подойдет к делу, как вы. Суд вынесет приговор на основании не сказок, а реальности.
– Что такое реальность? У каждого она своя.
– Этот стакан – реальность. Ваша рука – реальность. Жуткое чучело совы – реальность.
– А вороны? С красными когтями? Ах, капитан… У вас крепкие нервы, но дрогнули губы… Вы их тоже видели, правда?
– Я был пьян, пьян в стельку! Выпил залпом бутылку коньяка, как ваша пациентка! Могли любые черти привидеться! – он процедил эти слова и покраснел.
Лиза засмеялась. Какие белые у нее зубы. Она совсем девчонка… а грудь… идиот, куда ты смотришь…
– Я так и думала. Они к вам тоже прилетали. И к Гуле, и к моей бедной Фанечке. И ко мне. Думаю, и ко многим другим. Возможно, общий психоз – такое бывало во все времена.
– Ну и черт с ними! Психоз не реальность. Это болезнь, нарушение работы мозга.
– Наука до сих пор не знает, как из нейронов получаются мысли. И вообще, никто не знает, что такое сознание. Я сказала – возможно, это психоз. Возможно, но точно мы знать не можем.
– Ты совсем сбрендила в этой психушке… Привидений не бывает. Наука давно это доказала.
– Тебя слишком односторонне учили в школе и университете. Не объяснили, что в науке нет ничего, кроме гипотез. Если взглянешь на самые первые основания любой науки, согласишься, что мы вынуждены что-то принимать просто на веру, как аксиому. Различие между аксиомой и заповедью – чисто стилистическое.
Он встал, придвинул кресло ближе к ней, потом еще ближе, сел и, стараясь иронично улыбаться, спросил, понизив голос:
– И кто же эти вороны по-твоему?
– Не знаю. Можно придумать много объяснений. Они предлагали тебе вернуться «Домой»?
– Да.
– Убить ребенка для этого?
– Да.
– И царапины на руках ночью появлялись?
– На лбу…
Они говорили уже почти шепотом.
– Ты… пытался схватить их?
– Запустил бутылкой, но она пролетела сквозь ту… ведьму…
– Это хорошо. Значит, ты не один из них…
Глаза ее вблизи казались черными, в них отражался огонь, хотя в комнате было уже полутемно.
– Конечно, я не призрак. Вот, моя рука… она горячее твоей…
Она не отняла руки и тихо продолжала:
– А что, если это те демоны, которых знали древние? Те, кто желает гибели всех людей. Лжецы, ведущие обманными дорогами. Подумай, если столько тысячелетий люди их видели, боялись их…
– Что им в Питере понадобилось?
– Может быть, дети… Не будет детей, не будет людей. Может, есть особенно важные дети… Возможно, ты сам был таким ребенком… Или я… Знаешь, я не любила свой город, он мне был чужим, а теперь все время думаю о нем. Он был похож на остров в океане. Там пахло лесом и водой…
Она наклонилась к нему, и он ощутил чуть горьковатый легкий запах травы. Так пахнет речной камыш.
– Ты похожа на птицу… птицу на берегу реки…
– Не знаю, кто я. Иногда я себя боюсь.
– А мне иногда кажется, что ты моя сестра… одна, как и я, во всей этой черной бездне…
Он почти коснулся ее губ, но она быстро отстранилась и высвободила руки.
– Осторожнее, брат. Древние были правы… нельзя оставаться наедине с чужой женой.
– Ты больше никому не жена.
Глаза ее потухли, лицо стало холодным, надменным.
– Гражданин капитан, мы отвлеклись от темы. У вас еще есть вопросы?
Он вспыхнул и, уже не понимая, что делает, злобно стиснул ее колени. Распахнулась дверь, и вкатился главврач. Павел сразу отпустил Лизу, но по лучезарной ухмылке толстяка понял, что тот все заметил.
– Приятно видеть вас, уважаемый Павел Сергеич! Какие из наших маньяков вам понадобились?
Лугин встал и, не отвечая, вышел из кабинета.
– Что сие значило, дитя мое?
Лиза засмеялась:
– Осеннее обострение. Массовое помешательство в нашем городе. А может, и во всем мире. Давайте по этому поводу выпьем чаю, Альфред Степанович? Вот жена пациента коробку мармелада принесла.
– Только моей супруге о мармеладе ни-ни…
– Заметано.
Отец и мать стояли у окна, держась за руки. Луна светила им в спину, лиц было не разглядеть, но Лиза узнала их по очертаниям опущенных плеч и склоненных голов.
– Мамочка! Папа! Как вы меня нашли?
Мать кашлянула, ничего не ответила. Отец поднял голову. Голубовато блеснули круглые очки.
– Яблоню в саду некому полить. Пора тебе вернуться домой.
– Возьмите меня с собой, папа! Я испеку вам пирог с яблоками…
– Туда, где мы, тебе пока рано, дочка.
Морозом повеяло от окна. Стон и вздох пролетели по комнате.
– Вы на звезде Алмазке? Там холодно и страшно?
– Не спрашивай, дочка. Лучше вернись домой…
– Папа, я очень хочу домой… В нашу бедную квартирку, где пахнет твоими папиросами и маминым черемуховым пирогом…
– Не плачь, я люблю тебя, моя девочка.
– Почему ты никогда не говорил мне этого, папа?
– Я просто сильно уставал на работе…
– Почему ты всегда приходил домой усталый и грязный? Почему не учился, чтобы заработать много денег, как все хорошие отцы?
– Я не умел, моя девочка. Не догадался…
– Папа, почему ты не заботился о своем здоровье? Зачем курил по две пачки в день твои самодельные папиросы?
– Я берег деньги для тебя, моя девочка.
– Всю жизнь ты и мама тяжело работали, а платили вам гроши… Зачем вы делали оружие? Ведь из него убивали людей…
– Чтобы защитить тебя, дочка.
– Никто не угрожает мне, папа.
– Когда у нас закончатся патроны, тогда увидишь, дочка.
– Папа, почему ты умер? Как ты мог оставить меня?!
– Не знаю, доченька. Не знаю… Я не хотел… Прости меня…
Тихо заговорила мать. Родной, забытый голос.
– Мы видели дом твоего мужа, Лизонька. Он красивый. Там висит наша лампа, я узнала ее. И на столике лежат отцовские часы…
– Мамочка, прости меня! Я ушла оттуда и забыла взять их! – Слезы душили Лизу, она и не знала, что во сне можно плакать. – И твой шарфик сиреневый… Я заберу их, я попрошу его отдать…
Она протянула руки, стараясь дотронуться до родителей, но зазвонил телефон, и она открыла глаза. Звонил Марк.
