оба, и вытаскивать нас будет уже некому. Не Женьке же! Ты — наш резерв, понимаешь?
— Понимаю, что ты научился красиво говорить! — вздохнула Зорка.
— Из твоих же книжек. Сама же рекомендовала читать побольше.
— Ладно. Отпускаю — езжай один. Только, пожалуйста, будь осторожнее!..
На вокзале на них пялились все провожающие. Особенно дальние знакомые дальних знакомых. Зорка никак не хотела отпускать любимого, всё норовила поцеловать еще раз.
— Зор, ну всё, хватит! Ну ты что? Я же сейчас с тобой вместе зареву! Ну что ты, как маленькая?!
Подколка не подействовала — реветь захотелось втрое сильнее. Пока они были маленькими, Динка наркотиков не принимала. И со всякими подозрительными Димами с «герычем» не путалась.
— Парень, так ты едешь, или трап убирать? — проворчал пожилой моряк.
А какая-то бабулька уже ворчит о молодежи, что «совсем распустилась». Вот в ее время…
— Еду. Зор, ну всё, я же вернусь через пару дней, ты что? Ну, всё, отпусти, дома потом наобнимаемся.
— Эй, шантрапа, вы едете или как?! — рявкнул поддатый мужик с «полуторкой» в руках. Уже почти пустой. — Молоко на губах не обсохло, а уже…
На трап Никита шагнул последним. Обернулся к Зорке, виновато улыбнулся…
«Никита!» — едва не заорала она. Удержалась с трудом. Еще решат, что из дурки сбежала. Или тоже осушила не меньше мужика с «молоком».
Да что же это с нею происходит?!
3
Прежде Зорка лишь раз позволила себе сорваться — и было это очень давно. Потому что знала — себе дороже. Потом придется исправлять еще и последствия срыва. Лучше перетерпеть.
Но поехать сразу домой оказалось выше ее сил. Девушка вылезла из автобуса на промежуточной станции. В двух километрах от дачи.
Летом здесь шумят деревья. А сейчас — осенний лес почти полностью облетел. Даже ало-золотой ковер под ногами уже блекнет. Только тревожным закатом горит рябина. На том берегу — целая рябиновая роща. Эта простоит дольше всех — даже морозы переживет. Листвы уже не будет, а огненная ягода останется. Пока голодные птицы не склюют.
Когда-то бабушка-соседка по даче назвала рябину «волчьей ягодой».
— Волчьи — совсем другие, — заспорила восьмилетняя Зорка.
Хоть и много раз хватала себя за язык не поправлять взрослых. Они любят детей, лишь когда рядом с ними кажутся умными.
Но бабушка не обиделась:
— Знаю. Но ту за цвет назвали, а эта — она другая. Все облетят — она останется. Другие в мороз вмиг вянут, а этой — только после заморозка и самый вкус. Не ягода, а зимний волк. Ему тоже по стуже — самая охота. Ноги кормят…
Грибы уже отошли, а на лугах давно убраны стога. И даже причал выглядит одиноко и бесприютно. А вода… Вроде бы та же, а даже по цвету видно — холодная. Сонная. Готовится к подледному отдыху.
Зорка присела на деревянные мостки, опустила руку в ледяную стынь. Холод медленно пополз вверх — к плечу.
Пусть. Сердцу всё равно — холоднее. И душе.
Дождь заморосил почти сразу. Сначала — чуть-чуть, потом — всё сильнее. Прогоняя гостью в тепло. Иллюзорное.
Здесь больше нет людей. В старых сказках зима тоже была волчьим временем — да что сегодня эти волки без конца лезут? И люди забивались в дома — до весны.
А если бы она вдруг не пришла? Хотя… это же сказка. Вызвали на помощь героя — и вмиг решены все проблемы.
В жизни так не бывает.
А забиться в домик — самое время. Потому как простывать — незачем. И так проблем хватает, а на руках — Женька. Да и с Никитой связь держать нужно постоянно.
В избе сохранился запас дров — всегда оставляли. Зорка затопила печку, поставила чайник и уселась за старенький стол. Ожидать, пока веселый треск поленьев вернет настроение. Вытянет из промозглой осенней тоски.
Увы, тоска не ушла, одиночество — тоже. И бесполезно утешать себя, что Никита вернется через пару дней (ну, может, через три!). Что дома ждет Женька и уже наверняка беспокоится, куда запропастилась еще и сестра. А завтра может зайти мама, и братишка будет так рад… А это лето было не последним, и дождь когда-нибудь пройдет. Вернутся белые ночи, и где-то заиграют «Чистые Пруды». А раннее утро вновь рассветет яркими красками…
Сердце не слушается. Оно болит. И тревожно колотится. Ему страшно.
Зора где-то ошиблась. Где, когда — неизвестно, но промах совершен, и теперь осталось только ждать последствий. Ничего уже не изменить и не исправить. Беде — не помешать.
Динка? Никита не сможет ей помочь? Да, наверное, Динка.
Только бы… страшно даже произносить — но только бы осталась жива! Дальше они ее вытащат. Вылечат — даже если на это уйдут годы. Будет трудно, но это можно пережить. И не такое переживали.
Нет. Такого — еще не было.
Ничего. Всегда страшно — только сначала. Главное — чтобы все были живы. Главное…
Печка протопилась хорошо, а озноб бьет всё сильнее! Девушка сняла тонкую городскую куртку и плотно закуталась в старую, зато теплую рыбацкую фуфайку. Сразу стало теплее и удобнее. Фуфайка пахнет летом и рыбалкой. А дождь за окном шумит уже почти уютно…
Звонить Никите отсюда бесполезно. Связи нет. Ни с одним оператором. Проверяли.
Книг здесь мало и только старые. Но «За лесными шеломами» (дома оказалось две, вот одну и увезли) — вон стоит. Как раз начало клонить в сон. Пожалуй, можно немного почитать, а потом и подремать. До вечернего автобуса еще — уйма времени. Часов пять до выхода из дома. Внутренний «будильник» разбудит. Или внешний завести. Тот, что мобильник…
Стылый холод осеннего леса, пронзительное пламя рябины, тоскливый волчий вой. Совсем близко…
…Проснулась от собственного крика. Что за муть?..
Видения улетают, ускользают, растекаются тусклым маревом — слишком стремительно. Как мутная вода сквозь песок. Не вспомнить! Осталось лишь ощущение грядущей гадости. Крупной! И той самой, уже неисправимой ошибки.
Зорка огляделась. За окном начинает темнеть, на старом будильнике — шестой час. Пора собираться. Скоро автобус, надо позвать…
— Никита… — окликнула она.
И вспомнила, что впервые за все годы приехала сюда одна. Здесь больше никого нет. Во всём пустом доме. Во всей пустой, холодной, заброшенной деревне.
Как здесь в одиночестве жила бабуля со странным именем Агния? Пока не умерла. Здесь же. За два дома…
И вот это Зорка заснула! От того, что прошлой ночью почти не сомкнула глаз?
И даже, несмотря на дурацкий кошмар, вроде немного отдохнула.
Вот именно — дурацкий! Нечего на нем зацикливаться.
