюсь и даю волю чувствам. Если раньше я плакала из-за страха и тревожности, то сейчас из-за слов, произнесенных Адамом.
— Я люблю тебя любой. Но еще больше хочу, чтобы ты не боялась жить и думать, что чего-то не заслуживаешь. Я скучаю по твоей беспечности и уверенности в собственном будущем, скучаю по твоим мечтам и амбициям, по твоим улыбкам. Скучаю по тому, как сильно ты любила играть на скрипке, не думая о том, что в тебе недостаточно таланта.
Я смотрю в пол, на наши руки попадают мои слезы, как капли дождя. Адам просит посмотреть на него, что я и делаю.
— Обещаю, что больше не будет никаких страданий. Я буду работать над собой, — шепчу, соглашаясь мысленно со словами.
— А я обещаю, что буду рядом.
Ничего не ответив, я просто обнимаю его. Что-то происходит, когда я это делаю. Адам не дает моему сердцу мучиться. И впервые за долгое время я действительно чувствую, что все измениться. Что все будет хорошо.
После долгожданного разговора мы выключаем свет, ложимся на диван, оставляя телевизор включенным, но мы его не смотрим.
— Ты как-то ходила к могиле Санни? — неожиданно спрашивает Адам, закрывая мое плечо одеялом.
— Да. А что?
— Ничего. Просто знай, что ты ей очень нравишься.
Я чуть щурю глаза, пряча руку под подушку.
— Это как-то связано с тем, что ее имя ты произнес первым, когда очнулся?
— Возможно. — Он убирает упавшую мне на лицо прядь волос и продолжает: — Честно говоря, я не особо помню этот момент, но точно знаю, что видел ее. Она сказала мне
