— Предупреждаю, если ты меня тронешь…
— Тебе не кажется, что ты сейчас не в том положении, чтобы угрожать или диктовать условия?
Увы, он прав. Алена вжалась в сиденье, оценивая ситуацию.
Вадим достал нож, вложил в ее дрожащую влажную ладонь. Сжал и показал себе на шею:
— Бей сюда… Сильно, чтобы достать до артерии. Кровь потечет быстро. Ты знаешь, чем отличается венозная кровь от артериальной? Видела когда-нибудь, как одна из них течет ровно, а вторая бьет толчками? Я буду жить еще пару минут, а потом… ты свободна. Ну?
Нет, он не придурок. Он… Алена не придумала подходящего сравнения. Нож в руке казался невыносимо тяжелым. Будь она смелее, сделала бы, как он предлагал.
— Возможно, другого шанса у тебя больше не будет, — подначивал Вадим. — Это только первый раз бывает страшно, а потом понравится…
Алена отшатнулась.
— Что в этом может понравиться?! Чувствовать, как прорезается кожа и мышцы, как сочится кровь? Я же не ты!
Она швырнула нож на пол. Вадим поднял его, защелкнул и убрал в карман.
— Словами ощущений не передать. Это нужно видеть. Ты когда-нибудь видела, как умирает человек, как из него по капле уходит жизнь, стекленеют глаза, восковеет кожа? Она становится желтоватой или серой, пергаментной…
В желудке возник комок, обрастающий кислотой. Не выдержав, Алена толкнула дверцу, выпала наружу и отползла к кустам.
Вадим стоял рядом и смеялся.
Когда ее перестало тошнить, оборвался и его смех.
— У тебя был шанс!
Он поднял ее с земли, протащил и впихнул за руль, обошел машину, сел рядом. Хлопок двери — как лязг засова в клетке.
— Поехали.
— Я не могу, — Алена тяжело дышала. — Сам веди.
— Трагедия в том, что я не умею водить.
Признание Вадима развеселило. Алена расхохоталась.
— Тебе смешно?
— Да!
— Почему? Мне запрещала мама…
Алена отыскала в сумочке влажные салфетки, протерла лицо и губы. Какой во рту отвратительный привкус!
— Разве ты не взрослый человек, чтобы принимать решения самому?
— Я слишком любил свою мать… Поехали! — неожиданно рявкнул он и стукнул Алену по ноге. — Поехала!
Послушно заводя машину, Алена кусала в раздумье губы. И что же ей делать?
Перепуганные соседи застыли у стены — их подняли чуть ли не из постели. Оперативники уже перевернули квартиру Долгова, но Семену казалось, что еще можно что-то отыскать, и он с остервенением просматривал вещи, книги, прощупывал полки. Но никаких записей, дневников, вырезок не находил.
— Неужели ему не хотелось рассказать про свои «подвиги»? — недоумевал он, вспоминая беседу с профессором. — А как же известность, след в истории?
Влад копался рядом, аккуратно разглядывая фотографии на стене. Снимал их, прощупывал рамы, вешал обратно.
Семен с неприязнью вглядывался в стеклянные глаза женщины на снимках.
— Давно его мать умерла?
— Пару лет назад, — ответил Влад. — Рак.
— Понятно. Инфантильное дитятко, не сумевшее вовремя упорхнуть из когтей родительницы и проживающее жизнь как в силках! А тут вдруг воля, с которой не знаешь что делать.
Влад возразил:
— Может, ему это нравилось.
— Так, что он свихнулся и стал убийцей? Маленький мальчик нашел пулемет — больше в деревне никто не живет, — зло пошутил Семен и стукнул кулаком по одному из снимков. Треснуло стекло, прорывая фотографию. На пол упали несколько осколков.
— Сема, поосторожнее…
Нужно было идти на доклад к Кошкину. Информации теперь хоть отбавляй. Начальник будет доволен. А уж когда они поймают Долгова — а это произойдет обязательно! — ребята получат премии, а кто-то и повышение. Скорее всего, тот же Кошкин.
Алена… Жива ли она еще? Что делает с ней этот придурок? Если она заложница, почему он до сих пор не вышел на связь, не продиктовал свои условия? Что он вообще хочет? Во что играет? Почему оставил Артамонову в живых? Зачем была нужна детская выходка с манекеном?
В голове — круговерть мыслей. Семен чувствовал себя гончей, напавшей на след зверя — человеком Долгова назвать можно было лишь условно. Плохо, если его признают невменяемым: кто оплатит счета за смерти женщин?
— Шебеко не звонил — как там Артамонова?
— Без изменений. Глубокая кома.
— Оттуда чаще не возвращаются… А мне бы хотелось расспросить ее о нем. Почему-то же он оставил ее в живых. Что соседи говорят?
Влад кинул взгляд в коридор, где соседка Долгова, полная женщина лет сорока, запахивала домашний халат и с любопытством косилась на оперативников.
— Да что говорят? Почти не видели его. Здравствуй — до свидания. Он никого не приводил. Вежливый, аккуратный: даже рекламки из почтового ящика выкидывал только в мусорку. То, что они живут рядом с убийцей, оказалось для них шоком.
На стене над головой щелкнули часы. Семен вздрогнул. Время идет, а Алену он пока не нашел…
* * *
Дом Кудинова стоял в стороне от поселка. К нему не доходила дорога. Ауди то и дело зарывалась носом в кочки. Алена злилась, но, сжав зубы, жала на газ.
В полутьме салона лицо Вадима напоминало мутное пятно.
— А ты мне нравишься все больше…
— Зато ты — все меньше…
Разговор напоминал игру в теннис, и каждому хотелось, чтобы мяч остался на стороне противника.
— Я расскажу тебе про себя.
— Зачем? Мемуары я все равно писать не буду. Даже если очень попросишь.
— Может, детям обо мне расскажешь.
Скорее она вообще не заведет их, чтобы этого не случилось!
Машина тяжело перевалилась через глубокую колею. Алену подбросило на сиденье. Подлетел и спутник, качнул головой.
— Дальше пойдем пешком. Жалко, если машину разобьем.
Алена вытаращила глаза.
— Машину жалко? Железку! — фыркнула она, крепче сжимая руль. — А людей?
Вадим процедил сквозь сжатые зубы:
— Мама всегда ругала меня, если я ломал вещи…
— Понятно.
Остановив машину, Алена вылезла и с силой хлопнула дверцей. Если все закончится нормально, за руль она долго не сядет. Пусть ее возит Семен…
Как-то она заранее решила, что нужна ему. А если нет?
Вадим вышел на дорогу, поманил Алену:
— Пошли. Или будешь убегать? Хочешь?
Она оглянулась: вокруг темнота, далеко не убежишь. Дорогу она не знает, никогда тут не была. Виднеется лес. Но там он найдет ее и точно прикончит. Только этого и ждет. Ему хочется поиграть с ней в кошки-мышки.
Алена запахнула куртку, пошла вперед, размалывая грязь туфлями. Скоро грязь затекла и в сами туфли. Хлюпало, было холодно и противно. Моросящий дождь склеил волосы, которых она может лишиться, если блондин вспомнит про свое обещание. Час-то уже прошел…
