Добычей любовался.
— Они действовали по наводке, – сказал Эзра, после чего скомкал выпуск и зашвырнул его в камин, который не разжигали минимум год.
Эйвилин обхватила плечи и отвернулась к окну. С запада заходил дождь: грязно-серая туча, набухая, медленно подползала к городу. На горизонте сверкало. Ветер трепал деревья.
— С чего ты взял? Может, они давно следили за типографией.
— Нет. За ней приглядывали парни из конторы Леймара, их владельцы старые друзья. Наёмники бы заметили слежку, – опроверг он. – Слишком гладко и внезапно типографию накрыли. Никто пискнуть не успел.
— Наёмники продаются за деньги. – Принцесса взглянула на него через плечо, затем вновь уставилась на мрачнеющий Шарно. Скоро на него опустится ливень. – В какую сумму, напомни, обошлась тебе Лис?
— Незначительную, – обрубил он. – Ты для меня ценнее.
Она усмехнулась.
— Потому что ты меня любишь?
— Потому что за тобой люди идут охотнее, чем за мной.
Она повернулась к нему, насмешливо приподняв брови. После их разговора о свадьбе притворство сгинуло. Они стали до безобразия откровенными друг с другом. Между ними что-то окончательно треснуло, и вместо ласки в чёрных зрачках Эйвилин раз за разом натыкалась на колючий холод. Эзра от чувств не отказывался: по ночам, в кромешной тьме, он как мантру повторял, что готов любить за них двоих, что не уйдёт, даже если она погонит его прочь. От его ненасытных поцелуев на коже оставались следы, губы припухали, ей приходилось смывать с них кровь, тело изнемогало, но он не давал покоя вплоть до минуты, когда рассвет высветлял небо. Его обида сжигала их, выливаясь в отнюдь не метафорическую боль, и девушка, пряча следы ночи за воротником и длинными рукавами, признавала: ей это нравилось. Её привлекал разозлённый, властный Эзра, его темнеющие от возбуждения глаза, требовательные поцелуи и исступлённый шёпот: «Ты моя, моя, моя…». Он не просил взаимности, не затевал невыносимых бесед об их отношениях, не копался ни в себе, ни в ней, силясь обнаружить причины их… «неправильности». Напряжение натягивалось между ними тонкой нитью, и они не боялись обрывать её, чтобы затем завязать концы в узелок. Вновь и вновь, и вновь…
Партлан прав. В действительности их соединила выгода, а никакая не любовь. И не после революции – много, много раньше. Ради общей цели Эзра задвинул уязвлённое достоинство поглубже, скрыл в клетке из рёбер, – туда, куда позволял проникать лишь ей. Эйвилин же не отталкивала его, какие бы смешанные чувства ни донимали её. До боли, слёз, крика, до перехватывающего дыхания и дрожи от касания тёплых пальцев – она нуждалась в нём и терпела.
Он нуждался в ней и терпел.
— Мы слабые, Эзра. Люди не идут за мной, а еле-еле тащатся.
— Пока что страх пересиливает, – подтвердил мужчина.
Он подошёл к ней и погладил скулу подушечкой пальца. Она перехватила его руку.
— Всё и сразу заполучить невозможно, – продолжал он. – Процесс небыстрый, но я верну тебя на трон. Обещаю.
Тьма позади него зашевелилась, глумливо загудели неслышные никому, кроме принцессы, голоса. В них она разобрала насмешку. В их рокоте уловила истину, о которой прежде не отваживалась говорить вслух.
— Мне не нужен трон, – проронила она и, прочтя в его нахмуренных бровях неодобрение, пояснила: – Мне не нужен трон Сорнии, которая пожелала от меня избавиться. Можно на время подчинить тело, но разум – нет. Люди неисправимы. Ни ты, ни я не переделаем их, как ни старайся. Однажды это ещё раз обернётся революцией. На месте одного Азефа Росса объявится другой.
— Тогда чего ты добиваешься, Эйвилин? – спросил он и оглянулся на корчившиеся за спиной тени, что безнаказанно тянулись к нему.
Девушка обхватила его лицо, повернув к себе.
— Я построю собственный мир, – поделилась она.
