— По мне — ты перебарщиваешь. Я бы не поверил.
— Трудно, конечно, — согласился Василий. — Меньше всего я гожусь на роль идиота. Глаза — умные, лоб — высокий…
— Обедать! — закричал Гоша. — Быстро! У нас мало времени. Скоро придет, как ты выражаешься, Ценз-жена.
— Да, страшно неудобно, когда бесполые такие фамилии у людей, тем более если они оба проходят по делу, — вздохнул Василий.
— Ее ты тоже будешь давить интеллектом? — спросил Гоша.
— Нет. Ее я буду брать обаянием. В столовую?
— Нет, в «Метрополь», — грустно усмехнулся Гоша. Он подошел к двери, выглянул в коридор и резко отступил назад. — А если не обедать?
— Исключено, — отрезал Василий. — Без обеда у меня портится настроение.
— Серьезный аргумент, но там Ценз. Уже пришла. Хочешь помариновать ее в коридоре?
— Черт побери! Ладно, давай ее сюда, но потом — сразу обедать. И еще: не будем выказывать свою осведомленность о соперничестве Ценз и Григорчук. Хорошо?
Татьяна Эдуардовна держалась демократично, но с достоинством.
— Как здоровье вашего супруга? — с тревогой осведомился Василий.
— Здоров, благодарю вас, — успокоила его Ценз.
— Такое потрясение, но он мужественный человек, — с чувством сказал Василий.
— О, да, — согласилась Ценз. — Он держится молодцом.
— Вы не связываете покушение на него с убийством Григорчук?
— Я совсем не разбираюсь в этих делах, — скромно потупилась Ценз. — Мне трудно судить.
— У Григорчук могли быть общие дела с вашим мужем?
— Не думаю. Впрочем, об этом лучше спросить у него самого.
— Вы хорошо знали покойную?
— Нет, шапочное знакомство. Но все равно очень жаль. Я хорошо знаю ее начальницу — Элеонору Симкину.
— Да? — оживился Василий. — И что скажете?
— Редкой души человек! — с жаром заверила Ценз.
— Говорят, у них были разногласия.
— Возможно. Насколько мне известно, Григорчук была конфликтным человеком.
— Да, говорят. Как вы думаете, Татьяна Эдуардовна, кто из участников семинара в «Роще» мог убить Григорчук?
— Из тех, кого я знаю, — никто. Я говорю так не потому, что не хочу подставлять своих близких знакомых и приятелей. Я действительно так думаю. И еще — я считаю, что ни у кого из них не было причин ее убивать. Разногласия? Да, могли быть. Конфликты — тоже. Но не такие, чтобы лишить человека жизни.
— Но вы же можете не знать истинных мотивов…
— Конечно. — Татьяна Эдуардовна кивнула. — Но вы же спрашиваете мое мнение. Я считаю, что никто убить не мог.
— По мне, — мечтательно закатил глаза Василий, — там было немало подозрительных личностей. И даже в высшей степени подозрительных.
— Да? — Ценз внимательно посмотрела на Коновалова. — И кто же?
— Например, один расфуфыренный тип, предпочитающий нормальной человеческой одежде пижаму и клоунские прибамбасы.
Ценз расхохоталась:
— Вы Сашу имеете в виду? Так у него такой имидж.
— Не знаю, какой там у него имидж, он мне не показывал, но одевается он плохо, — покачал головой Василий. — Солидный человек не стал бы так позориться.
— Он так демонстрирует свою независимость и внутреннюю свободу, — терпеливо пояснила Ценз. — Я готова согласиться, что порой его внешний вид излишне вызывающ и даже может кого-то… сильно удивить. Но закон не запрещает так одеваться, ведь правда?
— А зря! — с чувством выдохнул Василий. — Впрочем, мы отвлеклись. Извините за вопрос, но не было ли у вас с покойной Григорчук неприязненных отношений?
— Были, — сухо ответила Ценз.
— Нельзя ли поподробнее?
— Не имею привычки рассказывать о своей личной жизни незнакомым людям.
— Так давайте познакомимся! — оживился Василий. — Хотя факт знакомства имел место быть ранее, вы просто забыли. Но мне не трудно повторить процедуру. Я — капитан Коновалов, вы — Татьяна Эдуардовна Ценз. Верно?
Татьяна Эдуардовна грустно улыбнулась:
— Я готова отвечать на все ваши вопросы и помогать вам по мере сил. Но не перегибайте палку. Поверьте, интимные подробности моей жизни, или жизни Норы Симкиной, или Саши Трошкина, или Вадима — да любого из тех, кто имел несчастье оказаться в пятницу в «Роще», не приблизят вас к истине. Скорее, только запутают.
— Неужели?
— Да. Вы можете оказаться на ложном пути, если станете искать среди нас человека, который больше всех не любил Светлану. Да и как определить степень нелюбви? Думаю, дело в другом.
— В чем, например?
— Для кого-то она стала очень опасна. В тот самый момент, в пятницу. Так опасна, что ждать день или два уже не представлялось возможным. Надо было срочно ее… нейтрализовать.
— Для кого же? — Василий про себя согласился с Татьяной Эдуардовной.
— Ищите.
Ценз покинула кабинет в таком же ровном и спокойном настроении, в каком и появилась здесь.
— Умная женщина, — задумчиво пробормотал Василий. — Очень умная. Не перехитрила бы она сама себя.
— Себя перехитрить невозможно, — попытался развеять опасения Василия Гоша. — В том смысле, что все равно окажешься в победителях.
— Или нет. — Василий загрустил. — Скорпион сам себя кусает и подыхает. А тоже хитрая тварь.
— Скорпион — тварь дурная. А Татьяна Эдуардовна, как ты справедливо заметил, женщина умная.
— Все выглядит абсолютно по-идиотски. Абсолютно, — начал раздражаться Василий — у него всегда страшно портилось настроение от голода. — Более глупого убийства я не видел. Смотри, у всех наших подозреваемых есть веский мотив убить. Да?
— Да, — кивнул Гоша.
— Неглупые люди, в чем мы сейчас с тобой имели возможность убедиться, да?
— Да.
— Каждому из них было бы выгодно замотать момент убийства, не привлекать к нему внимания, постараться сделать так, чтобы точно назвать час убийства было невозможно, да?
— Да, но… — попробовал включиться в дискуссию Гоша, но Василий не дал ему такой возможности:
— Подожди. Они могли это сделать. Вечер, все расходятся по номерам, вряд ли эту пьяную Григорчук кто-нибудь стал бы искать среди ночи, да и утром рано ее не стали бы тревожить. Обнаружили бы труп днем. Да пусть даже утром — все равно наш эксперт не смог бы уже сказать, в котором точно часу ее убили. Плюс-минус два часа. И тогда у всей компании подозреваемых была бы ломовая отвязка. Они бы растворились в толпе тех, кто находился тогда в пансионате. Да?
Гоша вяло кивнул, понимая, что нужен Василию не как собеседник, а как молчаливый слушатель, как кактус.
— Они все делают наоборот. Труп находят через минуту после убийства, время совершения преступления точно известно. Зачем? Зачем, я тебя спрашиваю?
