— Я забыла предупредить, чтобы почту не приносили. Он остановился у обочины, но не заглушил мотора. Еще несколько дней назад Алекс была бы счастлива при одной только мысли, что вернется хоть ненадолго домой, настолько надоел ей мотель «Житель Запада», но сейчас, глядя на входную дверь, она не испытывала особого нетерпения. Слезы, застилавшие ей глаза, не были слезами радости.
— Меня не было почти три недели.
— Тогда я лучше провожу вас. — Он выключил зажигание и вышел из машины, не обращая внимания на дождь. Прошел рядом с ней по дорожке, подбирая старые газеты. Когда она отперла дверь, он бросил их в углу открытой веранды.
— Не забудьте выбросить их завтра, — сказал он.
— Не забуду. — Она просунула руку и выключила систему охраны, которая начала жужжать, как только Алекс открыла дверь. — Видимо, надо понимать, что внутри никого нет.
— Хотите, чтобы мы встретились в аэропорту, или как?
— Э-э… — Она ни о чем не могла думать кроме того, что сейчас он уедет и оставит ее одну. — Я еще об этом не подумала.
— Тогда около полудня я заеду в окружную прокуратуру и найду вас там, идет?
— Прекрасно. К тому времени я уже освобожусь.
— Ну, тогда пока. — Он повернулся, чтобы идти.
— Рид? — Она инстинктивно протянула к нему руку, но, когда он обернулся, тут же отдернула ее. — Может, выпьете сначала кофе?
— Нет, спасибо.
— Куда вы сейчас поедете?
— Там посмотрим.
— Ну, а все же?
— Так, поболтаюсь по городу.
— Ну тогда…
— Идите лучше в дом.
— Я еще не расплатилась с вами.
— За что?
— За самолет, за ваше время.
— Это бесплатно.
— Но я настаиваю. Он чертыхнулся.
— О деньгах я вообще не собираюсь с вами говорить. Ясно? А теперь спокойной ночи.
Он повернулся и широкими шагами направился прочь, но она снова окликнула его. Рид обернулся и пристально взглянул на нее.
— Я не хочу оставаться сегодня одна, — поспешно призналась Алекс. Несмотря на то что она проплакала весь день, запас слез у нее еще не иссяк. Они покатились по щекам, обильные, как летний ливень. — Пожалуйста, Рид, не уходите. Побудьте со мной.
Он вернулся под навес веранды, но волосы и плечи у него уже промокли. Упершись руками в бока, он резко спросил:
— Зачем?
— Я ведь сказала, зачем.
— Причина, должно быть, все-таки в другом, иначе вы бы так не просили.
— Ладно, — крикнула она, — паршиво мне. Такая причина подходит?
— Нет.
— Мне больно, оттого что моя мать столько вытерпела из-за меня, — сказала она, вытирая слезы.
— Я не врач.
— Мне нужна поддержка.
— Извините, но у меня другие планы.
— Вам что же, совсем безразлично, что я умоляю вас о помощи?
— В общем, да.
Она ненавидела его за то, что ей приходится его упрашивать. Тем не менее, отбросив остатки гордости, она сказала:
— Моя бабушка Грэм до самой смерти не простила мне того, что я сломала Селине жизнь. Она хотела, чтобы Седина вышла замуж за Джуниора, и считала мое несвоевременное появление на свет виной тому, что этого не случилось. И теперь, черт побери, мне нужно знать, что хоть вы не презираете меня. Неужели вы не понимаете, как ужасно я себя чувствую оттого, что из-за меня моя мать вышла за другого, хотя любила вас. Если бы не я, вы бы поженились, имели бы детей и прожили бы всю свою жизнь в любви. Пожалуйста, Рид, побудьте сегодня со мной.
Он подошел к ней вплотную, приперев ее к стене, и тряхнул за плечи.
— Хотите, чтобы я погладил вас по головке и сказал, что все хорошо, что завтра солнце выглянет снова и все образуется.
— Да.
— К вашему сведению, госпожа прокурор, я не гожусь для того, чтобы рассказывать перед сном сказки. Когда я остаюсь на ночь с женщиной, то не для того, чтобы утешать ее, потому что ей больно, и не затем, чтобы подбадривать ее, потому что ей взгрустнулось. — Он придвинулся еще ближе. — И уж, конечно, не за тем, черт возьми, чтобы изображать из себя папочку.
Грегори Харпер, прокурор округа Трэвис штата Техас, определенно был в ярости. За последние пять минут он курил уже третью сигарету. Его гнев был направлен против помощника прокурора, сидевшей с довольно помятым видом по другую сторону стола.
— Ты с кем спала сегодня, с Дракулой? У тебя такой вид, как будто тебя до дна выпили, — бросил ей Грег в своей обычной резкой манере.
— Такие чувствительные удары нельзя наносить подряд.
Не валите все в одну кучу, пожалуйста.
— Чувствительные удары? А-а, ты имеешь в виду то, что я велел передать тебе, что с твоим расследованием покончено, а тебе надо дуть в Остин срочно, сломя голову, во весь опор, что есть мочи, без задержки, одна нога здесь, другая там?
— Да, это сокрушительный удар. — Алекс положила ладони на край стола. — Грег, вы не можете просить меня все бросить сейчас.
— Я и не прошу, я приказываю. — Он встал со своего вращающегося кресла и направился к окну. — Какого хрена ты там натворила, Алекс. Мне вчера звонил губернатор, он был буквально взбешен. Именно взбешен.
— Он всегда так на всех реагирует.
— Сейчас это к делу не относится.
— Сомневаюсь. Ведь все, что вы делаете, Грег, имеет политический прицел. И не притворяйтесь, что это не так. Я не осуждаю вас, но и вы перестаньте изображать из себя святую невинность только потому, что вам дали по рукам.
— Губернатор считает, что его комиссия по конным бегам не может ошибаться. Признать, что комитет ошибся, выдав лицензию «Минтон Энтерпрайзес», для губернатора равносильно признанию в том, что он сам совершил большой промах.
— Ну, если речь идет о лицензии, то репутация компании «Минтон Энтерпрайзес» вполне безупречна.
— Ясное дело. Закавыка только в том, что ты подозреваешь в убийстве одного из Минтонов, а если не их, то блюстителя порядка. Вот как славно оно обернулось, а я-то, дурак, было забеспокоился.
— Ваш сарказм сейчас неуместен. Он потер затылок.
— Ты бы послушала вчера губернатора: Ангус Минтон у него — ну просто помесь доброй феи с молодцом-ковбоем. Алекс улыбнулась неожиданной точности его сравнения.
— Оценка справедливая, но совсем не означает, что он не способен на убийство.
— Что там стряслось позавчера ночью с его конюшней?
— Откуда вам известно?
— Что же там все-таки произошло?
Без особой охоты она рассказала ему о Фергусе Пламмете и об ущербе, причиненном ранчо. Когда она закончила, Грег провел рукой по лицу.
— До чего же крутую и горячую кашу ты заварила. — Продолжая говорить, он сунул в рот сигарету. Она прыгала вверх-вниз при каждом его слове, и он никак не мог прикурить. — Это дело мне не нравилось с самого начала.