Эзра скептически хмыкнул, и она поцеловала эти кривившиеся губы, прикусила до крови. Через миг поцелуй стал глубже, металлический привкус усилился; она вытащила его рубашку из брюк и провела ладонями по напряжённому торсу. Мужчина подхватил её, чтобы усадить на подоконник. От его неаккуратной манипуляции юбка поднялась, обнажая голени; по чулкам, зацепленным креплением наручных часов, пошла стрелка. Эзра развёл её колени и встал между ног, вновь накрыв её губы своими. Не отрываясь, потянул за ленту на лифе. Медленно спустил блузу с правого плеча, сопроводив это неторопливыми, дразнящими поцелуями от шеи до ключицы; повторил то же самое с левым – до мурашек – и очертил языком твёрдый сосок. Эйвилин застонала, привалившись к стеклу, сжала волосы мужчины – судорожно, болезненно, – ногтями впилась в спину. Он сдавленно ругнулся; взгляд скользнул по её закушенной щеке, приподнятому подбородку, по слегка изогнутой шее, с которой пока не исчезли следы вчерашней ночи. К ним добавятся новые – россыпью по светлой коже.
— Если ты хочешь, Эйвилин…
Рука легла на грудь, сминая. Пальцы обхватили сосок, сдавили, оттянули, и горячие губы снова сомкнулись на нём. Он рисовал круги языком, целовал ключицы, плечи, живот, сводя с ума от недостатка большего. Девушка стонала, выгибаясь под его ласками. Треклятые пуговицы путались в петельках, пока она их расстёгивала. Пряжка ремня поддалась не с первой попытки, но мужчина всё равно тянул, то ли издеваясь над ней, то ли желая проучить.
— Так чего ты хочешь?
Она прильнула к нему – тесно, тело к телу, и он, оскалившись, резко вошёл в неё, отобрав всякую возможность ответить. Он двигался быстро, затем замедлялся, вырывая из её груди хрип, и снова ускорял темп. «Так чего ты хочешь?» – вопрос пульсировал в мыслях, пока комнату заполняли вскрики и жар.
«Хаоса», – ластилась тьма.
«Уничтожить его обожаемую страну».
«Отобрать всё, что ему дорого».
«Стереть их улыбки».
«Утопить слабых людей в их крови».
«Я хочу мести, – повторяла она под безумный бой сердца. – Я похороню моих врагов, пусть с ними и сгинет весь старый мир».
Её разбудило настырное мяуканье кота. Она приподнялась на локте, огляделась. Было темно, за окном шелестел дождь. На краю, подмяв под себя подушку, спал Эзра. Из-за двери раздавались звук царапанья и такой заунывный кошачий крик, от которого вставали волосы на затылке. Удивительно, что он не поставил на уши дом.
Эйвилин поднялась, на цыпочках добрела до двери и, повернув ключ, впустила Мистера Несчастье внутрь. К её изумлению, он не метнулся на кровать, чтобы докучать Партлану когтями; он, не прекращая мяукать, вился у её ног. В сумраке ярко сверкали зелёные глазища.
— Ты чего? – озадачилась Эйвилин.
Наклонившись, она погладила его по мягкой шёрстке. Попыталась схватить, но юркое животное улизнуло от неё. Крик не стихал. Кот будто звал её куда-то.
Тени беспокойно завозились.
— Его на улицу выставить? – сонно пробормотал мужчина.
— Он какой-то нервный, – нахмурилась девушка и для порядка высунулась в коридор. Тихо и пусто.
— Я заметил, – проворчал Эзра.
Он откинул одеяло, со вздохом сел. Мистер Несчастье принялся царапать откос. Эйвилин всё-таки подняла его и, несмотря на ожесточённое сопротивление, принесла на кровать.
— Ох!
Кот вырвался и встал на проходе, таращась в пустоту. На запястье заалели царапины. Раньше он не выпускал при ней когти.
— Сильно? – Эзра, успевший натянуть брюки, опустился перед ней на колено и мягко разжал её хватку на повреждённой руке. – Надо обработать.
— Нет, постой! – воскликнула она, удержав его за локоть, и добавила на тон тише: – Мне неспокойно. Давай проверим первый этаж?
Мужчина целую минуту смотрел в стену, прежде чем сдаться:
— Хорошо. Побудь здесь, я схожу.
— Ни за что. Я с тобой.
Кот прытко сбежал по ступеням, они поплелись за ним. Из-за открытой форточки в гостиной гулял сквозняк. Под окном натекла лужа, куда Эйвилин имела неосторожность наступить. Носки мигом пропитались водой. Она брезгливо стянула их. На старом диване храпел паренёк, имя которого принцесса не помнила. Эзра толкнул его в бок.
