class="p1">Врать оказывается легче, чем он ожидал. За полгода болезни Том уже даже не задумывается, спиздеть или нет. Ответ почти всегда один.
– Ты часто ездишь на ланч.
– Господи Иисусе на полном приводе, ты теперь будешь контролировать, когда я ем?
– У нас работы невпроворот.
– У нас в условиях труда – часовой перерыв, – спорит Том. – Могу позволить себе ланч.
– Ты уезжаешь минимум на два.
– Зато раз в неделю. Скажи спасибо, что я с середины пятницы не сваливаю. А мог бы. Ну так что, коллеги, директора, акционеры, мы можем разойтись пожрать?
– Ладно, – хмурится Леон, но больше не спорит, – на сегодня завершаем. Прошу всех отдельно проанализировать данные. На следующей неделе мы начинаем планировать две тысячи девятнадцатый.
Уже в коридоре он догоняет Тома и хватает его за локоть.
– Что с тобой? – строго спрашивает он. – Ты странно себя ведешь, огрызаешься, надолго уезжаешь.
– А ты меня больше дрочи по изобретениям, – не выдерживает Том, – это же так эффективно, да?
– Давай нормально пообщаемся в моем кабинете.
– У меня ланч, – вырывается он. – И я собираюсь на него поехать. Хочешь еще больше отчитать, назначь встречу по календарю.
– Что происходит? – Лицо Леона становится встревоженным. – У тебя кровь из носа.
Ебано-наблевано! Том резко тянется к карману за платком, прикладывая его к губам. Вот кого он уже не ждал на вечеринку побочек.
– Давление подскочило, – в очередной раз врет он. – Сам не видишь, как у нас погода меняется? Вот у меня колени ноют и кровь из носа.
– Уверен? Я раньше…
– Так у меня уже возраст. Доживешь до тридцатки, сам будешь предвещать дождь суставами.
– Томми… Ты можешь заехать к врачу? Это не очень здорово, что тебя в таком возрасте уже беспокоит давление.
– Ладно, – податливо соглашается Том. – Заеду сегодня. А пока иди, директор, у тебя и без меня куча дел.
Впервые за сегодня он говорит правду. Вытерев лицо, он машет Леону на прощание, резко разворачивается и сбегает от дальнейших вопросов.
Уже на парковке становится стыдно: зачем он так нахамил? Можно было отреагировать куда спокойнее. Тем более это Леон: если решит, что Том ведет себя подозрительно, может организовать слежку. И тогда вся конспирация коту под хвост. Нет, как вернется, нужно и правда пойти поговорить. Черт, это вообще как будто не Том был – он ведь совершенно не такой человек.
Путь до клиники проходит в безрадостных мыслях о собственном поведении. В последнее время он слишком часто срывается на каждом, кто попадается под руку: на братьях, на сотрудниках, даже пару раз гавкнул на Кэтрин, когда это того совершенно не стоило. Правда, ту это не смутило: обернулась, пристрелила взглядом и пошла дальше.
Вот поэтому они и женаты. Кэтрин всегда знает, когда разговор принимает серьезный оборот, а когда не стоит обижаться на такого долбоеба, как Том, который уже не контролирует даже простое раздражение.
К часу он оказывается у ненавистной двери Жасмин. Полгода. Шесть сраных месяцев он таскается сюда раз в неделю, чтобы ни разу не услышать новостей, которые можно хотя бы натянуть на понятие «хорошие».
– Мистер Гибсон. – Блеск очков в этот раз похож на позитивный. Кажется. – Проходите, пожалуйста.
– Добрый день, – мрачно произносит Том, усаживаясь на стул напротив.
Херов стул пациента без какого-то прогресса. Господи, как же его тошнит от всего происходящего.
– Как мы вчера и обсудили, я просмотрела последние снимки, – вкрадчиво начинает Жасмин, – есть определенные изменения.
– Не ходите вокруг да около, пожалуйста, – вырывается у Тома.
Черт, вот опять он хамит! В ответ Жасмин наклоняет голову и внимательно смотрит на него поверх очков. А, вот где Кэтрин научилась убивать взглядом… Он-то думал, это от мамы.
– Ладно, если кратко, то мы с вами приостанавливаем прием препаратов.
Что?! Том с трудом осознает услышанное и даже не пытается понять, хорошо это или плохо сейчас, перестать глотать сучьи таблетки. Может, все стало настолько плохо, что его просто отправят домой умирать?
– Беру свои слова обратно, – проглатывает он горечь во рту, – мне нужно длинное объяснение.
– То-то же, – снисходительно кивает Жасмин. – Начнем с вашей прошлой прогрессии опухоли. Как мы и проговаривали, она оказалась ложной. Помните, мы обсуждали, что такой побочный эффект возможен при иммунотерапии?
– Помню. То есть опухоль не растет?
– Нет. Мы даже видим небольшое ее уменьшение, но оно незначительно, и пока речь идет только о…
– Стабилизации, – со вздохом заканчивает Том.
Уебищное слово. Бороться, стабилизация, афатиниб, поддерживающие действия. Эти слова вызывают у него приступ агрессии, который с каждой неделей все сложнее подавлять. Вот теперь снова та же хуйня.
– Именно. Это, конечно, не тот результат, на который мы с вами рассчитываем, – голос Жасмин смягчается, – но он показывает, что наше лечение имеет свое действие. Как минимум мы остановили прогрессию опухоли, что позволяет нам выиграть время.
– На что?
– На перерыв. Вы уже шесть месяцев принимаете афатиниб, из них три – в увеличенной дозе. Если мы продолжим, у вас может развиться резистентность, а альтернативы афатинибу у нас с вами практически нет. Поэтому в ближайшие три месяца нам нужно проводить поддерживающие действия. – Очередной комок агрессии в горле приходится молча проглотить. – И мы будем внимательно отсматривать изменения в опухоли, потому что прекращение приема препаратов несет риски.
– Ладно, – пытается переварить Том. – То есть никаких таблеток и капельниц?
– Не совсем так. Мы с вами приостанавливаем иммунотерапию и таргетную терапию. Это позволит организму отдохнуть. Но все же некоторые препараты вы продолжите принимать. Просто они будут поддерживающими.
– Это точно не значит, что я безнадежен и умираю?
– Извините? – хмурится Жасмин. – Нет, это не значит, что вы безнадежны. Далее: мы с вами несколько пересмотрим график визитов – без приема препаратов приезжать так часто не нужно. Но ежемесячные снимки и анализы все еще необходимы.
Они еще обсуждают некоторые моменты, но Том плохо воспринимает разговор: в голове попеременно звучат то паника, то радость, и непонятно, что из этого громче. Жизнь без таблеток: он уже и не помнит, как это – не блевать по утрам. Может, у него появятся силы хоть на что-то? И туман из головы уйдет. И еще он перестанет опаздывать на работу и изводить Кэтрин своими проблемами.
С другой стороны, опухоль никуда не делась. Жасмин несколько раз настойчиво повторяет, что нужно за ней следить. Том готов приезжать на МРТ хоть каждый день – этот стук все равно похож на бит какой-то из любимых песен Кэтрин. Жаль только, пританцовывать нельзя. Но это не выздоровление. Третья стадия рака так и остается третьей, хотя он полгода душит
